Рикс, встревоженный приходом Логана, наудачу вытащил из коробки пару книг. Там же лежала пачка старых писем, перехваченная резинкой, ее он тоже прихватил. Затем просмотрел снимки, которые Логан положил на стол.

Это были фотографии Лоджии не только снаружи, но и внутри: гигантские комнаты, обставленные громоздкой, обитой кожей или мехом мебелью и украшенные старинными гобеленами. Везде доспехи, охотничьи трофеи, огромные хрустальные люстры. На обороте фотографий выцветшими чернилами были написаны названия помещений: «Салон для гостей», «Комната для завтрака», «Гостиная второго этажа» и «Главная галерея». «Морская комната» была заполнена моделями судов, корабельными штурвалами, якорями и прочей мореходной утварью. В «Арктической комнате» стояло в угрожающей позе чучело белого медведя, а с потолка свисали декоративные сосульки. На стенах сумрачной «Оружейной комнаты» висели сотни пистолетов и ружей — образцы производимого Эшерами оружия, а в центре стояло чучело бизона.

Рикс взял в руки сильно помятую и выцветшую фотографию, на которой была маленькая девочка, сидящая за огромным белым роялем. Ее пальцы застыли на клавиатуре, а улыбающееся лицо смотрело в объектив. На девчушке было кружевное платье с длинными рукавами, а ее ножки в остроносых ботинках нажимали на педали рояля. У нее были длинные темные волосы и красивые миндалевидные глаза, выдающие ее восточное происхождение. Ее прекрасное лицо, казалось, было высечено из слоновой кости. На обороте четкими, почти печатными буквами значилось просто: «Мой ангел». Рикс знал, что это Шанн Эшер, дочь Арама от его жены, уроженки Востока.

Но следующая фотография заинтересовала Рикса еще больше.

На ней Эрик сидел в покрытом густым белым мехом кресле. К нему была прислонена черная трость. Эрик взирал на камеру, как король на члена палаты общин. На его левом колене сидел мальчик четырех или пяти лет, одетый в темный костюм с маленьким галстуком в полоску. У ребенка были светлые волнистые волосы. Он радостно улыбался и тянулся к объективу.

Позади Эрика стояла высокая светловолосая женщина с красивым, но напряженным лицом. Ее глаза были темными и загадочными, словно таили какую-то печаль. Высокую прическу удерживала тиара с бриллиантами. На руках у нее сидел младенец, которому, вероятно, было не больше года.

Рикс перевернул фотографию. На обороте неровным почерком Эрика было написано: «Уолен и Симмс. Август 1923 года».

«Боже мой, — подумал Рикс. У мальчика были глаза его отца, а копна волнистых волос лучилась светом и здоровьем. — Но кто такой Симмс? Младенец на руках у женщины? А женщина? Нора Сент-Клер-Эшер, баюкающая второго ребенка?

Имя Симмс можно трактовать двояко — мальчик это или девочка?»

Рикс встретил это имя в первый раз. Неужели на фотографии родной брат Уолена? Рикс всегда думал, что Уолен — единственный ребенок в семье. Что случилось с этим младенцем и почему Уолен никогда не упоминал про Симмса?

Взгляд Норы Эшер, если, конечно, это была она, буквально пронзал его. Она была красивой, как Рикс себе и представлял, но в ее лице была какая-то безучастность, безжизненность.

Рассеянный взгляд Эрика отражал праздную, самодовольную скуку.

Рикс сунул фотографии в одну из книг. Он хотел разузнать о Симмсе побольше. Возможно ли, что у него есть живой дядя или тетя, а он даже не слышал об этом?

Количество вопросов без ответов множилось, и Рикс вдруг осознал, какой необъятный материал ему предстоит разобрать и разложить по полочкам. Он должен увидеть рукопись Дунстана!

Рикс выключил свет и вышел из библиотеки, заперев за собой дверь. В тиши своей спальни он всмотрелся в радостное отцовское лицо на фотографии и испытал такое потрясение, что к горлу подступил комок. Оказывается, Уолен Эшер был человеком, а когда-то даже улыбающимся ребенком, и не знал, какое будущее его ждет. Что превратило его в разлагающегося монстра, который лежит наверху? Просто течение времени или нечто иное?

Когда Рикс в конце концов заснул — беспокойно, постоянно вздрагивая от воя сквозняка, — он увидел сон.

Рикс снова заблудился в коридорах Лоджии, где гулял ветер. Он чувствовал ее тяжесть — как будто огромный кулак был занесен над ним для удара. Впереди во мраке находилась единственная закрытая дверь, и, когда Рикс приблизился к ней, он обнаружил серебряный круг, на котором была выгравирована ревущая пасть льва. Он видел, как его рука вытянулась и схватилась за этот круг, оказавшийся вдруг обжигающе холодным. Круг начал уменьшаться в размерах.

Дверь распахнулась. Внутри, как жуткий маятник, качался скелет с кровавыми глазницами, отсвечивающий красным. Весь пол заливала кровь, она струилась широкими ручьями. Рикс отпрянул и попытался закричать, но голос ему не повиновался. Он чувствовал, как кто-то приближается к нему из коридора — большой, темный и жуткий — и бежит невероятно быстро.

И тут, оттолкнув пластмассовые кости в сторону, с садистской ухмылкой на лице в дверях появился Бун.

— Я подловил тебя, Рикси! — прокаркал он. — Да ты, никак, обмочился!

Рикс сел в потемках. Он был у себя в комнате, лицо было мокрым от пота, он весь дрожал. В окно стучал бушующий ветер. Рикс встал с кровати, приготовившись выдержать приступ.

Шум ветра изменился, и Риксу показалось, что он слышит, как его зовут по имени. Тихим шепотом, как родитель осторожно окликает своего ребенка. Затем все смолкло. Рикс посмотрел в окно, туда, где в кромешной тьме стояла Лоджия.

«Десять миллиардов долларов, — раздался голос в его голове. — Это же просто немыслимые деньги».

Он задрожал. Голова болела, но приступа не последовало. «Мне становится лучше», — подумал он.

«Десять миллиардов долларов».

Убедившись, что приступа не будет, Рикс вернулся в постель и на этот раз заснул крепко, без сновидений.

Часть 4

Король Горы

Участь Эшеров - i_001.jpg

Глава 19

Король Горы проснулся, как только почувствовал, что всходит солнце.

Он не имел ни малейшего представления о времени, которое словно остановилось много лет назад, и с тех пор каждый час походил на другой. Настоящее разрушало прошлое, будущее ломало настоящее. Он лишь знал, что злой промозглый ветер стихал до едва слышного шепота, что солнце поднималось над горами на востоке и что золотые лучи солнца пахли спелой земляникой.

Он лег спать на матрас, заваленный лохмотьями и газетами, как был в длинном черном пальто с дырами и ботинках на каучуковой подошве. Так что когда Король Горы поднялся с помощью своего сучковатого орехового посоха, ему не нужно было снова одеваться. В его рыжевато-седой нечесаной бороде застряли веточки, а остатки некогда прекрасной шевелюры сиротливо топорщились на голове. Вокруг, среди руин, когда-то бывших строением с грубыми каменными стенами, царил полнейший хаос. Здесь были навалены кучи консервных банок и бутылок, валялись обломки стиральной машины, трансмиссия от грузовика, клубок бечевки величиной с баскетбольный мяч, разбросанные журналы и газеты. Сухие листья, слетевшие сюда через зияющие дыры в дощатой крыше, шелестели под ногами старика, пересекавшего комнату.

Он подошел к окну — всего их в этой хибарке было два, оба без стекол — и подставил лицо солнцу.

Это лицо от высокого лба до острого выступающего подбородка покрывала густая сеть шрамов. Правый глаз отсутствовал, на его месте зияла темная морщинистая впадина. Левый глаз покрывала тонкая серая пленка, отчего он видел как сквозь туман. Правое ухо представляло собой обрубок. Несмотря на то что старик был истощен и ходил с опущенной головой, в его лице все еще была решительность, которая заставляла тех, кто приходил к нему — не с пустыми руками, а с консервами, бутылками или бечевкой для его коллекции, — первыми отводить глаза. Те, кто знал его как Короля Горы, поднимались сюда, на вершину Бриатопа, чтобы задать вопрос, выслушать совет или просто прикоснуться к нему. Тем, кто жил на горе, было хорошо известно, что старик, который, по слухам, живет на вершине Бриатопа уже более ста лет, может с точностью до дождинки предсказать погоду, заглянуть в душу человека и очистить ее от всего плохого, дать совет, поначалу казался бредом сумасшедшего, но позже удивлял своей правильностью. Он предвидел рождения и смерти, урожаи и неурожаи; он мог даже сказать, кому приглянулась соседская жена или муж. За все это он просил лишь консервы — больше всего любил бобы — и пиво, предпочтительно «Буффало рок». В обмен на моток бечевки можно было получить бессвязный прогноз погоды или описание того, как спрашивающий закончит свою жизнь на скользкой горной дороге.