Она была распахнута настежь.

Но он же видел, как Бун закрывал дверь. Порывистый ветер кружил на ступеньках листья, которые засасывало в глотку Лоджии.

Он сидел, тупо глядя на открытую дверь. «Приглашение, — неожиданно подумал он. — Она хочет, чтобы я подошел ближе».

Рикс нервно рассмеялся, но не отвел взгляд от входа.

Потом заставил себя выйти из машины. Первый и второй шаги дались без труда, но на третьем ноги у Рикса стали ватными.

Темнота за дверью не была полной. В полумраке проступали очертания мебели и фиолетово-золотой ковер на усыпанном листьями полу. В тени стояли фигуры, они, казалось, наблюдали за ним.

«Слушай, — издевательски говорил Бун, — представь себя одним из героев этих твоих книжек».

Рикс взобрался на последние четыре ступеньки. Он стоял на пороге Лоджии в первый раз за двадцать с лишним лет, и все у него внутри, казалось, медленно переворачивается.

В ночных кошмарах Лоджия представала пыльным и ужасно мрачным, даже зловещим местом. То, что он видел сейчас, его изумило.

Перед ним было красивое фойе, примерно в два раза больше, чем гостиная Гейтхауза. Из белых мраморных стен торчала дюжина медных человеческих рук в натуральную величину, предлагавших повесить на себя пальто и шляпы. Он понял, что наблюдавшие за ним фигуры были статуями фавнов и херувимов, которые неподвижно смотрели на дверь глазами, сделанными из рубинов, изумрудов и сапфиров. С потолка свисала огромная люстра с блестящими хрустальными шарами.

За фойе несколько ступенек вели вниз, в приемную, где пол был выложен черной и белой мраморной плиткой. В центре располагался фонтан, сейчас пустой, где на камни опирались бронзовые статуи морских созданий. Остальная часть дома была окутана мраком.

Рикс забыл о великолепии внутреннего убранства Лоджии. Одни лишь статуи в фойе, похоже, стоят баснословных денег! А вручную инкрустированная мраморная облицовка, а медные руки-вешалки на стенах! Все это приводило чувства в смятение.

Он представил себе, как выглядела Лоджия, вся залитая светом, во время приемов Эрика. Из фонтана, возможно, било шампанское, и гости погружали туда свои бокалы. Он почувствовал ароматы прошлого: розы, превосходный кентуккийский бурбон, гаванские сигары, факелы. Из глубин Лоджии словно доносилось эхо голосов другого мира: тихий женский смех, хор мужчин, распевающих в пьяном веселье похабную песенку, деловой разговор в приглушенных тонах, громовой бас, требующий еще шампанского. И все это изменилось, перешло во вкрадчивый искушающий шепот:

— Рикс…

Он почувствовал этот голос внутри себя. Кругом вился ветер, холодными пальцами ласкал его лицо.

— Рикс…

На полу фойе плясали листья. Ветер усилился и попытался втянуть его за порог. Глаза статуй нацелились на него.

К нему тянулись медные руки.

— Рикс…

— Нет, — услышал он свой голос, идущий словно из-под воды.

Он вцепился в огромную дверную ручку из бронзы, чтобы закрыть дверь. Но она была тяжелой и как будто сопротивлялась. Пока Рикс тянул за ручку, он как будто заметил рядом с мраморным фонтаном какое-то шевеление — медленное, плавное движение, похожее на перемещение зверя.

А затем дверь гулко захлопнулась.

Он резко повернулся, спустился с лестницы и скользнул за руль «тандерберда». Его била дрожь, желудок свело от страха.

«С кем я говорил? — спрашивал себя Рикс. — Кто там пытался заманить меня?»

Если у Лоджии и есть голос, то он порожден воображением Рикса и ветром, гуляющим по длинным коридорам и пустым залам.

Он завел машину, но не смог удержаться, чтобы не посмотреть на Лоджию снова.

Входная дверь была растворена настежь.

Он включил передачу и быстро поехал назад к мосту.

Рикс, войдя в гостиную Гейтхауза, подошел к графину, чтобы налить себе чего-нибудь покрепче. Наполняя бурбоном стакан, он услышал голос матери:

— Где ты был?

Он повернулся на голос. Маргарет сидела в кресле перед камином. На ней было белое платье, на шее бриллиантовое ожерелье. Рикс наполнил стакан и сделал большой глоток.

— Где ты был? — снова спросила она. — Уезжал из поместья?

— Я катался.

— Где катался?

— Да так, по разным местам. Кто приехал к папе?

— Генерал Маквайр и мистер Меридит. Не уходи от ответа. Мне не очень нравятся твои внезапные исчезновения.

— Хорошо. — Он пожал плечами, пытаясь придумать объяснение, которое бы ее успокоило. — Я ездил в Эшвилл, чтобы встретиться со своим знакомым по колледжу. Затем подъехал к Лоджии. — Когда он снова поднес стакан ко рту, его руки дрожали. То, что недавно случилось с ним в Лоджии, сейчас казалось смутным и странным, как полузабытый сон. Он был взвинченным и раздраженным; перед глазами стояла открытая дверь, за которой была прекрасная Лоджия. — Где Кэт? — Он заметил, что ее розовый «мазерати» в гараже отсутствовал.

— Тоже поехала в Эшвилл. Она иногда ужинает с друзьями.

— Значит, для нее это нормально, а для меня нет. Так?

— Я не понимаю твоих отъездов и приездов, — сказала мать, пристально наблюдая за ним. — Ты говоришь, что побывал рядом с Лоджией. Зачем?

— Боже! Что это, допрос? Да, я подъезжал к Лоджии. Без всяких особых причин. Кстати, я видел там Буна. Он шастал внутри с фонарем.

Маргарет повернулась к огоньку, который мерцал в камине.

— Бун любит Лоджию, — сказала она. — Говорил об этом сотни раз. Он заходит внутрь, чтобы погулять по коридорам.

Но я предупреждала его… чтобы не слишком доверял ей.

Рикс допил вино и отставил бокал.

— Не доверять? Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду то, что сказала, — ровно ответила Маргарет. — Я предупреждала его, что в один прекрасный день…

Лоджия не позволит выйти обратно.

— Лоджия — неодушевленный предмет, — сказал Рикс, но вспомнил воображаемые ароматы, звуки, слабый шепот, которым кто-то окликал его по имени, и темный силуэт, движущийся рядом с фонтаном.

«Что бы случилось, — подумал он, — если бы я прошел в Лоджию? Захлопнулась бы за мною дверь? Удлинились бы комнаты, невероятным образом изменив при этом форму, как это произошло, когда я был ребенком?»

Мгновение Маргарет сидела так, будто не слышала его, а затем тихо сказала:

— Я тоже любила Лоджию. Мы с Уоленом жили там, когда умирал Эрик. Это было ужасное время, но тем не менее… я думала, что Лоджия — самое прекрасное место на земле.

Уолен предостерегал, чтобы я не ходила одна по Лоджии, но я была глупой, упрямой девчонкой. И решила изучить ее сама.

Я переходила из одной великолепной комнаты в другую, шла по коридорам, протянувшимся, казалось, на многие мили…

Я поднималась и спускалась по лестницам, которых никогда не видела и до того, и после. — Она перевела взгляд с огня на Рикса. — Я потерялась на десять часов, и мне никогда в жизни не было так страшно. Тебе, наверное, тоже было страшно бродить там в темноте. Если бы Эдвин не нашел тебя… могло бы случиться бог знает что.

— Чудо, что я не сломал себе шею на какой-нибудь лестнице, — сказал Рикс.

— Не только это… — Она сделала паузу, как будто решала, продолжать или нет. Когда снова заговорила, ее голос звучал гораздо тише. — Эрик без устали надстраивал Лоджию.

Работа остановилась не потому, что была закончена, а потому, что рабочие ее не завершили.

— Вот как? Он им мало платил?

— Нет, платил он прекрасно, — сказала Маргарет. — Втрое против обещанного. По словам Уолена, они бросили работу, потому что испугались. За день до того, как мы с Уоленом поженились, в Лоджию вошли тридцать рабочих, а вышли двадцать восемь. Двое… исчезли. Они так и не вышли. Я всегда считала, что Лоджия каким-то образом не дала им уйти.

Рикс никогда не слышал, чтобы его мать так говорила о Лоджии Эшеров. Он был встревожен и заинтригован.

— Почему вы с папой после смерти Эрика решили покинуть Лоджию?

— Потому что она слишком велика. И мне нипочем не избавиться от чувства, что, заблудившись в Лоджии, я… вроде как была ею помилована. К тому же она неустойчива. Я чувствовала, как пол трясся под ногами, а однажды там треснула стена. — Она нервно трогала кольца на своих руках. — Мы заложили окна кирпичами не из-за птиц, Рикс, а потому что постоянно разбивались и вылетали наружу стекла. В течение многих лет. В чем тут дело, я не знаю. Могу лишь сказать… что, пока мы там жили, я боялась гроз. Когда они были особенно сильными и от грома трясся весь дом, я пугалась до смерти. Большинство окон разбилось именно во время грозы.