Бун помедлил, сделав глоток. Затем тихо сказал:
— Мама хочет, чтобы ты приехал домой. Папе стало хуже.
— Какого черта он не ляжет в больницу?
— Ты знаешь, что папа всегда говорил. Эшер не может жить вне Эшерленда. И, глядя на тебя, братец Рикс, я думаю, он прав. Должно быть, что-то есть в воздухе Северной Каролины, раз ты так сильно сдал с тех пор, как ее покинул.
— Мне не нравится имение, мне не нравится Лоджия. Мой дом — в Атланте. Кроме того, у меня есть работа.
— Ты, кажется, сказал, будто закончил очередную книгу.
Но если она не лучше трех предыдущих, никакая доработка ее не спасет.
Рикс мрачно улыбнулся.
— Спасибо, обнадежил.
— Папа умирает, — сказал Бун, и огонек гнева промелькнул в его глазах. — Я делаю для него все, что в моих силах, и все эти годы я старался быть рядом с ним. Но теперь отец желает видеть тебя. Не знаю, почему он так решил, особенно если вспомнить, как ты отвернулся от семьи. Должно быть, хочет, чтобы ты был рядом, когда он будет умирать.
— Тогда, если я не приеду, — ровно ответил Рикс, — может быть, он и не умрет? Что, если отец встанет с кровати и опять займется лазерными пушками и бактериологическим оружием?
— О боже! — Рассердившись, Бун вскочил со своего места. — Не надо разыгрывать передо мной святошу, Рикс! Этот бизнес подарил тебе лучшее поместье в стране, накормил тебя, одел и послал учиться в самую престижную бизнес-школу Америки! Толку из этого, правда, не вышло. И никто не говорит, что ты непременно должен будешь идти в Лоджию, если приедешь. Ты ведь всегда безумно боялся Лоджии. Когда ты там заблудился и Эдвин вытащил тебя оттуда, твое лицо напоминало зеленый сыр… — Бун осекся — ему вдруг показалось, что Рикс сейчас бросится на него через стол.
— Мне помнится нечто иное, — с напряжением в голосе сказал Рикс.
Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Рикс вспомнил сцену из своего детства. Брат обхватил его сзади и повалил ничком на землю, придавив коленом так, что лицо Рикса погрузилось в грязь Эшерленда и стало трудно дышать. Он еще и издевался: «Подъем, Рикси, что же ты не встаешь, а, Рикси?»
— Хорошо. — Бун достал из внутреннего кармана пиджака авиабилет первого класса до Эшвилла и бросил его на стол. — Я повидал тебя и сообщил все, что должен был сказать. Это от мамы. Она думала, что, быть может, у тебя осталась хоть капля жалости и ты навестишь папу на смертном одре. Если нет, пусть останется на память. — Он подошел к двери, затем обернулся. — Да катись ты в свою Атланту, Рикси. Возвращайся в выдуманный мир. Черт, да ты и сам уже выглядишь как выходец из могилы. Скажу маме, чтобы не ждала тебя. — Он вышел из номера и закрыл за собой дверь. Его кожаные ботинки заскрипели в коридоре.
Рикс сидел, уставившись на скелет. Тот усмехался ему как старый друг, как знакомый по многочисленным фильмам ужасов. Символ смерти. Скелет в шкафу. Кости, спрятанные под полом. Череп в шляпной картонке. Мертвая рука, тянущаяся из-под кровати. Кости, лезущие из могилы.
«Мой отец умирает, — думал Рикс. — Нет, нет. Уолен Эшер слишком упрям, чтобы сдаться смерти. Они с ней закадычные друзья. Они заключили джентльменское соглашение. Его дело давало смерти пищу — зачем же кусать руку дающего?»
Рикс взял авиабилет. Он был на завтрашний дневной рейс. Уолен умирает? Он знал, что здоровье отца за последние шесть месяцев ухудшилось, но смерть? Рикс сидел в оцепенении, не зная, плакать или смеяться. Он никогда не ладил с отцом, они на протяжении многих лет были друг другу чужие. Уолен Эшер назначал своим детям определенное время для встречи и держал их на коротком поводке. Такой он был человек. Рикс как-то нагрубил ему, заслужив неиссякаемую ненависть.
Он не был уверен в том, что любил отца. Он сомневался, знает ли вообще, что такое любовь.
Рикс знал, что Бун всегда был очень охоч до розыгрышей.
— Папа не умирает, — сказал он скелету. — Это просто выдумка, чтобы заманить меня обратно.
Пластиковые костяшки нагло блеснули, но промолчали. Глядя на них, он вспомнил скелет, болтавшийся под ухом шофера. По спине пробежали мурашки, и пришлось позвать горничную, чтобы убрали скелет. Рикс не мог заставить себя притронуться к нему.
Потом он позвонил в Эшерленд.
За четыре тысячи миль от него служанка ответила: «Резиденция Эшеров».
— Позовите Эдвина Бодейна. Скажите ему, что это Рикс.
— Да, сэр. Одну минуту, сэр.
Рикс ждал. Сейчас он чувствовал себя лучше. Он справился с приступом. Предыдущий случился неделю назад дома, в Атланте, посреди ночи, когда Рикс слушал пластинку из своей коллекции джазовой музыки. После того как приступ прошел, он разбил пластинку вдребезги, думая, что спровоцировать обострение болезни могла музыка. Рикс где-то читал, что определенные сочетания аккордов, тонов и вибраций могут оказывать сильное воздействие на человеческий организм.
Он знал, что эти приступы — симптом состояния, названного в нескольких медицинских журналах недугом Эшеров.
Лекарств не было. Если отец умирает, значит, недуг Эшеров дошел до последней, смертельной стадии.
— Мастер Рикс! — сказал теплый, добродушный и слегка скрипучий голос в Северной Каролине. — Где вы?
— В Нью-Йорке, в «Де Пейзере».
Голос Эдвина наградил Рикса приятными воспоминаниями. Он представил высокого мужчину в ливрее дома Эшеров — серая куртка и темно-синие брюки стакими острыми складками, что можно порезаться. Рикс всегда чувствовал себя ближе к Эдвину и Кэсс Бодейнам, чем к собственным родителям.
— Желаете ли вы поговорить с…
— Нет. Ни с кем другим я говорить не хочу. Эдвин, у меня только что был Бун. Он сказал, что папе плохо. Так ли это?
— Здоровье вашего отца быстро ухудшается, — сказал Эдвин. — Я уверен, Бун объяснил вам, как сильно ваша матушка хочет, чтобы вы вернулись домой.
— Я не хочу возвращаться, и ты знаешь почему.
Возникла пауза. Затем Эдвин произнес:
— Мистер Эшер спрашивает о вас каждый день. — Он понизил голос. — Я хочу, чтобы вы вернулись. Вы нужны ему.
Рикс не смог подавить натянутый, нервозный смешок.
— До этого он во мне никогда не нуждался!
— Нет. Вы не правы. Ваш отец всегда нуждался в вас, а сейчас — больше, чем когда-либо.
Правда дошла до Рикса прежде, чем он смог от нее спрятаться: патриарх могущественного клана Эшеров и, возможно, самый богатый человек Америки лежит на смертном одре.
Несмотря на то что его чувства к отцу были очень сложными, Рикс знал, что должен его навестить. Он попросил Эдвина встретить его в аэропорту и быстро повесил трубку, чтобы не передумать. «В Эшерленде я пробуду несколько дней, не больше, — сказал он себе. — Затем вернусь в Атланту и приведу свою жизнь в порядок, найду какой-нибудь сюжет и приступлю к работе, чтобы окончательно не загубить карьеру».
В комнату вошел присланный для уборки испанец с мешками под глазами. Он ожидал увидеть очередную мертвую крысу и с облегчением услышал распоряжение убрать пластиковый скелет.
Рикс лег и попытался заснуть. В его сознании промелькнули картины Эшерленда: темные леса, где в подлеске, говорят, рыщут кошмарные твари; горы, смутной громадой темнеющие на оранжевой полосе неба; серые знамена облаков, венчающие верхушки гор, и Лоджия — непременно появляется Лоджия — огромная, темная и тихая, как могила, хранящая свои секреты.
Скелет с кровоточащими глазницами медленно вплыл в его сознание, и он сел, озаренный мрачным светом.
Давняя идея вновь захватила его. Это была та самая идея, ради которой он ездил в Уэльс, рылся в генеалогической литературе от Нью-Йорка до Атланты в поисках упоминаний об Эшерах в полузабытых записях. Иногда ему казалось, что все получится, если он действительно того захочет, иногда — что тут чертовски много работы и все впустую.
«Может, теперь время пришло», — сказал он себе.
Да. Ему определенно нужна тема, и он в любом случае возвращается в Эшерленд. По его губам пробежала улыбка; казалось, он услышал гневный крик Уолена, раздавшийся за четыре тысячи миль.