«Иди сюда, тигренок. Ко мне».

«Радомир? Это точно вы?»

«Прислушайся, и ты меня почувствуешь. Быстрее, нам нельзя здесь задерживаться».

Он возникает ниоткуда, берет меня за руку, и мы бежим так быстро, что все вокруг мелькает, сливается, толком и не разглядишь. Тонкие черные твари устремляются нам вслед, как трава на ветру, тянут руки-отростки, но не успевают схватить. Черно-красная ночь сменяется зеленью потустороннего леса, синевой воды с призрачными светящимися рыбами. Ослепительный день хаоса. Свет. Пустота.

— Слава богам, она дышит! Иванка, ты слышишь меня?

Голос Ружены. Я открыла глаза и увидела ее встревоженное, усталое лицо. Черт. Сколько же сил я у нее забрала? Она такая бледная, аж до синевы, и под глазами круги… Я села и обняла ее.

— Спасибо, — вокруг снова бушевал шторм, и мне пришлось чуть ли не кричать ей в ухо. — За все.

— Что ты, я так рада, что смогла помочь, — ответила она. — У нас получилось, Иванка!

Я огляделась. Буря не прекратилась, но была уже не такой сильной, как раньше. Небо равномерно затягивали тучи, никаких неестественно-ровных просветов. Сокол сидел рядом, сосредоточенный, с прямой спиной. Огромное напряжение, предельная концентрация магических сил чувствовались, даже если не прислушиваться. Он еще не закончил, но с такой бурей наверняка справится.

— Кажется, — сказала я, глядя в ее радостное лицо. — Глаз бури исчез, вроде бы… Эй, ты в порядке?

Она закрыла глаза и потеряла сознание.

33

Буря слабела, но с нею слабел и Сокол. Вместе с Руженой, которая пришла в себя после недолгого обморока, так меня напугавшего, мы смотрели, как он сидел неподвижно и боролся со стихией изо всех своих сил. Мы чувствовали, как его магия, сперва такая мощная, тускнеет, утихает. Видели, как кожа его приобретает пугающий серовато-землистый оттенок, как западают щеки, черты лица становятся резче. Смотреть на это было страшно, но прервать его мы не решались.

Наконец, он свернул свою энергию, как бы втянул в себя то, что осталось. Прерывисто вздохнул и поднял веки. Невольно я вскрикнула и, оттолкнув вцепившуюся в мое плечо Ружену, кинулась к нему. Его глаза казались воспаленными из-за лопнувших сосудов, левый вообще чуть не целиком налился кровью. Зрачки были расширены, словно от боли.

— Не подходи, — хриплым, но решительным голосом велел он, поднимая руку в запрещающем жесте. — Ждите здесь, мне нужно набрать силу. Это ненадолго. Буря почти стихла, вы в безопасности.

— Но…

С видимым трудом Сокол поднялся и выбрался из нашего укрытия, даже не думая меня слушать. Мы с Руженой переглянулись и потихоньку последовали за ним. Отойдя на некоторое расстояние, он улегся плашмя на землю, раскинув руки. Некоторое время ничего не происходило, а потом…

— Иванка, смотри… — прошептала Ружена, — трава под ним. Она же мертвая!

Приглядевшись, я тоже увидела это. Трава под телом Сокола даже не засохла — она стала почти белой, будто ее высосали до оболочки. И это белесое пятно медленно расползалось. Вот в него попала отломанная еще зеленая ветка дерева и рассыпалась в труху, как старый пень. Архимаг вытягивал силу из всего, до чего мог дотянуться, не разбирая источников. Если бы одна из нас сейчас оказалась в зоне действия этой способности… Меня передернуло. Интересно, каково ему сейчас, ведь даже из одного источника усвоить энергию тяжело. Когда мертвая зона достигла ширины в несколько локтей, Сокол закончил и вернулся к нам. Шел он медленно, но вполне уверенно, и лишь бледность выдавала плохое самочувствие.

— Шторм до завтра точно не утихнет, — сказал он, усаживаясь рядом как ни в чем не бывало, — так что сегодня корабль за нами не придет. Заночуем на острове, а завтра поглядим. Вы отдыхайте, я поищу место под лагерь.

— Я с вами, — отозвалась я, поднимаясь. Он покачал головой.

— Нет. Ты останешься с Руженой.

Переведя на нее взгляд, я поняла, что он прав. Выглядела она готовой снова хлопнуться в обморок в любую минуту. Ладно. Это же Сокол. Он не пропадет. Я привалилась спиной к поваленному дереву. Хоть дождь и прекратился, было довольно ветрено, а одежда наша насквозь промокла, даже плащи не спасли. В ожидании наставника я решила немного нас высушить. Из-за усталости даже это давалось с трудом, но к возвращению Сокола я почти справилась. Ружена благодарно стиснула мою ладонь — сил на разговоры у нее не осталось.

Несмотря на протесты моей подруги, в лагерь Сокол нес ее на руках. За время прогулки он усвоил набранную энергию и выглядел заметно бодрее, только глаз так и остался жутко красным. Он нарубил лапника, натянул полог, низкий, чтобы не задувал ветер, и устроил вполне уютное лежбище, при взгляде на которое я поняла, что умру на месте, если не отдохну сейчас же. Но Сокол об отдыхе не думал — напоив Ружену какими-то снадобьями и уложив ее под полог, занялся сбором дров. Оставлять его одного на хозяйстве не хотелось.

— Шла бы ты тоже спать, — сказал Сокол, легонько касаясь моей ауры. — Едва на ногах держишься.

— А вы почему не идете?

— Я собираюсь готовить обед. Вы же проснетесь голодными, как волчата.

— Я почти совсем не устала, — соврала я, — и так взволнована, что дотемна точно не усну. Может, я приготовлю, а вы бы отдохнули?

— Эмм… — он замялся. — Извини, тигренок, но лучше уж я сам. У нас не так много провианта, да и твоя подруга не привыкла к такой… непривычной пище. Не стоит беспокоиться, милая.

Ах он! От возмущения запылали щеки. Да, я не лучший повар в королевстве, но он же сам не так давно говорил, что у меня вполне съедобно получается! Хотя… признаться честно, есть мою стряпню можно только очень сильно оголодав, да и то если поблизости не найдется лебеды с крапивой. Сокол улыбнулся.

— Иди отдохни. И не вздумай снова со мной спорить, а то я сам усыплю тебя.

Пришлось подчиниться. Я с удовольствием улеглась на расстеленный поверх душистого лапника плащ. Рядом, свернувшись калачиком, спала Ружена — тихо, даже дыхания было почти не слышно. Слушая шум волн и треск ломаемого Соколом хвороста, я заснула и проспала до самого вечера.

Штормило и на следующий день, но заметно меньше. На небе появлялись просветы, ветер стал теплым и не пытался сбить с ног. С утра и до вечера мы восстанавливали силы: ели, спали, валялись на песке, если солнце выглядывало из-за облаков. Облака мы не разгоняли — Сокол запретил. Он говорил, что я выложилась гораздо сильнее, чем самой кажется, и велел пока не применять магию. Впрочем, было неплохо и так. Бояться больше было нечего, делать тоже ничего не нужно, а чувство великолепно выполненной работы, почти что подвига, поднимало настроение и делало усталость приятной.

Корабль прибыл, когда солнце почти скрылось за островом. Небо заметно прояснилось, лишь над горизонтом клубились облака. Белоснежные паруса двухмачтовой шхуны сияли на фоне серого, неспокойного моря, подсвеченные золотистыми лучами. Глядя, как эта красавица подходит к берегу, я чуть не прыгала от восторга. Мы поплывем обратно на чудесном корабле! Разве такое путешествие может сравниться с кошмарным прыжком через портал? Конечно, времени оно займет больше, но я лучше буду неделю наслаждаться плаваньем, чем еще раз переживу несколько отвратительных минут перехода.

Скоро мне удалось разглядеть Дарко, который напряженно смотрел на берег, рискуя вывалиться за борт. Помахала ему рукой, он махнул в ответ. Шхуна причалила, и Дарко приплыл в шлюпке, которую отправили за нами. Он выскочил, едва она коснулась берега, и нерешительно замер, не дойдя пару шагов, переводя взгляд с меня на Сокола.

— Подожди, я сейчас для тебя что-нибудь подыщу, — сказал тот, опускаясь на корточки возле сумки.

Я заметила, что Дарко нездорово бледен, словно вместе с нами бурю века останавливал. Бедняга, наверное, так за нас волновался, что не ел и не спал толком. Шагнула ему навстречу, и он словно сбросил оцепенение, подошел, взял меня за руку.

— С тобой все в порядке? — спросил, оглядев внимательно, тревожно.