Софи ухватилась за сиденье и вздрогнула, когда шипы впились в руку. Она осторожно вытащила увядший букет роз и уставилась на него с нахмуренным лбом. А затем обнаружила в цветах белую карточку. Ей не удалось отвести от нее взгляд, и она прочла, написанные от руки, слова.

А., я всегда буду любить тебя. В.

Эти розы вполне могли предназначаться его матери. Только фразу, я всегда буду любить тебя, матерям не посвящают. Во всяком случае, ее формулируют по-другому. По крайней мере, те мужчины, которых она знала.

Значит, он все-таки не одинокий. Ну, и ладно. Тем не менее, Софи чувствовала себя преданной. Он весь день смотрел на нее и… Дальше-то что? Он лишь сказал, что дома его никто не ждет. Его слова не следовало расценивать, как приглашение. А теперь, соберись, Софи. Ты услышала то, что хотела услышать. И все потому, что ты пребывала в унынии. И в отчаянии. Зачем тебе это нужно? Она невольно зажала уши, но слова эхом отражались в ее голове. Он был вежлив. В конечном счете, это все, что он сделал. Он не давал ей никаких авансов, а просто вел себя как джентльмен. Все ясно, у него нет на нее времени. Хорошие мужчины редко остаются одинокими.

Когда она вернулась, Вито с рассеянным видом сидел на мотоцикле. Увидев ее, он прищурился.

— Ну, что? Нашли?

Она продемонстрировала свою связку и бросила ему ключ от грузовика.

— Под сиденьем.

— Прекрасно, — он слез с мотоцикла. — Софи, я… большое спасибо. Вы нам сегодня очень помогли. Мне хочется, чтобы ваш труд был оплачен. Но я, в конце концов, обещал вам пиццу, — Вито чуть приподнял брови. — Я знаю одно заведение, которое еще открыто. Это на тот случай, если вы захотите получить ее сейчас.

Софи сглотнула. Он не свободен. Но она все еще хотела его. Боже, ну что ты за шлюха? Она заставила себя улыбнуться.

— Если департамент действительно хочет отблагодарить, то пусть подарит мне билет на свободу, а не сажает в тюрьму, когда меня в следующий раз задержат за превышение максимальной скорости.

Лоб Вито покрылся морщинами.

— А я не говорил, что департамент приглашает вас поужинать. Я имел в виду себя, — он глубоко вздохнул. — Прошу вас поужинать со мной.

Софи отчаянным рывком затянула ремень под подбородком. Пожалуйста, не клейся ко мне. Пожалуйста, останься тем хорошим парнем, за которого я тебя принимаю.

— Вы… вы просите меня о свидании?

Замечательно, она даже начала заикаться.

Он серьезно кивнул.

— Да. О свидании, — Вито сделал шаг вперед и одним пальцем приподнимал ее подбородок до тех пор, пока их взгляды не встретились. — Я давно не встречал такого человека, как вы. Будет жаль, если вы навсегда исчезните из моей жизни.

Софи не могла ни шевелиться, ни дышать, она смотрела в его темные глаза, отчаянно желая услышать то, что не могла получить.

Он провел большим пальцем по нижней губе Софи, вызвав у нее тем самым приятный озноб.

— Что вы говорите? — пробормотал Вито мягким, глубоким голосом. — Я поеду за вами до самого дома, а по дороге возьму пиццу. Потом мы сможем немного поболтать.

Вито подошел совсем близко, и Софи знала, сейчас он ее поцелует. И еще, этот поцелуй, наверное, станет самым сногсшибательным моментом ее жизни.

— Итак? — прошептал он, и Софи почувствовала его тепло на своей коже.

Да, да. Эти слова готовы были сорваться с ее языка. Но тут, наконец, включился рассудок, и она услышала эти слова, произнесенные голосом Алана Брюстера. Одумавшись, Софи отскочила назад как раз в тот момент, когда Вито наклонился к ней, чтобы поцеловать.

- Нет! — Софи села на мотоцикл. Она злилась, только не понятно на кого. То ли на него за попытку поцелуя, то ли на себя, что чуть не стала очередной женщиной в его жизни. — Нет, спасибо. Прошу меня извинить…

Вито больше не произнес ни слова, и она с силой ударила по ножному стартеру, заставив сто десять лошадиных сил ожить с громким трубным ревом. Прежде чем выехать на улицу, Софи увидела в зеркало заднего вида, что Вито не двинулся с места. Он стоял неподвижно, как статуя, и смотрел ей вслед.

Воскресенье, 14 января, 23 часа 55 минут

Звонок мобильного выдернул его из глубокого сна. Он с ворчанием схватил телефон и, моргая, посмотрел на дисплей. Харрингтон. Этот самодовольный и заносчивый экс-выскочка.

— Что?

— Это Харрингтон.

Он сел.

— Я знаю. Почему ты мне звонишь посреди ночи?

— Еще даже не двенадцать. Я думал, ты всегда работаешь ночи напролет.

Что правда, то правда, но он совершенно не желал обсуждать этот вопрос с Харрингтоном. К этому идеалисту и его моральному мировоззрению он не испытывал ничего, кроме презрения. У него руки чесались задушить этого типа так же, как он задушил Клэр Рейнольдс. Такое желание пробуждалось в нем каждый раз, когда он слышал брюзжащий голос Харрингтона.

Уже год как Харрингтон пытался ставить ему палки в колеса. Момент смерти Клэр выглядел слишком мрачным и жестоким. Но Ван Зандт разбирался в индустрии и знал, что продается. Сцена, в которой задушили «Клотильду», осталась в Behind Enemy Lines, хотя Харрингтон из-за нее беспрестанно дергался.

Но теперь Харрингтону нечего дергаться. Ван Зандт систематически подталкивал его к уходу, а этот кретин даже не замечал этого.

— Черт возьми, Харрингтон, я так хорошо спал, — из-за Грегори Сандерса, его следующей жертвы. — Скажи мне, что ты хочешь, и я пойду спать дальше.

Повисла долгая пауза.

— Эй! Ты еще там? Если ты меня разбудил просто так, то…

— Я здесь, — ответил Харрингтон. — Джагер хочет, чтобы ты как можно скорее отдал боевые сцены.

Вот оно что. Значит, Джагер, наконец-то, указал ему на дверь. Давно пора.

— Он хочет получить их во вторник, — добавил Харрингтон. — В девять утра.

Появившаяся радость тут же испарилась.

— Во вторник? Он, что, рехнулся?

— Джагер говорил на полном серьезе.

И Харрингтон, по-видимому, тоже. Он говорил так, будто каждое слово тянули из него клещами.

— Он говорит, что ты и так задержал их на месяц.

— Гения нельзя принуждать.

Еще одна пауза. Он, кажется, услышал, как Харрингтон заскрипел зубами.

Было бы очень забавно подвесить этого придурка на цепях.

— Он хочет получить несколько боевых сцен из Inquisitor, чтобы показать их на Pinnacle, — опять пауза. — У нас там площадка.

— На Pinnacle?

Среди производителей видеоигр считалось очень престижным получить площадку на Pinnacle. Фактически это означало реализацию по всей стране, что, в свою очередь, привело бы к расширению его аудитории до нескольких миллионов человек. Это меняло все. Pinnacle ждать не мог. Это реальный срок.

— Если ты меня обманываешь, Харрингтон…

— Нет. Это правда, — в голосе Харрингтона прозвучала растерянность. — Джагер получил приглашение сегодня вечером. Он поручил мне связаться с тобой, чтобы сцены были закончены ко вторнику.

Он только-только приступил к боевым сценам, но как-нибудь справится. До сих пор он все свое время занимался тюрьмой.

— Хорошо. А теперь дай мне поспать.

— Успеешь до вторника? — допытывался Харрингтон.

— Это касается только меня и Ван Зандта, — в его голосе звучало презрение. — Но скажи ему, что я свяжусь с ним до вторника.

И повесил трубку. Этот Харрингтон заслужил, чтобы его выставили пинком под зад. Он не желал двигаться дальше, его мог обойти любой идиот.

Он выбросил Харрингтона из головы и перекинул ногу через край кровати.

Наложив смазку на культю, он подхватил протез и легким движением, которое выработалось за многие годы тренировок, пристегнул его в нужном положении. Встреча с Ван Зандтом ломала весь его график. Ему придется перенести визит к Грегори Сандерсу с утра вторника на поздний вечер. Но в полночь он в любом случае получит свой следующий крик. Он сел за компьютер и написал письмо Сандерсу, в котором сообщил об изменении планов. И поставил подпись с уважением, Э.Мюнх.