— Идём, — коротко бросил Алек.

Почти час мы ходили по лесу, собирая по чуть-чуть всего, что попадало на глаза, и гадая о возможных способах излечения. При этом становилось всё хуже: дыхание утяжелилось, нас начало знобить, пот катился градом. С разных сторон начали выстреливать сигнальные огни, и над лесом залетали изумрудно-зелёные драконы, отлавливая тех, кто уже не был готов продолжать испытание.

— Надо возвращаться, — заметил Алек, и я не стала с ним спорить.

Оказавшись на поляне, мы отыскали свободный варочный стол и стали выложили свои находки в несколько стройных рядов по типу действия. После чего я тяжело опёрлась на него. Соображать уже не было сил, стоять — тоже, но новая симптоматика никак не проявлялась.

— Я сдаюсь, — выдохнул Алек и лёг на траву. — Если ты срочно что-то не придумаешь, то пойду за антидотом.

— Слабак, — бросила я и вновь попыталась сосредоточиться.

Передо мной лежала почти полноценная аптечка фармацевта, недаром этот полигон был выбран для такого рода испытания. Поразительно, насколько широко на таком маленьком пространстве оказалась представлена флора! В другой раз я бы отплясывала здесь от радости собрать столько ценных экспонатов, но сегодня только растерянно переводила взгляд с одной травы на другую, силясь понять, что именно задумали профессора.

— Стелла, ты прости, — проговорил Алек, с трудом поднимаясь на ноги, — но мне жизнь дороже, чем эта чёртова академия.

Пошатываясь, он пошёл в ту сторону, где расположились профессора. Я же облизнула губы, открыла крышку варочного аппарата и включила огонь, чтобы заранее разогреть масло внутри.

— Приветик, — раздался вкрадчивый голос над моим ухом, и я резко развернулась, чуть не врезавшись в грудь дракона. Верхние пуговицы его рубашки были расстёгнуты, открывая вид на ключицы и крепкие грудные мышцы, и я не была уверена, от чего именно у меня закружилась голова: от открывшегося вида или резкого движения.

— Что надо? — буркнула я, вытерла пот со лба и вновь вернулась к своим травам.

Второй из близнецов подошёл к столу и провёл по ним пальцами:

— Двое из твоих соперников уже излечились, а значит, вероятность поступить падает. Пойдёшь за противоядием или предпочтёшь довести себя до комы?

— Пошли вон, — рыкнула я, тряхнув головой — и на стол упало ещё несколько капель пота.

— Эй, магичка, побереги себя, — с какой-то настороженностью произнёс один из них. — Слушай, Эл, я за профессором, не нравится мне это.

Он с какой-то медлительностью, словно не мог оторвать от меня взгляда, отошёл от варочного стола, а потом уже побежал на другой конец поляны.

— Бездна меня раздери, — пробормотал Эл, во все глаза пялясь на меня.

Вновь облизнув губы, которые быстро сохли от учащённого дыхания, я вытащила из своей сумки зеркальце и внимательно осмотрела лицо. Зрелище и в самом деле было не для слабонервных: кожа под глазами впала, почернела, волосы были мокрые от пота и свисали сосульками, кожа бледная, землистая, но самое жуткое — это глаза, зрачки расширились настолько, что не видно было радужку, а белки пожелтели.

— Да это же синдром Эдгара Лорана, — выдохнула я и дрожащими, непослушными руками принялась перебирать травы в поисках редкого корня, который и взяла-то только в надежде незаметно забрать его домой.

Пока я нашла его, разделала и засыпала в варочный аппарат, Ной уже вернулся с профессором и двумя врачами. Те держали наизготовке два шприца.

— Мисс, давайте введём антидот, пока не произошло серьёзных изменений в вашем организме, — сказал профессор, но я махнула рукой, жестом веля им держаться подальше, и от этого движения ещё несколько капель упали с моего лба.

— Эй, прекращай, — испуганно говорил Ной. — Оно того не стоит.

— Не трожь меня! — надрывно крикнула я, и дракон отшатнулся.

Желудок свело таким спазмом, что я, не сдержавшись, взвыла, с трудом взяла со стола несколько цветков белоцвета и, оторвав головки, бросила их в колбу, где уже вовсю шипел корень. Руки не слушались, один цветок упал на траву, и Эл молча подобрал его, чтобы опустить в варочный аппарат.

Пот уже застилал глаза. Я едва успевала его вытирать, запоздало поняв, что у меня сильнейшее обезвоживание, которое только ускоряет течение заболевания.

— Мисс, сейчас же прекращайте и позвольте нам сделать инъекцию. Или придётся сделать это силой.

— Нет! — крикнула я, совсем уже не контролируя себя. — Не троньте меня!

Может ли быть истерия — симптомом? Или дело в том, что боль становилась всё более непереносимой? Ещё три минуты. Три минуты — и противоядие будет готово. Я вытряхнула из сумки всё её содержимое на стол, прямо поверх трав, и не с первого раза поставила нужной стороной песочные часы.

— Всё, берите её, — велел профессор, и один из близнецов схватил меня сзади за плечи.

— Пусти! — крикнула я, но он держал крепко, а у меня уже совсем не было сил…

Я медленно открыла глаза. Мыслей не было. В голове — пусто и тихо, как бывает в детстве солнечным утром выходного дня. Перед глазами мерцают цветные пятна, напоминая собой калейдоскоп, за окном поют птички и журчит ручей…

Стоп. Какой ещё ручей?!

Я резко села, и тут же схватилась за голову, которую пронзила боль, а пятна перед глазами закружились, вызывая тошноту.

— Лежи, — кто-то надавил мне на плечи, заставляя вернуться на подушку. — Тебе тут ещё час под капельницей лежать.

Я развернула голову на звук, но сфокусировать взгляд на человеке не смогла, и прохрипела только:

— Где я? Дайте воды…

Сильная рука приподняла мою голову и поднесла ко рту металлическую трубочку. Я жадно втянула сладковатую воду.

— Ты в полевом госпитале при Академии, — пояснил голос. — Ничего не помнишь?

— Ничего не помню, — сокрушённо признала я, падая обратно.

— Крепко ж тебе по мозгам досталось, — усмехнулся кто-то чуть в стороне. — Упёртая.

— Я бы сказал, упрямая на грани тупости, — добавил тот, что ближе.

— Может, она и про спор не вспомнит?

Я застонала, тут же всё вспомнив и сообразив. Выходит, только что закончилось испытание, которое я с треском провалила, вынудив насильно сделать мне инъекцию антидота. Но ведь почти успела! Почти! Если бы только не довела себя до такого обезвоживания!

И всё это — на глазах подонков-близнецов.

Судя по звуку, кто-то вошёл в помещение, и надо мной появилось новое пятно. Потеребив капельницу, оно произнесло мягким голосом пожилого человека:

— Итак, мисс Грофф, как вы себя чувствуете?

— Паршиво, — призналась я.

— Это хорошо. Куда хуже было бы, если бы вы вообще ничего не чувствовали. Как думаете, в чём заключалась ваша ошибка?

— Если вы намекаете на то, что я должна была сдаться сразу…

— Нет, — прервал меня, судя по всему, кто-то из профессоров. — У вас был шанс пройти испытание. Но вы совершили одну главную ошибку.

Несколько мгновений я смотрела на танец цветных пятен под потолком. Потом медленно вдохнула:

— Первое, что мне нужно было сделать — это обеспечить медленное течение отравления. Поддерживать функции организма, чтобы он как можно дольше боролся с токсином, а у меня появилось время на работу над противоядием. Вторая ошибка — я забыла контролировать внешние проявления болезни, сконцентрировавшись на внутренних ощущениях. Цвет кожи, белков глаз, ногтей и языка — всё это важная часть диагностики.

— Как по учебнику говорите, мисс Грофф. Обидно-то как, могли бы и справиться.

Я прикрыла глаза, утонув в осознавании того, что теперь потеряно всё. Лицензия, образование, наша каморка под крышей. У Ники учёба оплачена на полгода, а после ей самой придётся бросать школу и, возможно, путь наш будет лежать куда-нибудь в провинцию, где и цены ниже, и потребность в простом фармацевте — выше.

— Напугала нас, — проговорил один из братьев. — Я уж думал, ты копыта отбросишь.