А ты появился снова и разбередил старые раны.

  Вискиджек, Калам, Ходунок... все ушли. Почему ты не остался с ними? Почему не мог просто подождать меня?"

  Слезы всё текли по щекам, смачивая бороду. Он почти не видел мертвую траву под ногами.

  "Хватит. Еще одно дельце... они попытаются нас остановить. Должны. А мы должны быть готовы. Нам нужно... мне нужно... стать капитаном, тем, кто в ответе. Тем, кто скажет солдатам, где им умирать".

  Утирая лицо, он медленно встал. - Боги, - пробормотал он. - Сначала Адъюнкт, потом этот. - Вздохнул. - Ладно, назовем плохим днем и забудем. Готов, Скрип? Готов к ним? Лучше бы был.

  Он ушел.

  Даже в облегчении пузыря есть слава, решил Корабб, видя изгибающуюся под привычным углом струю, слыша знакомый, но уникальный звук касания почвы.

  - Не похоже, что тебе нужны обе руки, - заметила сидевшая неподалеку Улыба.

  - Сегодня я даже на тебя смотрю с сочувствием, - отвечал он, заканчивая дело и плюя на руки для чистоты.

  - Сочувствием? Кто я тебе, хромая собака?

  Сидевший у вещмешка Бутыл засмеялся, заслужив от Улыбы мрачный взгляд.

  - Мы идем в какую-то драку, - сказал Корабб, поворачиваясь к солдатам лицом. - Сегодня вы моя семья.

  - Что объясняет сочувствие, - буркнул Корик.

  - Я стану рядом с тобой, Корик-сетиец.

  Улыба фыркнула: - Для чего? Не дать сбежать?

  - Нет. Потому что в этот раз он встанет с нами. Снова будет солдатом.

  Последовал долгий миг молчания; Корик встал и ушел от взвода.

  - В его мозгах угнездился демон, - чуть слышно сказал Каракатица. - Нашептывает и, должно быть, уже с ума свел.

  - А вот и сержант, - воскликнул Корабб. - Время. - Он подошел к вещам, еще раз проверил лямки, подхватил арбалет и, чуть полюбовавшись, привязал к мешку. Пересчитал стрелы, с удовлетворением удостоверившись: их по-прежнему двенадцать.

  - Мешки на плечи, - приказал подошедший Тарр. - Идем на северо-запад.

  - Черт, почти что назад! - бросила Улыба. - Далеко? Если придется увидеть ту пустыню, горло себе перережу.

  - Теперь там большое озеро, - заметил Бутыл.

  Тарр сказал: - Будем там к полудню завтра. Так говорит капитан. Еды брать на два дня, воды столько, сколько унесете.

  Корабб поскреб обросшую челюсть. - Сержант, регуляры тоже готовятся к выходу.

  - Они идут на восток, капрал.

  - А когда встретимся?

  В ответ сержант метнул на него острый взгляд и занялся своими вещами.

  Улыба подобралась к Кораббу. - Нужно было пользоваться дрючком не только для писанья, капрал. А теперь поздно.

  "О. Я въехал. Назад не вернемся". - Тогда мы идем к славе.

  - Дыханье Худа, - буркнула Улыба.

  Однако он успел взглянуть в торопливо опущенное лицо. "Она боится. Она так молода". - А ты, Улыба, тоже станешь рядом.

  Неужели она чуть не бросилась ему на шею? Он не был уверен, однако она спрятала лицо и принялась рыться в вещмешке.

  - Ты отрастила длинные волосы, - сказал он. - И стала почти красивой.

  Каракатица подошел к нему. - Ты действительно не знаешь, Корабб, когда пора заткнуться?

  - Стройся, - велел Тарр. - Мы первые в колонне.

  Каракатица поймал взгляд сержанта и чуть заметно кивнул. Тарр повернулся, глядя туда, где ожидал Скрипач. Капитан выглядел больным; он ответил Тарру непроницаемым взглядом, отвернулся и пошел.

  Путь проведет их через лагерь регулярной пехоты, по центральной, самой широкой улице, между неровных рядов палаток, навесов и шалашей. Сапер глянул было в небо, но тут же отвел глаза: сияющие царапины вроде бы близки как никогда. Они заставляли его нервничать.

  Каракатица махнул рукой, веля солдатам идти следом, и оглянулся, убеждаясь, что Бальзам выводит своих, а за ним пойдет сержант Урб. Потом выйдут остальные: Хеллиан, Смола, Бадан Грук, Впалый Глаз и панцирники (эти пойдут где им захочется).

  Он встал за Курносом - парень имеет обыкновение блуждать, словно забывает, к какому взводу приписан; однако в этот раз он был здесь, трусил, сгибаясь под солидным свертком - кольчуга, оружие, щит. Пехотинец вплел в бороду палец Нархук, и он глухо стучит по груди. Изувеченная рука привязана кожаным ремешком.

   Они проходили, а регуляры собирались по сторонам, словно получили приказ встать в линию и созерцать уходящих в Худом проклятой тишине. Его тревога усилилась. "Ни словечка, словно мы чужаки". Отряд подошел к главному проходу, единственным звуком были их шаги - тупой стук подошв, лязг снаряжения - и Каракатица ощущал растущий гнев. Ему казалось, что они идут сквозь растущую армию призраков. Ни одного юного лица среди зрителей. "Ни кивков, ни даже склоненных голов.

  Но мы ведь на вид такие же старые развалины? Что же они видят? О чем думают?

  Тавора, не завидую вам, что вы ведете таких солдат. Мне их не прочитать? Они понимают? Они сообразили, что происходит?

  Они идут на восток - блокировать посланную за нами армию Ассейлов, купить нам необходимое время. И если не смогут - если не замедлят ублюдков - все будет потеряно. Вся треклятая схема распадется.

  Вы пойдете на бой. И с вами не будет нас - ни прочного кулака тяжелой пехоты, ни узла морпехов. И если вы смотрите как преданные, если вы считаете, что мы вас бросаем... возьми меня Худ..."

  Мысль вдруг прервалась, нараставший гнев куда-то пропал.

  Пехотинцы начали отдавать честь, прижимая кулаки к груди. Вытянулись по струнке, создав два идеально прямых строя.

  Немногие разговоры между морпехами и панцирниками затихли, но давящая тишина стала совсем иной. Каракатица скорее ощутил, нежели услышал, что шаги отряда вошли в ритм; взводы впереди перестраивались по двое - за капитаном шагали Корабб и Тарр, за ними Улыба и Корик, Бутыл и Курнос.

  - А ты у нас без пары, - тихо пробурчал Бальзам, оказавшись рядом.

  - Так отстань.

  - И снова все перемешать? Не могу и вспомнить, когда в последний раз был на параде... нет, просто держи строй, сапер, и молись Худу, чтобы никто не сбился с ноги.

  - Не ожидал.

  - Мне противно. Тошнит. Куда мы бредем?

  - Хватит паники, сержант.

  - И кто ты, солдат, во имя Белого Шакала?

  Каракатица вздохнул. - Просто шагай, сержант. Скоро расслабимся. Обещаю.

  - Получим медали или как?

  "Нет. Кое-что другое. То, чего Адъюнкт не обещала.

  Смотри на регуляров. Они - наши свидетели".

  - Видела это? - спросила Целуй-Сюда.

  Смола нахмурилась, не поворачивая головы. - Ты о чем?

  - Твои видения... ты всё это видела? И то, что будет завтра или послезавтра?

  - У меня не так.

  Сестра вздохнула: - Забавно. Вот я вижу, что будет. До самой точки.

  - Нет. Это просто страх в тебе говорит.

  - Да, ему есть что сказать.

  - Не слушай, Целуйка.

  - Нет. Буду. Расскажи мне о видении будущего и о нас, будущих. Вот мое видение. У тебя девочка за спиной, а мальчик носится вокруг. Мы идем в имперскую школу, они их начали строить еще до нашего ухода. А моя девочка похожа на меня, но дикая, настоящий демон во плоти. Мы утомлены, как бывает со всеми матерями.. Я растолстела. Мы шлепаем недоносков, браним мужей, визжим, как мы устали. Жара, мухи, воняет гнилыми овощами. Муженьки. Когда они починят крышу, вот чего нам хочется знать, если вместо полезного дела лентяи прохлаждаются в тени и ковыряют носы. И если сейчас же...

  - Хватит, Целуйка.

  К удивлению Смолы, сестрица замолчала.