Стерпишь, Улаг? Слышишь ли смех Трелланов? Хохот людей?

  Против грядущего, Улаг, ты беспомощнее лежащего на скале ребенка. Тень орла скользит по залитым слезами глазам, по нежному личику. Ребенок затихает, зная - опасность близка. Но увы, он еще не умеет ползать. А руки матери давно пропали.

  Мы рыдали бы над его участью, Онос Т'оолан. Если бы могли".

  Надежный Щит Буян оторвался от земли, моргая, чтобы избавиться от слез, потрогал рассеченную щеку. - Ладно, - сказал он, сплюнув кровь, - я, наверное, заслужил. По крайней мере, - сверкнул он глазами на Геслера, - ты сейчас так скажешь. Правильно? Скажи, Гес, или помоги встать. Я намерен оторвать тебе голову и швырнуть в ближайшую помойку.

  - Я хотел привлечь внимание, - отвечал Смертный Меч. - С тобой по-хорошему не получается.

  - Тебе откуда знать? Ты ни разу не пытался. За все годы, пока я проклят твоей компанией.

  - Ну, - ответил Геслер, покосившись на топающую мимо массу фурий Че'малле, - так получается, что я нашел решение. Избавлю тебя от проклятия.

  - Ты не можешь сбежать и бросить меня здесь...

  - Нет, я отсылаю тебя.

  - Чего?

  - Я Смертный Меч. Могу делать что-то вроде.

  - Отсылаешь куда?

  - К ней. К тому, что от нее осталось.

  Буян отвернулся, поглядев на юг, на пустую унылую равнину. - Ты ведь всегда меня недолюбливал?

  - Нужно узнать, Буян. Да, я мог бы поехать сам, но ты же Надежный Щит. Там души друзей, висят повсюду словно дурной запах. Неужели ты так и оставишь призраки блуждать, Буян?

  - Но что я, по-твоему, должен с ними сделать?

  - Мне откуда знать. Благословишь, наверное, или еще что-то сделаешь. Что должен.

  Дестриант Келиз ехала назад, к ним. Оказавшись рядом, оглядела каждого по очереди, нахмурилась, видя рассеченную щеку и красный фингал под левым глазом Буяна. Остановила "скакуна" Ве'Гат. - Почему бы вам просто не поговорить? Духи подлые, мужики всюду одинаковы. Что стряслось?

  - Ничего, - ответил Буян. - Я должен удалиться.

  - Удалиться?

  - Временно, - заверил Геслер, снова взбираясь в седло из чешуйчатой кожи и костей - на спину Солдата. - Как чесоточный щенок, он надолго не отвяжется.

  - И куда он поедет?

  - Назад, туда, откуда мы, - сказал Геслер. - К Охотникам за Костями. Их сильно потрепали. Нужно узнать, насколько сильно.

  - Зачем?

  Буян вытаращился на Геслера, тоже ожидая ответа; однако Смертный Меч попросту выругался и пинком послал "скакуна" в движение.

  Едва он отъехал, Келиз настойчиво спросила Буяна: - Ну?

  Тот пожал плечами: - Если впереди трудности, Дестриант, хорошо знать, что творится у союзников.

  Ответ ее встревожил, хотя причин она не понимала. - Тебе нужен эскорт.

  - Нет, не нужен.

  - Нужен, нужен, Щит. Твоему Ве'Гат нужно есть. Я велю Сег'Чероку придать вам трех Охотников К"эл и двух трутней. Когда отправляетесь?

  Он пошел к "скакуну". - Немедля.

  Женщина прошипела какое-то эланское проклятие и послала Ве'Гат вперед.

  Буян ухмылялся, залезая в седло. "Классическая малазанская военная структура в действии. Короткое, яростное обсуждение - и вперед. Мы ждать не любим. А Геслер? Ну, я тебе челюсть сломаю".

  Гриб заметил, как уезжает Буян, и скривился. - Что-то будет.

  Синн фыркнула: - Спасибо. Я только заснула, а ты меня разбудил. Кому нужен этот Буян?

  - Мне.

  - Они почти все мертвы, - заявила она. - Он едет убедиться. Хочешь с ним, Гриб? Желаешь поглядеть на труп Кенеба? И мне ехать с тобой? Смогу узнать, что именно стервятники сделали с братом. Истина у тебя в сердце, Гриб. Ты ее чуешь, как и я. Они мертвы.

  Услышав жестокие слова, Гриб съежился и отвел взор. Ряды К'чайн Че'малле, Солдаты Ве'Гат - массивные вытянутые головы колышутся в едином ритме, шкуры покрылись пылью, заставившей потускнеть алое золото чешуи на шеях и боках. Оружие на перевязях из кожи трутней покачивается и лязгает. Резные шлемы скрывают глаза. "Но у каждого солдата один и тот же взгляд. Видел слишком много, знает, что будет еще хуже.

  Дядя Кенеб, для тебя все кончено. Наконец-то. Ты ведь ничего такого не желал, правда? Жена тебя бросила. Все, что у тебя было - армия, и ты умер вместе с ней. Разве ты желал чего-то иного?"

  Но он же не понимает этих истин. Он молод, не видал жизни. Пытался проникнуть в головы людей вроде Кенеба - тех, у кого за спиной много лет - но не мог. Он может лишь повторять их рассказы. Вихрь. Резня, бегство. "Потерянная любовь, но что я об этом знаю?

  Кенеб, ты ушел. Никогда мне не увидеть твоего лица - негодования, с которым ты иногда на меня смотрел. Но даже тогда я знал: ты меня не бросишь. Просто не сможешь, и я это знал. Именно это я и потерял. Не знаю, как это назвать... но оно ушло, ушло навеки".

  Он глянул на Синн. Глаза ее были закрыты, подбородок опустился на грудь. Тело покачивалось в ритм движениям Ве'Гат. "Твой брат погиб, Синн. А ты просто спишь. Магия все внутри выжгла, так? Ты носишь лицо девушки, кожу девушки - но кем бы ты ни была там, внутри, ты уже не человек. Да?

  И ты хочешь, чтобы я был с тобой.

  Ну, если это означает конец боли, я готов.

  Кенеб, зачем ты меня бросил?"

  За закрытыми глазами разум ее полетел в место пыли и песка, где свет заходящего солнца обратил утесы в пламя. Она знала этот мир. Видела его много раз, ходила по нему. Где-то в туманных далях знакомые лица. Фигурки суетятся на раскаленных рынках Г'данисбана, под босыми ногами прохлада коридора. Потом - ужас, слуги с окровавленными ножами, ночь в дыму и огне. Повсюду в городе кричат, безумно вопят.

  Вваливается в комнату, в прекрасную комнату... это была ее мать? Сестра? Или какая-то гостья? Двое парней из конюшни и горничная - она вечно смеялась, и она смеялась и в тот миг, чуть не по локоть засунув руку в живот матери. Парень не давал истерзанной женщине упасть. Чего бы ни искала смеющаяся девица в животе, явно не находила.

  Расплывающаяся паника, бегство. Второй парень бросается за ней.

  Босые ноги шлепают по камням, слышно хриплое дыхание. Он поймал ее в коридоре и в прохладной тени использовал кое-что, не кулак, чтобы вонзить почти в то же место; его крики показали, что нашел он не то, чего искал - ведь мигом ранее рухнул необычный барьер в голове, магия хлынула, поднимая парня, пока он не оказался неуклюже прижат к аркам потолка. Его глаза выпучились, лицо потемнело; штука между ног съежилась и спряталась, когда черные сосуды начали лопаться в теле.

  Она смотрела вверх, сосредоточившись на выкаченных глазах, видя, как из них тонкими струйками бьет кровь. И давила, давила. Треснули кости, потекли жидкости, кал вывалился ей под ноги, смешиваясь с ее кровью. Парень сплющивался, распластывался по камню, пока не стал казаться зловещим барельефом, едва похожим на человека - тварь из кожи, штукатурки и вонючей жижи.

  Но ведь, подозревала она, он умер раньше.

  Выкарабкивается наружу, сломанная изнутри, как будто он еще в ней и там останется, как будто у нее уже нет себя самой, нет ничего чистого, нетронутого... как угодно...

  Затем, много позже, лицо ассасина, ночь пещер, демонов и убийств. Она видела сон о яде, да, и там были вздувшиеся тела; но ничто не могло ее очистить, как она не старалась.

  Снаружи города, смотрит на растущее пламя. Солдаты умирают. Мир стал ловушкой и все они казались удивленными, хотя она-то всегда знала. Ловушка. Пламя желало ее и она желала пламени; что ж, она пустила его в себя. Выжечь допуста.