"Ты хочешь, чтобы армии сражались под ЭТИМ?"
"Ну, да. И кровать хочет. Как и куры - можешь вообразить весь размах священного трепета, когда они поняли, что Бог хочет их сварить? Ладно, ладно, не ИХ Бог. Хотя как мы можем быть уверены? Багг, тебе поклоняются куры и петухи?"
"В разное время, сир".
"Спасибо. Ты весьма просветил меня".
"Для того и живу, государь. Всегда обращайтесь".
"Теол..."
"Да, Брюс?"
"Я помню твое замечание, что нет благородства в ... э... материи, например, в троне, короне или богатом поместье. Но когда мы говорим о военной службе..."
"Ох, брат, я только это и слышу от тебя! "Не так принято у военных, Теол". "Служивые за это на смерть не пойдут, Теол". "Им не нравится розовый цвет, Теол". Жалкий консерватизм вашей ужасной институции, смею заметить, меня раздражает".
"Не припоминаю разговора о розовом цвете, государь".
"Его и не было, Багг. Я сказал для примера".
"Какой именно пример вы имеете в виду? Мне вновь призвать придворного живописца?"
"Ради Бездны, нет! После несчастья с женой и той хорошенькой стражницей..."
"Бывшей стражницей, сир".
"Неужели? По чьему приказу? Я желаю знать!"
"Вашей супруги, королевы, сир".
"Всюду лезущая корова... ох, не смотри на меня так, любимая - я отозвался о тебе лишь в твоей официальной функции. Ибо, хотя я и негодую на Королеву, любовь к прекрасной моей жене остается неизменной, излучая лучи чистейшего, незапятнанного..."
"Тем хуже, что такого нельзя сказать о той бедной женщине, супруг".
"Я никогда не пятнал ее, ни разу!"
"Теол, ты ВИДЕЛ проклятую картину?"
"Один раз, дражайшая, потом ты сожгла единственную копию. И да, ты права, тот шаловливый пальчик... художник до сего дня пребывает в депрессии..."
"Скорее в ужасе", вставил Багг.
"Теол, насчет Имперского Штандарта".
"Не снова, Брюс. Я думал, мы уже все обсудили. Он чудесен и весьма уместен..."
"Но кто пойдет в атаку под таким?"
"Брюс, если армии придется идти в атаку, дело будет опасным. Так? Если так, где легче всего найти безопасность, нежели под кроватью самого короля?"
"В компании куриц", добавил Багг. "Что ж, государь, это умно".
"Постой", сказала королева. "Что ты имел в виду под "копией"?
"Брюс! Войска в атаку!"
Вспотевший под ярким солнцем брат короля фыркнул. Ах, как он скучает по тем дням. Хаотический дворец Короля Теола кажется таким далеким. Он сощурился на штандарт и улыбнулся.
Прибыла Араникт, натянула поводья. - Принц, мне приятно видеть тебя улыбающимся. Что тебя позабавило?
- Ничего, Атри-Цеда. То есть ничего важного. Нас обнаружили К"чайн Че"малле - тебе не кажется, союзники у нас чрезвычайно пестрые? Ладно. Едем вместе. Я хочу познакомиться с новыми командующими.
Женщина нахмурилась: - Разве они не простые морпехи, сир? Как бы они ни получили такие титулы, едва ли им пристало требовать повиновения от принца, не говоря уже о королеве Болкандо.
- Геслер и Буян далеко не простые малазанские пехотинцы. И я не говорю о новых титулах.
- Не припоминаю, чтобы их встречала.
- Буду рад познакомить тебя.
Они бок о бок следовали за знаменосцем, отстав на двадцать шагов. Копыта коней грохотали, словно земля была полой. - Слышишь, Брюс?
- Мы скачем по дну древнего озера, - сказал он. - Зачастую озеро остается под поверхностью, и я считал, что здесь именно этот случай. Но теперь...
- Вода ушла.
- Да. Ушла.
- А мы можем провалиться?
Он пожал плечами.
- Значит, даже земле под ногами нельзя доверять.
- Извини, Араникт. Я тобой пренебрегал.
- Да, точное слово.
Свободное крыло простерлось за спинами - тридцать уланов Синей Розы в безупречном строю. Брюс подумал о солдате, потерянном "из-за любви, не менее того. Хенар Вигальф идет ныне с Охотниками. Если я послал его на смерть... не думаю, что он проклянет мое имя". - Я плохо умею скорбеть, Араникт. Когда умерли мои родители... что ж, думаю, без Халла и Теола я не пережил бы этого. Куру Кан сказал как-то, что горе относится не к ушедшему, а к тем, кого он бросил за собой. Мы ощущаем прореху в жизни, отверстую рану, и она никогда по-настоящему не закрывается.
- Ты скорбишь по Адъюнкту и ее Охотникам?
- Что же, это лишено смысла? Она... ну... такую женщину трудно любить. Она видит в проявлении человечности некую слабость. Ответственность пожирает ее, потому что она не позволяет себе ничего иного.
- Говорят, у нее была любовница. Умерла, спасая жизнь Таворы.
- Вообрази, какую рану это причинило.
- Никто не желает стать нелюбимым, Брюс. Но если случается так, можно устремиться к иным вещам. Уважению. Даже страху. Возможности пропадают, ты даже не замечаешь их - и наконец понимаешь, что ты такой и другим быть не можешь.
Брюс подумал над ее словами, вздохнул. - Хотел бы я ее полюбить. Найти в ней что-то кроме компетентности и упорства. Что-то...
- Брюс, поэтому ты горюешь? Ты не нашел в Таворе причин, по которым мог бы пойти следом?
Он хмыкнул: - Нужно было поговорить уже давно.
- Ты слишком старался молчать.
- Я закрывался так долго, как мог. Словно умирающий от жажды... Она была спасением? Или простым миражом? - Он покачал головой.
- Мы ведь не повернем назад?
- Нет, не повернем.
- Мы увидим все до конца.
- Да, и я должен прятать неуверенность - от офицеров, от солдат...
- Но не от меня, Брюс.
Он повернулся, чтобы поглядеть ей в лицо, и был потрясен, увидев ползущие по пыльным щекам слезы. - Араникт?
- Не начинай, - сказала она, словно сердясь на себя саму. - Желаешь стать такой, как она? Желаешь, чтобы ответственность пожрала тебя?
- Нет, конечно.
- С тех пор, как мы пошли с Охотниками, что дала тебе Адъюнкт?
- Мало...
- Ничего вообще, - рявкнула она. - Одну тишину. Каждый раз, как ты в чем-то нуждался, она давала тебе тишину. Брюс, ты и сам говоришь все меньше. Не бери на себя чужие горести. Не надо.
Пристыженный принц отвел взор, поглядел вперед. Темное пятно легионов вдалеке, ближе - группа ящеров и людей.
"Когда Хранитель Имен пришел за мной, море стекало с него словно слезы. Но я был мертв. Я ничего не видел. Лишь после возрождения память нашла меня. Вижу беднягу Рулада Сенгара лежащим на залитом кровью полу - кричит, взывает к братьям. Вижу, как они отворачиваются. Вижу свое тело, упавшее около помоста. Вижу короля, безжизненно осевшего на троне.
Могли бы мы оставить его там, неспособного противостоять кукловодам, стремящимся к символам силы? Неужели они так глупы, что не видят абсурда своих амбиций? Жалкую греховность мелких своих схем? Хватайте же мертвые члены тела, двигайте по своей воле.
Я вижу сны - имена тысячи мертвых богов. Произнесу ли я их? В последний раз преломлю перед миром имена павших? Достаточно ли этого, чтобы вернуть память мертвецам? Имя на языке, произнесенное вслух, шепотом или смелым криком - пошевелится ли далекая душа? Найдет ли себя снова?
Произнося имя бога, призываем ли мы его к бытию?"
- Брюс.
- Араникт?
- Ты меня слышал?
- Да, я хочу слышать твои предостережения любимая. Но помни: иногда одиночество - единственное остающееся нам убежище. Одиночество и... тишина.