— И чегой ты на них зуб точишь?

— Зуб? — протянула бабка Таня. — Да ты посмотри, сколько они оттяпали мово огорода! Называется, забор выстроили. Только землю отхватили — и все. У себя-то ни на волосик лишнего не зацепили.

— Да что тебе эти десять сантиметров, — махнула рукой Евдокия. — Все равно скоро не сможешь обрабатывать. А так — гляди, забор хороший имеется.

— На кой леший мне их забор? Мне ён и даром не нужен. Жила я без этого забора и ишшо бы сто лет прожила без него. А земля — это же сколькей грядок отхватили? Ты-то вдоль забора чего нынче насажала?..

Так они сидели и препирались, незаметно переходя от одного к другому, пока не почувствовали глубокое удовлетворение от разговора и не разошлись по домам.

С Оксаной, по которой очень соскучилась, Светлана смогла встретиться только дней через десять после начала занятий.

— Смотри, — сказала Оксана, тряхнув короткой стрижкой, и вынула пятисотенную бумажку.

— Что это? — спросила Светлана.

— Отец прислал. Наверное, тайком от матери. Я готова повесить эту купюру в рамочке на стене, — усмехнувшись, проговорила Оксана, чтобы скрыть момент слабости.

Но Светлана заметила, что подруга отвернулась и глаза ее предательски блеснули. Она ни разу не выказала слабости, пока ощущала сопротивление родителей. Но когда отец смягчился, ей оказалось труднее выдерживать характер.

Светлана дружила с Оксаной с первого класса. Оксана держалась тогда обособленно — они недавно переехали на новое место, и девочка еще не успела завести подруг. Одноклассники над ней посмеивались, потому что она говорила, растягивая слова, что было чудно для Верхнегорска. В результате она замкнулась. И только в доме у Светланы начала оттаивать. Она уже тогда мечтала стать врачом и лечила всех Светиных кукол. И в старших классах девушка не изменила своему решению. О том, что будущая профессия Оксаны вызывает у родителей глухое сопротивление, Света узнала случайно — в тот день, когда они, развернув анатомический атлас, учили названия мышц (Светлане это тоже было нужно — для рисования). Мать Оксаны, остановившись у стола, посмотрела на них с осуждением, покачала головой и заявила, видимо, привычным тоном:

— Господь был против того, чтобы людей резали.

— Хирурги не режут, а оперируют, — вспыхнув, ответила Оксана. Крылья ее носа вздрагивали. — Никакие молитвы не помогут человеку, у которого начался приступ аппендицита. Или тому, у кого развивается рак. Или человеку с гангреной. Возможно, когда- нибудь придумают другие методы, но сейчас помочь может только скальпель.

Мать вздрогнула и перекрестилась:

— Спаси и сохрани.

Родители Оксаны входили в группу верующих, которые называли себя «Апостолами Господа». Церковь они не посещали, а собирались в каком-то доме на окраине городка, молились по каким-то своим тетрадкам, сами читали и толковали Библию. Глава их группы — отец Борис — и его жена Полина не ограничивались толкованием святых книг. Они требовали, чтобы и все семейные вопросы обсуждались совместно. Однажды мать Оксаны оговорилась, что девочка мечтает стать врачом и поехать учиться в Москву. Матушка Полина осудила это решение. Отец Борис поддержал ее и добавил, что не стоит молодой девушке ехать в большой столичный город, где столько соблазнов и разврата. Если уж она так хочет служить страждущим, пусть устраивается няней или санитаркой в местную больницу. С тех пор родители не оставляли Оксану в покое. Как потом узнала Света, все кончилось ультиматумом: ей никто не станет посылать денег, если она пойдет против воли родителей. Оксана перестала спорить с ними, доказывать что-либо. Просто замолчала и больше не участвовала в этих разговорах. А Светлана рассказала обо всем бабушке. Вечером Елена Васильевна поговорила с соседкой Ниной, и та помогла Оксане устроиться на ночные дежурства в своем отделении, чтобы девушка могла сама заработать денег на дорогу и на первое время жизни в Москве. Родители Оксаны успокоились, решив, что дочь последовала их совету. Так и уехала Оксана, не получив родительского благословения. Отец Борис и, главное, матушка Полина усмотрели в том гордыню и настаивали на том, чтобы родители непослушной девицы отдавали деньги в общину, вместо того чтобы отправлять ей на всякие развратные дела. Отец оказался менее стойким и менее последовательным, чем его жена...

Светлана в который раз отметила, насколько несовместимые качества присутствуют в Оксанином характере — решительность и мягкость, твердость и чуткость, хотя, случалось, что она была и слишком безапелляционной. И уж если вбивала себе что-нибудь в голову, ее было трудно переубедить.

— И вот еще, что я хотела тебе рассказать, — спохватилась Оксана. — Передачу «Никто не забыт» я смотрела в больнице! — торжественно произнесла она.

— И что? — недоуменно спросила Светлана.

— К нам поступила больная, жена одного режиссера. Я ухаживаю за ней... И я ей рассказала про тебя и про Елену Васильевну. Она обещала поговорить со своим мужем...

— А кто ее муж?

— Казимир Александрович Сомов! Не знаешь? У него Новый музыкальный театр.

— Ты с ума сошла! — только и смогла проговорить Светлана.

— Это мы еще посмотрим! — вздернув подбородок, заявила Оксана на прощание. — А вот я бы на твоем месте походила к нему на спектакли и посмотрела репертуар театра.

— Кто в вашей группе знает французский язык и кто хочет принять участие в организации выставки работ Муратова, зайдите ко мне, — объявил Евгений Тихонович и удалился в деканат.

— Французский? — обрадовались Алла и Катя. — Значит, выставка за границей? Неужели в Париже? Супер! Ты ведь тоже знаешь французский, — обратились они к Светлане.

— Знаю, — нерешительно протянула она. — Со мной Елена Васильевна занималась, с детства.

— Повезло, значит, поедем вместе, — тормошили ее Катя и Алла. — И с документами, и с визами не надо возиться. Все без тебя будет сделано. Класс!

В аудитории поднялся шум. Кто-то громко сетовал: зачем он учил немецкий, когда надо было идти на французский. Не дав Светлане опомниться, Алла и Катя, подхватив ее под руки, увлекли за собой. В деканате уже стояли Даня и Слава, тоже знавшие французский.

— Ого! Сколько желающих, — вскинул брови Евгений Тихонович. — Не ожидал. Спасибо.

— А где будет выставка? — деловито осведомилась Катя. — В Париже?

— Вам сразу Париж подавай, — усмехнулся Евгений Тихонович. — Нет, поездка значительно скромнее. В Африку. Слыхали про такую страну — Драгомею?

— В Африку-у-у-у, — разочарованно протянула Алла. — Там же... воюют.

— Ну, положим, не все, — засмеялся Евгений Тихонович. — Есть пока еще и тихие места. Иначе мы не стали бы предлагать вам ехать. А вот поработать придется всерьез. Так что настраивайтесь не на отдых, а на рабочий лад.

— А как же занятия? — спросил кто-то.

Евгений Тихонович удивленно вскинул брови:

— Такая поездка даст вам ничуть не меньше, поверьте мне.

Катя и Алла переглянулись и отступили:

— Мы подумаем. Пойдем, Свет.

Но Светлана, увидев, как насмешливо смотрит на них Евгений Тихонович, сжала губы:

— Я поеду.

— Принесите завтра на занятия паспорт, — обращаясь ко всем, — сказал Евгений Тихонович.

На другой день Алла и Катя с жаром принялись доказывать Светлане всю нелепость ее решения.

— Моя мама сказала: ни в коем случае. Там можно подхватить любую заразу. Сплошная антисанитария.

— И мне домашние заявили: только сумасшедший может решиться ехать туда. Они вообще не поняли, зачем надо такому известному художнику ехать в такую дыру? Это все равно что устраивать выставку в какой-нибудь Тынде.

Но Светлана отнесла паспорт Евгению Тихоновичу. У него на столе уже лежал один. Как потом оказалось, Данин. И все. Количество желающих резко сократилось.