Она изо всех сил старалась занять себя, свои мысли чем угодно, только бы не вспоминать того, что случилось в Драгомее. Поэтому она была так благодарна Оксане за эту встречу с Казимиром Александровичем. Разговор с ним действительно заставил ее отвлечься. Иначе... Иначе эти томительно тянущиеся дни слишком напоминали бы безвоздушное пространство. Словно она оказалась под стеклянным колпаком, из которого выкачали воздух.

Светлана с трудом перевела дыхание. Нет! Только Испания. Только Де Фалья. Смерть и Любовь. Странно, что слова Поля тоже как-то связаны с этими двумя словами — с точки зрения Моники и Матиаса.

— Привет, — кивнул Максим, усаживаясь рядом с Андреем. Тот, поджидая друга на стоянке, листал детектив. — Смотри-ка, а здесь почти не похолодало. Я думал уже снег пошел.

— Наверно, мы завезли немного тепла из Драгомеи, — усмехнулся Андрей и вырулил на шоссе, ведущее в город.

Машина неслась мягко и бесшумно — хоть откидывай голову и засыпай. Но Максим не мог расслабиться и погрузиться в дремоту.

— Ну как? — спросил он у Андрея, который словно нарочно молчал.

Тот покосился и хотел пошутить, но, увидев выражение лица друга, изменил тон и перестал улыбаться:

— Все в порядке. Они перебрались в тот же день, как я приехал. Квартира нашлась сразу. Дом хорошо охраняется. До института — рукой подать. Продуктовые магазины рядом. — И почти сразу перешел на другую тему, более важную, как ему казалось: — Я говорил сегодня с Моникой. Она сказала, что работы с выставки уже почти все разошлись. Что альбом уже вот-вот выйдет...

— Да, — рассеянно кивнул Максим.

— Тогда чем ты недоволен? Какая муха тебя укусила? — В голосе Андрея звучало беспокойство.

Максим потер лоб ладонью. Он и сам не мог понять, что его так тревожит. Не террористы же в самом деле охотятся за Светланой. Что ей может грозить? Откуда у нее могут взяться смертельные враги?

Золотой купол церковки возле метро «Сокол» промелькнул и скрылся за домами. Троллейбус, стоявший вместе с ними на перекрестке, свернул на боковую улицу и тоже исчез. Весь остаток пути они ехали в напряженном молчании. Каждый думал о своем.

— Все! — сказала Светлана самой себе, заканчивая эскиз. — Кажется, это то, что нужно.

Нет, не кажется. Это действительно то единственное решение, которое она нашла только вчера, а сегодня, когда доводила его до конца, поняла: это действительно то, что она искала. Жгучая страсть. Тоска. Томление. Все это воплощается в красно-черном сочетании.

Не белое, а черное с красным.

Черный шатер, который раскидывают бродячие артисты. И сияющий красный фон, который будет выглядеть богаче, если на него наклеить аппликации. И кое-где разбрызгать краску кружевными разводами. «Шатер» тоже должен быть не сплошным, а рваным — отдаленное напоминание о кружеве: что-то от испанского веера, от мантилий на головах испанок. И намек на то, что бродячая труппа, которая готовит представление, — не так богата.

На сцене декорация будет выглядеть даже лучше, чем в эскизе. Светлана с облегчением откинулась на спинку стула. Тут ее взгляд упал на часы, и она спохватилась: пора уходить! Завязав папку, она прошла к вешалке, накинула пальто и, крикнув Екатерине Игоревне «спокойной ночи!», захлопнула за собой дверь. Спустившись с крыльца, она остановилась и посмотрела на небо. Впервые за несколько дней оно было усыпано звездами. И вдруг на дорожке послышались шаги.

Светлана вздрогнула. Перед ней стояла темная фигура. Как призрак из «Любви-волшебницы». Только темный силуэт на фоне звездного неба. Ноги ее будто приросли к асфальту.

— А я думал, что ты никогда не закончишь работать, — проговорил Максим с легкой хрипотцой в голосе.

«Значит, он здесь? Приехал! И ждал меня?! А я ничего не знала!» — промелькнуло у нее в голове.

— Ты... здесь? — сказала она растерянно-радостно. Глупее вопроса нельзя было задать.

— Здесь, — ответил он. — А ты так долго не хотела выходить, что я уже собирался пробраться в мастерскую и устроить «похищение сабинянок».

Он намекал на известное полотно Рубенса. И вдруг, словно и в самом деле потеряв терпение, он взял ее за руку и, не спрашивая согласия, потянул за собой по тропинке, что вела в его собственную мастерскую. Но ему и не надо было спрашивать ее. Тут и слепой бы увидел, что она сейчас с ума сойдет от радости.

От его ладони исходила вибрация. Он сжимал ее так крепко, что в другой раз Светлана, быть может, болезненно сморщилась бы, но сейчас она сама в ответ сжала его руку. В полном молчании они подошли к двери, которая вела наверх, в его мастерскую, где Светлана еще ни разу не бывала. Дверь захлопнулась. И перед ней сразу оказалась лестница, освещенная мягким, неярким светом.

Максим подтолкнул ее каким-то нетерпеливым жестом, и они начали подниматься. Поворот. Еще один пролет лестницы. Она чувствовала, как бьется сердце. И дыхание Максима стало еще более неровным. Справа кухня. Еще какие-то двери. И вот просторная комната, вся в коврах — на стенах и на полу, — с такими же пестрыми, как и ковры, мягкими пуфами, диванными подушками. Восточная комната, где могли разыгрываться восточные страсти. А на стене висели копье, щит и какие-то кинжалы в грубоватых ножнах.

Оказавшись в привычной для себя обстановке, Максим дал волю чувствам. Он сжал Светлану в объятиях так, что она задохнулась. Его горячие и жадные губы прижались к ее губам. Голова ее закружилась, и на какое-то время ей показалось, что она теряет сознание.

Но что это? Максим вдруг разжал объятия.

— Это немыслимо! — сказал он глухо. — Но я не смогу раздеть тебя. Пожалуйста, разденься сама.

И, отвернувшись, он начал срывать с себя одежду.

Непослушными руками Светлана тоже принялась раздеваться. Пальцы ее дрожали, какие-то пуговицы и крючки, которых стало почему-то больше, чем когда она одевалась утром, цеплялись друг за друга, мешая ей. Но вот наконец на ней не осталось ничего, что могло помешать им. Она повернулась. Но Максим не смотрел в ее сторону.

— Сядь вот туда, у окна, — снова попросил он тем же глухим голосом, от которого у нее начиналась непонятная вибрация в теле.

Оглянувшись, она увидела накрытые покрывалом пуфы, образовавшие что-то вроде ложа. На ослабевших ногах она подошла и полулегла-полусела, как он просил. И только тогда Максим позволил себе повернуться. Взгляд его снова ожег ее, как тогда в аудитории. Но на этот раз он не отводил глаз, а медленно прошелся по всему ее телу, словно хотел насладиться увиденным, не позволяя себе торопиться. Тело его напряглось. Но он стоял на месте.

— Ты не представляешь, сколько раз я видел, как ты сидишь здесь. Это сводило меня с ума. Неужели это на самом деле ты? — спросил он и осторожно коснулся губами ее соска.

Какое-то время они лежали на африканских пуфах, задыхающиеся, как после бега. Светлане казалось, что ее переживания там, в океане, были вызваны тем, что это был первый и единственный опыт. И оттого он оставил ее совершенно ошеломленной и потрясенной. Но в этот раз она, снова достигнув такого пика остроты ощущений, после которого можно было уже только умереть, пережила мгновение полного забвения себя и всего окружающего. Еще сильнее, чем это было тогда. Вернее, это было просто иначе, совершенно по-новому.

Но не только она лежала в полной прострации. Максим тоже не сразу пришел в себя. Он посмотрел на нее с изумлением и даже с оттенком недоверия.

— Что же это ты вытворяешь со мной? — спросил он. — Ты хоть понимаешь?

Светлана приоткрыла глаза, еще не совсем осознавая, где находится.

— Кто из нас африканец — ты или я? — снова обратился к ней Максим и нежно сжал ее грудь. — Или у тебя в роду были колдуньи?

Они заснули, не выпуская друг друга из объятий. И проснулась Светлана от того, что его губы нашли ее губы. Что его руки сжали ее бедра. И волны любви снова увлекли ее прочь от земной тверди.