Она было потянулась к нему, но вовремя укорила себя: «Что за эгоизм! Надо же дать ему хотя бы отоспаться».

И снова откинулась на подушку. Но сон не шел. Чтобы избежать соблазна и не разбудить Максима нечаянно, она бесшумно соскользнула с кровати и накинула халат, который был ей велик, но зато источал едва уловимый, но такой родной аромат. В нем сочетались острота, легкая терпкость и еще примесь чего-то, напоминающего запах цитрусовых, которым был наполнен воздух Драгомеи. Стараясь ступать как можно тише, она прошла в небольшую комнату, которая служила Максиму кухней. И заметила на столике листы ватмана. С рисунками.

Светлана увидела, что это была женская фигура, и, смутно догадываясь, что там, начала просматривать. Это была она. Спящая. Или лежавшая в изнеможении после упоительных ласк.

Неужели это она? Неужели это ее фигура? Господи, сколько в ней женственности. И томной неги! Сколько эротики! Лицо ее вспыхнуло от смущения и... гордости.

Если Максим видит ее такой, значит, она действительно не менее привлекательна, чем другие женщины. И не менее обольстительна, чем та же Белла.

Но тут у Светланы в голове мелькнула коварная мысль: а что, если нарисовать такую же серию с Максимом, пока он спит?! И положить здесь? Что он скажет про ее работы? Сумеет ли она передать его мужское обаяние? Неотразимость. Силу. Властность. Сексуальность.

Она озорно улыбнулась. Среди листов ватмана оставались чистые. И она решила воспользоваться ими.

Чтобы расчистить стол, она взяла телефон и поставила его на пол в углу. Глаза ее смеялись, руки так и чесались: ей не терпелось приступить к работе. Наверное, если бы она знала, что произойдет в следующую минуту, она отшвырнула бы телефон, как гремучую змею. Знай она, какую опасность он таит, она вообще не притронулась бы к нему. Но светлый, легкий, современной формы телефон со множеством кнопочек казался таким безобидным.

Пристраивая его на полу, Светлана случайно нажала на одну из кнопок и услышала голос, записанный автоответчиком. Низкий, с придыханиями, голос Караджич.

Светлана плохо разбиралась в современной технике. Поэтому она не смогла в ту же самую секунду нажать на кнопку «стоп», чтобы не слышать того, чего ей не следовало знать. Впрочем, причина была не только в этом. Голос Беллы ввел ее в состояние, похожее на столбняк.

— ...Милый! У меня такое ощущение, что мы не виделись вечность. Один день — как один год! Чтобы и ты не скучал по мне, оставляю тебе свое коротенькое послание. Целую. Белла.

Раздался легкий чмокающий звук. Светлана вздрогнула.

«...Чтобы ты не скучал»...

А он и не скучал. Пока. Потому что, когда истекли семь часов, пришла она. Конечно, его слова были шуткой. Но эта шутка слишком похожа на правду. «Один день»... Значит, они не виделись всего один день? Скорее всего, так оно и есть. Слишком ненасытен Максим. И одной женщины ему мало. Он не привык отказывать себе ни в чем. И ни одна из женщин, в сущности, ничего не значит для него. Теперь и ее имя вошло в длинный список, в котором Максим конечно же не собирался ставить точку. Еще немного — и для нее тоже день ожидания превратится в год. Потому что Светлана чувствовала, как все сильнее и сильнее привязывается к ощущениям, переживаниям, которые прежде были неизвестны ей, и потому не томили душу.

Если она задержится здесь еще на какое-то время, то увязнет как муха. А он будет с досадой смотреть, как она бьется в силках, пытаясь привлечь к себе его внимание, но все соки, которые ему нужны, будут уже выпиты. Ему потребуется что-то новое. Как это было до сих пор. Если опытная, красивая, известная всем Караджич не сумела удержать его надолго, то уж Светлане тем более не удастся.

Нет уж, лучше уйти самой. Не дожидаясь, когда она получит отставку. Сейчас. Пока он спит. И пока негодование придает ей силы. Их хватит хотя бы на то, чтобы одеться.

Максим что-то пробормотал во сне и протянул руку вперед, словно и во сне хотел дотронуться до нее. Светлана задержала дыхание, чувствуя, как гулко бьется ее сердце. Как туго натягивается струна. Еще секунда — и она оборвется. Светлана закрыла глаза и перевела дыхание. Максим снова что-то пробормотал. Слово было незнакомым, наверное африканским. Она почувствовала, как сердце забилось еще сильнее. Так сильно, что этот грохот мог бы разбудить спящего. Она отпрянула к двери, сжимая в руках охапку одежды.

Охранник распахнул перед ней ворота. Она не видела его лица за стеклянной перегородкой, но ей показалось, что его глаза насмешливо сверкнули.

«Очередная жертва уходит на рассвете, — представила она его мысли и решила, что больше никогда не позволит себе этой слабости... Может, перевестись? — промелькнула в уме слабая надежда. — Но кто же переводит с первого курса? — одернула она себя. — По крайней мере, со второго. Господи, но какую же муку придется терпеть. Сумею ли я это выдержать?»

Ей снова вспомнился чмокающий звук. И она снова вздрогнула. Ждать, когда эта движущаяся лента подвезет ее к самому краю и она свалится в коробку с отметкой «брак». Светлана невольно усмехнулась онемевшими губами при слове «брак». Оно вызвало ассоциацию совсем с другим событием в жизни людей.

Нет, оказавшись впервые в его объятиях, она вовсе не думала о том, чтобы связать Максима брачными узами. Но все же, наверное, где-то в глубине души мечтала о каких-то долгих и прочных отношениях. Если бы не звонок Беллы.

Голос этой женщины подействовал на нее как удар тока. Может, еще и потому, что она в ту минуту была совершенно безоружной, беззащитной. Если бы она внутренне подготовилась, если бы ждала этого...

Светлана шла, не замечая, как улицы постепенно заполняет народ, как открываются магазины, как поток машин проносится мимо, обдавая выхлопными газами. Она шла и шла, не думая, куда идет и зачем. Слезы душили ее. Но она не позволяла себе плакать. И только ускоряла шаг, словно спешила куда-то. Она спешила убежать от себя. А потом подумала о том, что все случившееся — на самом деле большая удача. Ведь если бы она не услышала этой фразы, то наверняка осталась бы. Даже сейчас, когда ей удалось осознать всю непрочность тех нитей, которые связали на какой-то короткий миг ее судьбу с судьбой Максима, все тело ее наполнялось томительным теплом, и в памяти всплывали разные сцены — как он тянется к ней губами, как ласкает ее, как его руки скользят по ее телу. А какую же муку ей пришлось бы испытать тогда, когда все это вошло бы в привычку? Когда она уже не могла бы жить без этого? Нет, то был перст судьбы. Только отчего перст такой чугунный?

Она позволила себе полюбить Максима. Самый неосмотрительный, самый опрометчивый шаг в жизни. Разве можно после него полюбить кого-то другого? Ей было смешно даже подумать об этом. Смешно? Ей стало страшно, когда она вдруг увидела бесконечную выжженную пустыню отчаяния, которая образовалась в ее душе...

Где она была, Светлана не могла бы сказать. Она не чувствовала ни холода, ни ветра. Они даже помогали ей остудить кипевшие в груди чувства: смесь отчаяния, горечи, тоски и... потери. Потери чего-то нужного, важного для нее, по сравнению с которой все, что происходило снаружи, казалось мелким и ничтожным. Восполнить это чувство было невозможно. Эта черная бездонная пропасть (где-то она уже видела ее?) вселяла ужас. Неужели теперь до конца дней ходить с этим ощущением? — мельком подумала она. И тотчас отогнала эту мысль. С таким ощущением невозможно выдержать и день.

Поблизости в церкви ударил колокол. Посмотрев на часы, она поняла, что ходила почти шесть часов. «Какое счастье, что в эти дни не будет занятий. Есть время взять себя в руки».

Единственным местом на свете, где она могла бы прийти в себя, был Верхнегорск. До отхода поезда ждать слишком долго, но она успевала на электричку. А там пересесть на автобус — и вечером она окажется дома.