— Я ездила... на выставку. Мне выдали деньги. Я не истратила их все, почти половина осталась. Хочу вернуть в кассу...

Женщины переглянулись и с изумлением воззрились на нее:

— Первый раз с таким сталкиваемся.

Они посмотрели на старшего бухгалтера.

Та тоже оторвалась от бумаг и взглянула на Светлану, сурово нахмурив брови:

— Знаете, это довольно хлопотная процедура. Может быть, вы оставите их себе до следующей поездки? Так будет проще и вам и нам.

— Но вдруг кого-нибудь надо будет в ближайшее время отправить, а денег не хватит? — тоже удивилась Светлана. — Мне бы не хотелось держать их при себе. Вы скажите, какие бумаги мне надо оформить?

— Кто вас направлял в командировку? — уточнила бухгалтерша.

— Евгений Тихонович, — ответила Светлана.

— Вот пойдите и переговорите с ним.

Евгений Тихонович выслушал ее, потер лоб и сказал сокрушенно:

— Хм, действительно, эта процедура у нас не отработана. Тем более что вы получили их там, в Драгомее, а не в нашей кассе.

— Да, нам их выдал директор галереи. Но мне почему-то показалось, что деньги как бы принадлежат Академии.

Светлана и представить себе не могла, что ее стремление сэкономить может принести столько хлопот.

— Вы пока идите на занятия, а я постараюсь выяснить, какие есть варианты.

— А что, если я просто положу деньги в конверт, мы его запечатаем и оставим в вашем сейфе? А когда кому-нибудь надо будет поехать, вы ему отдадите.

— Как у вас все просто решается, — усмехнулся Евгений Тихонович. — Впрочем, ладно, давайте. Может быть, это и в самом деле лучший выход.

— Наивный ты человек! — вздохнула Алла, выспросив, что произошло в бухгалтерии. — Ты же понимаешь, в какое положение ставишь всех остальных. Того же Евгения Тихоновича. Думаешь, он возвращал деньги?

Светлана вспомнила, как тот сокрушенно тер лоб, и поняла, что, наверное, не возвращал.

— Ладно, теперь поздно, — махнула рукой подруга. — Что говорить... — Но во взгляде ее все же промелькнуло легкое осуждение — за то, что Светлана выпендривается.

— А представь, если тебе завтра предложат в твой любимый Париж поехать, и у них не найдется денег? — спросила Светлана, начиная сердиться.

Алла удивленно посмотрела на нее. И Светлана осеклась, поняв, что деньги на дорогу ей дадут родители. Пример оказался неудачным.

«Действительно, было бы проще израсходовать, чем возвращать», — подумала она, устраиваясь в перерыве на любимом месте у окна, и невольно вспомнила ароматный кофе, пестрые ткани, сумочки, вышивки, которые могла бы привезти в Москву. Но единственное, что она позволила себе, — это купить разные плетеные подставки и деревянные фигурки, потому что стоили они столько же, сколько ее обычный обед, который она в тот день заменила фруктами. А так хотелось привезти сувениров всем — маминой подруге Галине Григорьевне, Нине Павловне, Василию. Может быть, когда-нибудь в будущем ей удастся снова выбраться в Драгомею?

— Последняя пара, история искусства, — у Макса, — объявил староста группы Валера.

Аудитория наполнилась гулом.

— А я уже разведал короткую дорогу дворами, — сказал Слава. — Кто со мной, тот герой!

— Ребята, у нас Сусанин появился! — воскликнул Миша с наигранной тревогой. — Не верьте ему! Уведет не туда. Идите только за мной, след в след. Шаг вправо, шаг влево... не грозит ничем.

Шутку подхватили, девушки начали делиться на тех, кто пойдет со Славой, а кто с Мишей. Алла и Катя тянули друг друга в разные стороны и весело смеялись.

«Как им хорошо, — не без зависти подумала Светлана. — Такие счастливые, такие беззаботные. Им еще не ведомо то непонятное состояние радости и отчаяния, восторга и тоски, которое налетает и начинает тащить в разные стороны — стоит услышать только упоминание имени дорогого твоему сердцу человека».

«До чего же было бы хорошо избавиться от этой сумятицы в душе и обрести прежнее спокойствие», — вздыхала она, сворачивая следом за Славой под арку серого дома, выстроенного в начале века в стиле «модерн». Во дворе дома впритык стояли машины. Слава ловко скользнул меж ними. Создавалось впечатление, что со двора нет выхода, но оно было ошибочным. Слева оказался довольно широкий проход, который вел к заросшему высокими деревьями скверу.

— Здесь нам придется нырять в дырку между прутьями решетки, но она широкая, как дверь, — сообщил Слава, пролезая первым.

Прутья решетки и в самом деле были раздвинуты так широко, что пролезть между ними не составляло никакого труда, только пришлось нагнуться.

— Правильно говорили — Сусанин, — засмеялась Алла. — Надо было идти за Мишей. Нет, сюда я больше не ходок.

— А вот увидишь, насколько раньше других мы придем, — усмехнулся Слава и устремился вперед.

Им и вправду намного удалось опередить группу Миши. И Светлана решила, что, хотя эта короткая дорога пролегает по весьма подозрительным, пустынным дворам, все же имеет смысл пользоваться ею...

В студии, где у них обычно проходили занятия, — светлой и просторной, — на стеллажах возле двери располагались гипсовые головы, руки, ноги, вазы — все, что можно было использовать для привычных учебных натюрмортов и для работы над рисунками. В другом ее конце сгрудились маски, деревянные фигуры, под ними — пестрая ткань ручной окраски, вышитые ковры. Все это было привезено из Африки, как теперь догадывалась Светлана, с таких же базарчиков, по которым ходила она сама. Этот угол предназначался для тех, кто хотел бы поработать с цветом.

Каждый уже успел облюбовать себе место. И преподаватель Петр Ильич, заложив руки за спину, переходил от одного студента к другому, останавливался, смотрел, делал замечания и шел дальше.

Светлана поставила перед собой кувшин грубой ручной лепки с таким же грубо нанесенным на его бока узором. В кувшин были воткнуты причудливой формы засохшие колючки. Такие же колючки-воспоминания постоянно вонзались в сердце Светланы. Может быть, если их нарисовать, острые кончики притупятся?..

— Что случилось? — спросила Оксана, едва завидев подругу.

— Вот, почитай, — Светлана вместо ответа протянула письмо от бабушки.

На этот раз оно оказалось трагичным. Умерла Настасья Николаевна — соседка, которая жила с другой стороны дома, где тоже располагались квартиры на две семьи. И самое ужасное, что в ее смерти, хотя и косвенно, оказалась повинна Елена Васильевна. Она казнила себя не переставая.

«...Ну кто мог знать? Ведь у нас грибники все. Собирают всегда только самые отборные грибы. Смотрю — стоит корзинка на пороге, а в ней — все свеженькие, один к одному, опята. А тут и Настасья. Увидела корзинку, заохала: «Кто это вам принес? Я сама в лес не могу выбраться, почти ничего не вижу. А корзинами мне никто не носит». Ну я взяла и отдала ей — думаю: мне меньше возни».

Светлана представила, как выглядела эта сцена. Настасья Николаевна всегда любила пожаловаться, поприбедняться. Как увидит что, сразу начинает горестно качать головой, словно сирота казанская. Впрочем, она и была «сиротой». Дети ее разъехались, навещали мать редко, хотя то один, то другой присылал ей деньги в поддержку. Но уж очень любила Настасья Николаевна что-нибудь задаром получить. И, увидев корзинку с грибами, не удержалась.

А Елена Васильевна, естественно, тут же все и отдала. Даже горсточку себе не оставила. «...Как врачи установили — отравление. Судя по всему, затесалась бледная поганка. Будь Настасья позорче, конечно, сразу бы ее разглядела. Но ведь у нас все опытные грибники. Как могли спутать — непонятно. Наверное, Настасья и рассматривать не стала, вывалила все на сковородку и сразу зажарила. Может, и могли бы ей помочь, если бы она не прилегла и не уснула. А потом уже ничего нельзя было сделать».

Оксана оторвалась от письма и, нахмурившись, посмотрела на Светлану.