Римо услышал, что дверь из спальни в коридор открылась и закрылась.

Значит, Чиун уходит. Он подошел к своей двери, прислушался и услышал шум закрывающихся дверей лифта.

Чиун ехал вниз.

Выскочив из номера, Римо в момент достиг лестницы клетки и гигантскими прыжками кинулся по ней вниз, безо всяких видимых усилий касаясь только одной ступеньки.

При этом Римо не слишком торопился, поскольку знал, что времени у него, чтобы раньше лифта добраться до холла, достаточно. Там он спрячется, потом пойдет за Чиуном и посмотрит, что же это за такое сверхважное, о чем Чиун не может ему сказать.

В холле он уселся в глубокое мягкое кресло и прикрыл лицо развернутым газетным листом. Поверх газеты была видна контрольная панель лифта. Лифт спускался в холл.

Спустился. Двери распахнулись. Лифт был пуст.

Где же старик? Римо встал, огляделся и обнаружил Чиуна точно в таком же кресле спиной к нему.

— Сядь, недоумок, — сказал Чиун. — Не привлекай внимания! Ты ведешь себя так, словно потерял собаку.

Римо смущенно усмехнулся.

— Я слышал, как ты ушел из номера.

— А я слышал, что ты идешь за мной.

— Я обогнал лифт по лестнице.

— Я тоже.

— Ну и что будем делать? — спросил Римо. — Играть в прятки по всему Детройту?

— Нет, — ответил Чиун. — Ты пойдешь назад в номер. Или поедешь к Императору Смиту в «Фолкрофт». Или же найдешь Нелли Уилсона и уговоришь его спеть на нашем концерте. Выбирай.

— А ты?

— А у меня есть дело, которое тебя не касается.

— Не выйдет, — сказал Римо. — Я тебя не покину Можно сказать, репьем вцеплюсь.

Чиун развернул свое кресло так, чтобы оказаться рядом с Римо, и глядя на него прозрачно-карими глазами, очень искренне произнес:

— Римо, есть вещи, которых ты не понимаешь.

— Истинная правда, — кивнул Римо. — Но я рассчитываю на то, что ты мне их объяснишь. Ты мой учитель, я тебе верю.

— Тогда поверь и сейчас: я действую в твоих собственных интересах, когда говорю тебе, что узнать некоторые вещи ты еще не готов.

— Нет, так не пойдет, — сказал Римо. — Что именно я не готов узнать?

— О, многое. Какими словами приветствовать персидского императора. Чего ни в коем случае нельзя говорить фараонам. Как вести себя при заключении контрактов. Тайное значение легенд. И прочее.

— Так ты морочишь мне голову, потому что я не знаю, как сказать «привет» персидскому императору? Это, дорогой мой, как-то не убеждает. Я хочу знать, в чем дело.

— Упрямый и своевольный мальчишка!

— Да, я такой.

Чиун вздохнул:

— Ладно, пойдем. Но вопросов не задавай и под ногами не путайся!

На огромной автомобильной стоянке «Дайнакар индастриз», совсем рядом с Эдсел-Форд-паркуэй в Детройте, суетились рабочие, пытаясь обвязать нечто зеленой лентой.

Не будь это нечто шести футов высотой, шести шириной и пятнадцати длиной, оно напоминало бы свадебный подарок, особенно если учесть элегантную серебристую бумагу, в которую было упаковано.

До пресс-конференции Лайла Лаваллета оставалось пятнадцать минут, и две дюжины только что прибывших репортеров, операторов и фотографов бродили вокруг, гадая, что под оберткой.

— Тачка, что ж еще! Не позвал же нас Лаваллет, чтоб продемонстрировать холодильник!

— Угу. Его ранили несколько дней назад, а прошлой ночью убили еще и Мэнгена. Чего доброго, под этой штучкой — взвод автоматчиков, и они разнесут нас в клочья.

— Надеюсь, начнут с тебя, — предположил первый репортер. — Скорее все-таки машина, но одно точно — запашок от нее — мерзостный.

— А я думал, мне кажется, — сказал другой. — Может, это от работяг?

— Что ты сказал, мерзавец? — возмутился один из рабочих.

Их было четверо, они гнездились на верху упаковки, пытаясь соорудить из широкой зеленой ленты идеально правильный бант-цветок.

— Ничего, — нервно ответил репортер. — Ничего не сказал.

— Мы вот-вот сами задохнемся от этой тухлятины, — скривился рабочий. И нравится нам тут не больше, чем вам.

— Будто рядом с помойкой стоишь, — пожаловался еще один журналист.

— Ладно, не трави душу. Эй, сдвинь там еще на четверть дюйма! Нормально.

— Рабочий взял радиотелефон, спросил в трубку:

— Ну как?

Над стоянкой появился вертолет. Ответный голос из трубки донесся даже до репортеров:

— Блеск. Теперь закрепляйте.

Рабочие принялись приклеивать бант клейкой лентой.

— Черт бы побрал Лаваллета с его прибамбасами, — пробормотал кто-то из них.

— А чего б вы ждали от Непризнанного Гения Автоиндустрии? — спросил кто-то из репортеров.

— Ну уж не вонючих сюрпризов, — сказал один рабочий.

— И чадящих машин, — прибавил второй.

Лайл Лаваллет, между тем, наблюдал за происходящим из окна высотного здания «Дайнакар индастриз». Чувствовал он себя хорошо, ибо знал, что хорошо выглядит. Новый корсаж для беременных, разработанный в Европе, еще на полдюйма уменьшил его талию.

Личный консультант по внешнему виду, который в «Дайнакар индастриз» числился координатором по дизайну, только что сделал ему омолаживающую маску и к тому же нашел способ приклеить тот непокорный волос, который так взволновал Лаваллета тремя днями раньше, к другому волосу, так что теперь тому уж не выбиться и не смутить хозяина в самый неподходящий момент.

— Чудненько, — бормотал Лаваллет. — Пресса почти вся собралась. Миллис и Ривелл здесь? — обратился он к мисс Блейз.

Его секретарша сегодня была в умопомрачительно облегающем свитере цвета фуксии. Сначала, впрочем, она была в красном, но Лаваллет заставил ее сменить свитер, потому что сам он был в оранжевом галстуке и, на его взгляд, сочетание получалось кричащим. Переодеться проблемы не составляло, поскольку Лаваллет настоял на том, чтобы мисс Блейз всегда держала в офисе дюжину разноцветных свитеров на радость забредшим на огонек репортерам.

— Мистер Ривелл и мистер Миллис еще не приехали, — ответила секретарша.

— Но я позвонила в их офисы, и там сказали, что они уже в пути.

— О'кей. Я боялся, что они дадут отбой — из-за того, что вчера убили Мэнгена.

— Нет, едут, — сказала мисс Блейз.