— Так чем же ты занимался всю жизнь, сынок? — осведомился стрелок после того, как официантка принесла им напитки.

Они сидели в тихом углу лучшего детройтского ресторана. Освещение было приглушенное, а из окна открывался вид на центральную часть города. Ночью грязь была незаметна, и Детройт выглядел скульптурой из эбенового дерева, украшенной ожерельем огней.

— Работал на правительство, — после паузы ответил Римо.

Ему было неловко говорить о своей работе.

— А поподробней? Уж растолкуй мне, старику. Раньше ведь ты, кажется, говорил, что мы с тобой вроде коллеги.

— Так и есть. Только я работаю как бы на правительство.

— Понятно. Под грифом «Совершенно секретно»?

— Да, — ответил Римо. — Примерно.

— Ух ты! Ну рассказывай. И пей. Виски приличное.

— Я не могу, — отказался Римо.

— Не можешь рассказать старику-отцу, чем зарабатывал на жизнь все эти годы?

— Этого не могу тоже. — Римо отодвинул от себя стакан с золотистой жидкостью. Даже запах ее был ему неприятен. — Я имею в виду, что не пью такое.

— Ну так закажи, что хочешь! Правила игры очень простые: каждый сам выбирает себе отраву! — сказал стрелок и оглянулся в поисках официантки.

— Я ничего такого совсем не пью.

— Да ну? Что у меня за сынок! Прямо девица!

— Мой организм не переносит алкоголя.

— Так ты что, болен?

Римо подавил смешок. Вот еще, болен! Как раз наоборот. С его организмом все в полном порядке. Благодаря Синанджу он отлажен, как мотор гоночного автомобиля, и недоброкачественные добавки к топливу могут нарушить его бесперебойную работу. А в некоторых случаях, например с алкоголем, неполадки могут быть серьезными и даже непоправимыми.

— Чему ты улыбаешься? — спросил стрелок.

— Вспомнил Чиуна, — сказал Римо. — Он говорит, мы смешные, потому что едим мясо мертвых коров и пьем сок скисшей травы.

— С Чиуном покончено.

— Я органически не переношу спиртного. Меня потом вывернет наизнанку.

Стрелок пригубил виски.

— Мужчина, который не пьет, уже вывернут наизнанку, вот что я тебе скажу, сын.

Римо промолчал. Мучило сознание, что человек, сидящий с ним за одним столом, абсолютно ему чужд. Он все вглядывался и вглядывался в это лицо, ожидая, что вспыхнет узнавание, проснется давно дремлющая память о чем-то, сообща пережитом, но тщетно. Римо чувствовал себя сбитым с толку, его терзали печаль и смущение. В другие времена, в другом месте он и человек, сидящий напротив, должны были оказаться по разные стороны баррикад — ведь за годы своего служения КЮРЕ Римо убил сотни профессиональных киллеров. Если бы не случайное стечение обстоятельств, он бы убил и этого не задумавшись, не заподозрив, что убивает собственного отца.

Подошла официантка.

— Бифштекс с кровью. Пюре. Салат из овощей, — заказал стрелок.

— Рис, сваренный на пару, — сказал Римо.

Официантка, подождав продолжения, спросила:

— И?..

— И все, — ответил Римо. — Нет, еще стакан воды, пожалуйста.

— Слушаюсь, сэр, — забирая у них меню, с сомнением в голосе произнесла официантка.

— Рис? — переспросил стрелок. — Один рис, и ничего больше?

— Я на диете.

— Да забудь о ней ради такого случая! Каждый день, что ли, находишь родного отца? Разве это не повод отпраздновать? Давай-ка мясца, а?

— Не могу.

— Да, монашки здорово над тобой поработали, — вздохнул стрелок. — Или я ошибаюсь и это целиком заслуга старикашки-китайца?

Однако, заметив, как пугающе переменился в лице Римо, стрелок быстро сменил тон. В будущем эту тему лучше не задевать, решил он. Если есть какое-то будущее, конечно.

— Ну дело твое, — легко произнес он. — Я, собственно, не об этом. Мне, знаешь ли, кое-что надо с тобой обсудить.

— Ты так и не ответил мне, где я родился, — внезапно сказал Римо.

— Так ты и не спрашивал! В Джерси-сити.

— Я вырос в Ньюарке.

— Я там служил. Мы потом туда переехали.

— У меня еще есть родственники?

— Только я, — покачал головой стрелок. — Я был единственным ребенком в семье, и твоя мать тоже. Наши родители, и ее, и мои, уже умерли. У тебя никого нет, кроме меня, сын. А теперь послушай. Это очень важно.

— Я слушаю, — сказал Римо.

Однако думал он в этот момент о Чиуне. Старый кореец с его легендами и историей Синанджу дал Римо семью куда более многочисленную, чем этот человек, хотя он ему и отец. Интересно, подумал он, чем Чиун занят сейчас.

— Раньше, там, на крыше, ты сказал, что сам — профессионал, — между тем говорил стрелок. — Ладно. Я не буду спрашивать, на кого ты работаешь, и все такое. Я просто хочу знать, был ли ты честен со мной, когда говорил об этом?

— Конечно, — сказал Римо.

— Хорошо. Я тебе верю. Теперь послушай внимательно своего старика, сын.

Тот тип, в которого я метил, Миллис, он не умер.

— Да?

— Да. И это значит, что мне не заплатят.

— Логично.

— Это значит, что мне нужно его прикончить.

— А почему бы нам не плюнуть на него и не уехать отсюда? — спросил Римо.

— Мы можем устроиться где-нибудь еще. В какой-нибудь другой стране. Чтобы получше узнать друг друга.

— Послушай. Мне необходимо его прикончить. И если б ты не вертелся там на крыше, я б выстрелил точней и все было бы в ажуре.

— Извини, — пожал плечами Римо.

— Этого мало. У меня есть репутация. Ее надо беречь. Этот случай повредит моей репутации.

— Я же сказал: извини.

— Я принимаю твои извинения, — сказал стрелок. — Но как ты собираешься с этим поступить, сын?

— С чем? — спросил Римо, кажется, начиная понимать, куда тот клонит.

Мысли о Чиуне вылетели у него из головы.

— Ты передо мною в долгу, Римо. Ты в долгу перед своим стариком, сын, потому что вертелся у меня под ногами и испортил мне выстрел. Я хочу, чтобы ты занялся Миллисом вместо меня.

— Я не могу, — сказал Римо.

— Не можешь? Ну и ну! Только одно и слышу от тебя весь вечер: не могу то, не могу это! «Отец, я не могу пить!»; «Отец, я не могу есть!» Это бесконечное «не могу» может осложнить наши отношения, сын.

Римо виновато потупился, а стрелок продолжил:

— Миллис в коме. Это просто. Хочешь, одолжу тебе свою лучшую «пушку»?