— Я готов помочь, — сказал Римо.

Но почему Чиун так странно взглянул на него в ответ? Словно сверкнула молния. Что это? Неужто страх?

— Нет, — сказал Чиун как-то слишком громко. — Ты не должен. Это запрещено.

— Стыд, что тебя тяготит, лежит и на моих плечах тоже, — возразил Римо.

— Ты же сам это знаешь.

— Я знаю это и знаю много других вещей. Некоторые из которых тебе, сын мой, неизвестны.

— Например?

— Я знаю, что делать можно и чего нельзя. И поскольку я твой учитель, а ты мой ученик, ты должен принять это без разговоров.

— Не спорю, — сказал Римо, — но твой долг — объяснить мне эти вещи, иначе я никогда их не постигну.

Не оставалось сомнений, что Чиун что-то скрывает. Но что?

— Подожди здесь, — спокойно произнес Чиун, стремительно-плавно встал и мягко зашлепал к лакированным сундукам, аккуратно составленным в углу гостиной.

Он нырнул на самое дно одного из них, порылся немного, удовлетворенно хмыкнул и вернулся, бережно держа что-то в костлявых пальцах.

Уселся наискось от Римо и подал ему то, что принес.

— Это — одно из величайших сокровищ Синанджу.

Римо принял вещицу размером с кулак, серую, испещренную блестящими крапинками кварца, холодную на ощупь.

— Простой камень? — спросил он.

— Нет, — сказал Чиун. — Не простой. Это камень с Луны.

Римо повертел его в руках.

— С Луны? Наверно, Смит раздобыл его для тебя. — Он улыбнулся. — Чем же ты заморочил Смита, что он уломал НАСА отдать тебе образец лунного грунта?

— Нет, — сказал Чиун. — Этот камень дал мне мой отец, который получил его от своего отца, и так далее, до того, кто поднял его с лунных предгорий — Мастера Шаня.

Римо вскинул бровь.

— Никогда не слыхивал о таком. И, смею предположить, вряд ли слыхивали на Луне.

— Мастер Шань, — значительно потряс головой Чиун, — известен как Мастер, который ходил на Луну.

— А, ну тогда понятно, — улыбнулся Римо. — Известно, что у Мастеров древности не было космических кораблей, но Мастера в них, естественно, не нуждались, потому что ходили в космос пешком.

— Я пропущу мимо ушей твою дерзость, ограничившись замечанием, что категоричность — прибежище невежд.

— Невежда я или нет, но первым из людей на Луну ступил Нейл Армстронг, американец. А с чего это мы вдруг о Луне? Начали с того, что есть вещи, которые тебе известны, а мне — нет, и сейчас стало категорически ясно, что о Луне ты не знаешь ничего. Меньше, чем ничего.

— Я расскажу тебе историю Мастера Шаня, — сказал Чиун. — Это было, когда в Китае правила династия Хань. Мастер Шань тогда был правящий Мастер, но за исключением похода на Луну за ним не числится великих деяний. Итак, Мастер Шань часто выполнял задания китайского императора. Это было в те дни, когда китайцы еще расплачивались по своим счетам. Страной воров и попрошаек, каким мы знаем его сейчас, Китай стал позже. Как бы то ни было, китайского императора непрестанно осаждали враги, всякие отпрыски королевской крови и претенденты на трон, которые спали и видели захватить его золото и его женщин, поскольку, помимо императрицы, он имел множество наложниц — такая традиция была тогда у императоров Китая, личностей растленных и аморальных.

Мастер Шань совершал многотрудные путешествия из деревни Синанджу в Западно-Корейском заливе к императорскому двору, чтобы уничтожить очередного врага трона, но стоило ему сместить одного, как тут же возникали все новые и новые. Тогда однажды Мастер Шань сказал императору: «Послушай, врагов у тебя — как звезд на сентябрьском небе. Каждый год ты призываешь меня, чтобы избавиться от них, но на следующий год их число только возрастает». «Разве это нехорошо, — спросил император, — ведь работы у тебя при моем дворе не убавляется?» — «Нехорошо, — отвечал Шань, — потому что скоро у китайского престола будет больше врагов, чем подданных». Император Китая обдумал услышанное и сказал: «Каковы твои предложения, Мастер Синанджу?»

Чиун сделал паузу, чтобы взять камень из рук Римо и положить его на пол посередине комнаты.

— Тогда Мастер Синанджу сказал императору: «Допусти женщин твоих врагов к своему двору. Возьми их, и тогда по крови твои враги превратятся в твоих родственников». Император обдумывал совет целый день и целую ночь, а потом ответил: «Твоя мысль имеет свои достоинства, Мастер Синанджу. Но что же мне делать с наложницами, которые у меня уже есть? Дворец и так переполнен!» «Освободи их, — сказал Мастер Синанджу, сам не без благосклонности поглядывавший на одну из наложниц императора. — Может статься, и я приму какую-нибудь в качестве оплаты». Итак, император Китая поступил, как было сказано, освободил наложниц, и одна из них, по имени Йи, стала собственностью Мастера Синанджу и вернулась в нашу деревню с Мастером Шанем.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал Римо. — Надо думать, она была красотка.

— Ничего хорошего, — сказал Чиун. — Как только Мастер Шань привез китаянку, в деревне поднялся ропот, потому что тогда, как и теперь, даже дети знали, что китайцы — немытый народ с плохими зубами и дурным нравом и что, хотя работать на них позволительно, спать с ними ни в коем случае нельзя. Но что мог сделать Мастер Шань, который потерял голову от любви? Эта женщина, Йи, избалованная роскошью при дворе императора, измучила его своими капризами. Ей не по силам было оценить величественную простоту Синанджу. Она требовала изумрудов — и Мастер Шань дарил ей изумруды. Она просила рубинов — и получала желаемое. Она хотела...

— Недуг Шаня можно определить одним словом, — перебил Римо.

— Каким?

— Подкаблучник.

— Что за способность говорить пошлости даже в момент высокого пафоса! поморщился Чиун. — Однажды Мастер Шань заметил, что сокровищница Синанджу пустеет, пошел к Йи и сказал ей: «Мое богатство оскудевает, но я становлюсь богаче, потому что у меня есть ты», — хотя, говоря по чести, эта женщина понемногу начала ему докучать. Однажды Йи сказала: «Я хочу то, чего нет ни у императора, ни у Мастера». Шань разгневался: «Я дал тебе бриллианты, и изумруды, и жемчуга. Чего еще можно желать?» Йи, глядя на Шаня, задумалась и увидела в ночном небе над головой Мастера нечто яркое и блестящее, и хитрая улыбка появилась на ее корыстолюбивом, по-китайски плоском, как лепешка, лице.