«Итак, внезапно, — писал Андерсон, — я поднялся в новый для меня мир хорошо одетых молодых людей. Как выяснилось, я не мог продавать рекламу, но я мог рекламу писать. (…) Я покупаю новую одежду, шляпу, ботинки, носки, рубашки. Я свободно прогуливаюсь по Мичиган-бульвар в Чикаго, выпиваю на вечеринках, знакомлюсь со все более и более важными деловыми людьми.
Я ничего не создаю. Я рекламирую, рекламирую…
Я важно расхаживаю с тростью. Я отпускаю волосы, стараюсь придать оригинальность своему костюму. Начинаю носить короткие гетры. Я даже покупаю смокинг»[95].
Удовольствие от хорошей еды и изысканной одежды, возможность вращаться в высших кругах, сознание того, что наконец он получил кое-какие житейские блага, к которым стремился, — все это придавало жизни Андерсона определенную сладость. Его жалованье повышалось довольно часто, и в рекламном мире Чикаго характерная для Андерсона смесь расчетливой фанфаронады и наивного оптимизма принесла ему популярность.
Он стал тщеславным, бахвалился, что может «продать что угодно» по почте, и обещал подыскать мужей всем девушкам в конторе Лонга-Кричфилда, сочинив обольстительные письма. В те дни «много говорили о благородстве бизнеса. (…) В употребление стало входить слово „услуга“. Я с энтузиазмом начал работать в этой области. В моей натуре была какая-то необычайная притягательность, способность завоевывать людское доверие, которая с самого начала обеспечила мне успех». Казалось, что «джобби» нашел свое дело.
В течение 1903–1904 гг. Андерсон написал более дюжины статей в «Агрикалчерал адвертайзинг», коммерческий журнал, издаваемый Лонгом-Кричфилдом. Он вел две авторские колонки: «Вздор и ум», выпуски реклам в духе Ротари-клуба[96], и «Деловые типы» — серию полубеллетристических портретных зарисовок. Эти статьи в полный рост демонстрируют Андерсона, утвердившего себя в роли первого американского бизнесмена, того самого Андерсона, бунт против которого займет большую часть его последующей жизни. Одна из его первых работ была озаглавлена «Жми, жми, жми», а наиболее интересная из них представляет собой полемику с этим «мрачным пророком» Генри Джорджем[97], в которой он дал классически наивное изложение взглядов на делового человека:
«Существует трудовой вопрос, и негритянский вопрос, и вечный финансовый вопрос (…) и в то же время деловые люди всего мира спокойно продвигаются вперед (…) выполняя свою еженедельную, ежедневную работу, тогда как реформаторы, и проповедники, и политики сотрясают воздух, смешивая все новые микстуры-на-любой-случай для недужного государства. Один порядочный, здравомыслящий бизнесмен, с утра бодро принимающийся за работу, относящийся к окружающим людям с отзывчивостью и уважением, тот, кого заботит не мировая политика, а мельчайшие невзгоды этого дня (…) скорее всего, делает больше очевидного добра, чем все когда-либо жившие лицемерные моралисты…».
Несколько более приближенной к реальности была другая статья, где Андерсон признавал: «Сейчас в рекламном деле, когда мы говорим об успехе, это слово означает только одно. Существует лишь один вид делового успеха, и это тот успех, который приносит доход».
Иногда ему удавалось достичь лирических высот: «Когда человек много ездит, он все больше и больше сознает, что бизнесмен является лицом и ядром американизма. Он рыцарь нашей национальной жизни. Он знает, как, надеюсь, знаете и вы, что именно он определяет работу всей системы. (…) Что же это за человек, американский бизнесмен? Лучше ли он, чище ли и отважнее, чем полководцы и ученые, оставившие свой неизгладимый след в прошлом? Можете быть уверены, что да».
Вдохновленный, возможно, благоприятными откликами на свои статьи в «Агрикалчерал адвертайзинг», Андерсон расширил поле деятельности, отправив две статьи в популярный тогда ежемесячник «Ридер». Вышедшие под названиями «Библиотека бизнесмена» и «Человек и его книги», эти статьи убеждали деловых людей в необходимости интенсивного чтения для успешной карьеры. Зарисовки, сделанные Андерсоном в 1904 г. для «Агрикалчерал адвертайзинг», в стилистическом отношении столь же бесцветные, как и написанные в предыдущем году, обнаруживали, по крайней мере, немного больше старания в описании различных представителей делового мира. Так, «Свой парень» это, «скорее всего, упитанный мужчина, который, без сомнения, крепко спит по ночам. (…) Настоящим своим парнем, как и настоящим поэтом, нельзя стать, им нужно родиться. У него приятный, звенящий смех и бодрая уверенность в порядочности других и их честных намерениях. (…) Снимем шляпы перед этой доброй душой, человеком, полным улыбок и ободряющих слов, и пусть рекламное дело с каждым годом обретает в своих рядах все больше представителей этой славной породы, которые зовутся своими парнями и которые, как ни говори, являются на самом деле единственными прирожденными джентльменами»[98].
В ранних статьях, написанных для издаваемого Лонгом-Кричфилдом журнала, Андерсон особенно охотно использует расхожие клише делового мира, сарказм и ирония в отношении которого в то время еще не нашли себе места в его сознании. Его мемуары («Я рекламирую, рекламирую…»), как и абсолютная наивная искренность самих статей, свидетельствуют о его вере в то, о чем он писал. Когда именно он начал сомневаться в себе и своей работе, трудно сказать, поскольку в жизни человека с недостаточным образованием подобные перемены происходят медленно и неощутимо. Весьма вероятно, изначально он верил в то, что его «Деловые типы» стоит писать, и лишь постепенно осознал всю их низкопробность. Марко Морроу, который близко знал Андерсона в те годы, свидетельствует, что, перед тем как оставить рекламное агентство в 1906 г., Андерсон уже писал беллетристику в свободные минуты на работе и по дороге к клиентам, а по выходным дням — в загородных гостиницах. Однажды Андерсон между делом сообщил Морроу, что за две недели должен решить, стать ли ему миллионером или художником. «Если человек в своей жизни поставит погоню за деньгами превыше всего, — сказал Андерсон, — он скоро будет, богат»[99].И хотя сделать артистическую карьеру казалось гораздо труднее, он подумывал заняться писательством, рисованием[100] или скульптурой. Почти ничего не зная ни об одном из этих занятий, он был готов не колеблясь взяться за все три.
В начале 1905 г. его статьи привлекли внимание Сайруса Куртиса, издателя «Сэтердэй ивнинг пост»[101], который посчитал их настолько многообещающими, что предложил Андерсону что-нибудь написать для его журнала. Андерсон отправил рукопись, которая, однако, была отвергнута, так как, по словам Морроу, бизнесмен был в ней недостаточно «воспет». Очевидно, к тому времени Андерсон уже отчасти пересмотрел те взгляды, благодаря которым показался Куртису «многообещающим». Тем не менее в выпуске «Агрикалчерал адвертайзинг» за май 1905 г. сообщалось, что на банкете в агентстве Лонга-Кричфилда Шервуд Андерсон говорил о том, как служащие могли бы «зашибать деньгу» для своей фирмы. Возможно, он говорил об этом, давясь от смеха, но более вероятно, что он оказался в ловушке реального внутреннего конфликта: он уже не желал воспевать бизнесмена, это «лицо и ядро американизма», но вместе с тем все еще рассчитывал «зашибать деньгу». Этому противоречию, не то чтобы совсем неизвестному в американской действительности, предстояло разъедать его жизнь на протяжении по крайней мере семи последующих лет; он надеялся стать и миллионером и художником одновременно.
Жажда творчества стала будоражить сознание Андерсона и на протяжении 35 лет никогда, даже в периоды наибольшего спада, до конца его не покидала. Немногие американцы когда-либо отдавались роли художника с такой намеренной основательностью, и то, что эта роль была избрана американцем полярно противоположной искусству профессии, заслуживает всяческого изумления и восхищения. Шервуду Андерсону суждено было стать писателем — возможно, как говорил он впоследствии, благодаря природному дару и семейной потребности рассказывать[102], возможно, благодаря воздействию космополитической атмосферы Чикаго, возможно, из чувства соперничества со своим братом-художником, но, скорее всего, потому, что коверканье языка, неизбежное в рекламном деле, часто вызывает у чувствительных авторов желание пользоваться им добросовестно и творчески.
