Среди цветов стоял столбиком желтобрюхий сурок, и она помахала ему рукой. «Отведи меня к вашему предводителю», – потребовала она. Сурок продолжал разглядывать ее, не делая никаких попыток двинуться с места. «Ну и ладно», – подумала она. Сурки – в душе анархисты, никаких предводителей у них все равно нет.

Конечно, на Альтафлоре есть цивилизация. Подземная цивилизация, прячущаяся от сурового климата. Где-то под ногами, в вечной мерзлоте, лежат сказочные города – волшебные пещеры, стены которых усыпаны сверкающими ледяными кристаллами.

Позади послышался какой-то гул. Она обернулась в седле и увидела, что на юго-востоке над горами клубятся темные тучи. Под ними тянулись вниз расплывчатые полосы дождя. Сверкнула молния, ударившая в скалистую вершину, и Сара почувствовала, как волоски у нее на шее поднялись дыбом, заряженные статическим электричеством, которое принес оттуда влажный ветер. Пора было спускаться вниз, туда, где климат посуше.

Она увидела неподалеку неширокую каменистую долину, уходившую вниз, и распрощалась со своей Альтафлорой.

Хижина, сложенная из сосновых бревен, давно уже наполовину превратилась в развалины. Крыши на ней не было, разломанная дверь валялась среди мусора. Сара медленно объехала вокруг. Видно было, что хижине уже очень много лет. Не та ли это, что построил Брейди Куинн? Ред говорил, что она где-то здесь.

Впрочем, в начале прошлого века в этих местах повсюду жили горцы, и многие из них тоже могли оставить после себя хижины. Эта вряд ли такая уж древняя, иначе она бы давно сгнила. Сара вспомнила города-призраки, которые видела когда-то, – дома, превратившиеся в безжизненные мумии, доски, высушенные солнцем и выбеленные дождями до того, что стали похожи на окаменелости.

Сара спешилась, вбила в землю колышек, чтобы лошадь могла пастись вокруг него, и заглянула в дверь хижины. Посреди нее росла молодая сосенка, а немного дальше, за исчезнувшей задней стеной, стояла изумительная калифорнийская сосна. Перебравшись через кучу мусора, Сара остановилась рядом с ней и погладила шершавую кору. Сколько ей лет? Сто? Пятьсот? Немного севернее, на горе Ивенс, такие же деревья стоят на самой границе лесов, и некоторым из них по две тысячи лет.

Решено – вот где она разобьет лагерь, чтобы углубиться в себя. Сосна станет ей надежной опорой, якорем, брошенным в глубины истории. Когда сидишь под таким деревом, тебе не грозит опасность растеряться и утратить ориентиры.

Она повернулась к двери, увидела рядом с ней на стене зарубки и потрогала их рукой. Кто-то когда-то вел здесь счет дням. Ее пальцы нащупали что-то твердое, торчащее над поверхностью стены. Она вытащила из ножен, висевших на поясе, нож и начала ковырять стену. Вскоре твердый предмет упал ей на ладонь.

Это был каменный наконечник стрелы. Какому племени она принадлежала – юта или арапахо? В кино любой разведчик или горец сказал бы сразу. Сара долго разглядывала наконечник, но определить так и не смогла.

Она вертела наконечник в руках, пытаясь представить себе, что здесь произошло, и на мгновение вся погрузилась в историю. Лишь тонкая пелена прошедших лет отделяла ее от случившегося. Одинокий путник или траппер, уверенный, что вокруг глушь и безлюдье. Индейцы, опасающиеся, что кто-то вторгнется на их охотничьи земли, которые и без того перенаселены. Нападение. Бой. Свист стрел в воздухе. Ружейные выстрелы в ответ. Из кремневого ружья? Возможно. Чем же все кончилось? Отступлением индейцев или гибелью белого?

А кто сказал, что это был белый? Джим Бекворт, горец, был чернокожий – а ведь это он основал здесь, в Колорадо, город Пуэбло! А позже был Билл Пикетт, которого называли «величайшим из всех настоящих ковбоев». С самого начала на Западе было немало чернокожих мужчин и женщин. И раз уж воображать, что здесь произошло, то пусть тот, кто защищал когда-то эту хижину, будет чернокожим.

Она устроила лагерь в развалинах хижины, на почтительном расстоянии от старой сосны. Расчистив мусор, она сложила из камней очаг. Целыми днями она бродила по окружающим скалам и ущельям. Она нашла поблизости узкий каньон, который пробил себе горный ручей с ледяной водой. Сейчас ручей тек спокойно: весеннее половодье давно миновало. Она обнаружила двух часовых – скалы, на протяжении тысячелетий обточенные ветром и похожие на человеческие фигуры. Она нашла каменистую площадку над обрывом, нависшую над необозримыми нетронутыми лесами, простиравшимися внизу, и много часов провела там, размышляя над своей судьбой.

Во время одной из прогулок она столкнулась лицом к лицу с диким котом. Кот попятился и злобно зарычал. Сара замерла на месте и стояла не шевелясь, пока кот ее разглядывал. В конце концов он решил, что на обед она великовата, еще раз рыкнул на прощанье и исчез в кустах. Только после этого Сара расслабила мышцы и заметила, что рука ее судорожно сжимала рукоятку ножа. Надо бы не забывать, что природа не похожа на диснеевский мультфильм – здесь животные и растения поедают друг друга.

К вечеру Сара возвращалась в хижину, устраивалась в тени старой сосны и смотрела, как садится солнце. Нет ничего лучше заката в горах. Вершины гор остаются освещенными еще долго после того, как солнце скроется за горизонтом. На высоте все еще стоит день, хотя склоны и ущелья уже окутаны сумерками. Сияющие белизной пики, оранжевое небо, черные леса. Индейцы называли эти места «Горы-Которые-Светятся», и были правы в этом, как и во многом другом. А в небе беззвучно парили ястребы, и один раз ей показалось, что она заметила орла.

По ночам, когда россыпи звезд придают небосводу такое великолепие, какого не знают обитатели залитых огнями мегаполисов восточного побережья, она сидела у потрескивающего костра, прихлебывая крепкий кофе из жестяной кружки. Если кофе правильно заварить, как это делают на Западе, ложечка в нем должна стоять. Среди знакомых Сары горожан было немало таких, кто и представления не имеет, как много звезд на небе, как огромна Вселенная. Лишь немногие, самые яркие светила могут пронзить неоновый мрак их ночного неба.

В общем, место было самое подходящее, чтобы поглубже заглянуть в собственную душу. Еще никогда она не оказывалась в таком уединении. Вокруг неизвестно на сколько миль не было ни единого человека. Здесь она могла сколько угодно беседовать сама с собой, задавать себе вопросы и пытаться на них ответить. «Что ты все-таки думаешь об Ассоциации? А о Реде и его группе? А о том, что тебе никогда больше не быть снова Сарой Бомонт?»

Этот последний вопрос был для нее самым мучительным. Настоящее – всего лишь краткий миг, и всякий человек есть то, чем он был. Всякий человек – не что иное, как итог многих лет роста и развития, начиная с детства и кончая (если повезет) зрелостью. И отсекая свое прошлое, вместе с ним отсекаешь часть самого себя.

Или нет? Кое-кому удается этого избежать. Они меняют имена и биографии, как другие меняют белье. Они способны оставить позади свое прошлое и даже ни разу не оглянуться. Может быть, такие люди сильнее ее? Или слабее?

Однажды к вечеру она вернулась в хижину, поставила кофе на огонь и уселась по-турецки спиной к старой сосне, поглядывая на дверь. Через несколько минут в дверном проеме должно было появиться садящееся солнце. Она сидела, держа обеими руками кружку с кофе и время от времени прихлебывая из нее. Кофе был какой-то сладковатый, хотя сахара она не клала. Ощутив неясное беспокойство, она поглядела на земляной пол хижины. Но на земле не было никаких следов, кроме ее собственных, которые она только что оставила, входя.

Она пожала плечами и еще раз взглянула в сторону двери.

Там кто-то стоял!

Сердце у нее бешено забилось. Она начала было подниматься, но ноги почему-то не держали, и она снова опустилась на землю. Ее охватило какое-то безразличие, как во сне. Темная фигура по-прежнему стояла в двери, на фоне заката, и разглядеть, кто это, она не могла.