Он заговорил, стараясь, чтобы радость не прозвучала в его голосе.

– Вы знаете, как это произошло?

Руис коротко кивнул.

– Да. Знаю. Сестра Пейдж отправилась к госпоже председательнице. У нее

– то есть у сестры Пейдж – возник план, как нам защитить себя в эти тревожные дни. Она уже побывала с ним у меня. Но госпожа председательница,

– это я слышал от самого Джеда – отказалась ее принять. Она сказала Джеду, что собирается прокатиться на машине по берегу озера. И тут Джед услышал в гараже взрыв. Такой, что весь дом тряхнуло. Он побежал туда и увидел, что ее любимый «мерседес» весь в огне. Вокруг стоял страшный жар – вы ведь знаете, каким горячим пламенем горит бензин. Но он успел увидеть свою хозяйку…

Голос Руиса прервался, он сделал судорожный глоток и опустил глаза, как будто не хотел встретиться взглядом с Кеннисоном. Конец его палки выводил на ковре бессмысленные узоры.

– Он увидел свою хозяйку. Ее обугленные останки. Руки пригорели к рулю, голова откинута назад, рот широко раскрыт – она хотела крикнуть, но не успела.

Руис поднял на Кеннисона глаза – как два входа в тоннель, ведущий в черную бесконечность.

– Так он и сказал. Я никогда этих слов не забуду.

Кеннисон содрогнулся. Это был не просто театральный жест. Жуткая смерть. Сестра Пейдж слишком привержена к крайностям, слишком легко поддается эмоциям. Его целей можно было достигнуть и не таким драматическим способом. Но тут он вспомнил, что сестре Пейдж трижды наплевать на его цели, – у нее есть свои собственные. Он подумал, что впредь нужно быть с ней поосторожнее. Брак по расчету хорош только до тех пор, пока расчет не перестает оправдывать себя. Он произнес вслух:

– Так он и сказал?

Руис кивнул, и Кеннисон задумался. Должно быть, старик таил к своей хозяйке изрядную ненависть, если мог рассказывать о ее смерти с таким любовным вниманием к подробностям. Никогда не знаешь, что у человека на душе. Интересно, не сам ли Джед подложил бомбу, поддавшись на уговоры Пейдж?

– Они знают, кто это сделал? – спросил он Руиса.

В ответ тот, как истый испанец, выразительно пожал плечами.

– Кто? Может быть, ФБР. Или КГБ. Или Каморра. Или Ассоциация. Или республиканская партия. Quien sabe? note 32 В стране полным-полно людей, которые не прочь отомстить нам за то, что мы сделали.

– Которые думают, будто мы сделали то, за что нам следует мстить, – уточнил Кеннисон.

Руис жестом остановил его.

– Не надо играть словами, senor, – произнес он сквозь стиснутые зубы. – Я ведь не ребенок. Этот мем невиновности, может быть, и хорош для публики, но нам-то самим зачем себя обманывать? Мы направляли судьбы этой нации ради своего собственного обогащения и не щадили никого, кто вставал у нас на пути. Вы же не будете с этим спорить?

– Это все Гровнор Вейл и его…

– Ну конечно, – перебил его Руис. – А нас принуждали насильно, и мы подчинялись скрепя сердце. – Он невесело усмехнулся. – Боюсь, что, когда нам предъявят столь тяжкие обвинения, такая линия защиты нам мало поможет. Нет, всех нас повесят, не знаю только, вместе или порознь. Американское правительство сочтет это подрывной деятельностью, а нас – ирредентистами-конфедератами, которые уничтожили всю их общественную систему. Геноцид культуры – так, кажется, сейчас называют подобные вещи? Черные решат, что это из-за нас они лишены своих прирожденных прав. Зеленые сочтут, что это мы поощряли демона технологии. Да что говорить, список наших врагов окажется изрядным.

– И никому не придет в голову нас хоть за что-нибудь поблагодарить, – сказал Кеннисон с недовольной гримасой. – Мы же не можем отвечать за каждый каприз истории. Назовите хоть одного политика или социального реформатора, бизнесмена или революционера, который не пытался бы сделать то, что сделали мы? Да, наши возможности и даже наши замыслы не могли не быть ограниченными. И все же мы добились большего, чем все остальные, потому что наши методы эффективнее.

– Вы никого не сможете переубедить, брат Кеннисон. Кто возьмет на себя труд как следует вдуматься, тщательно изучить вопрос? Нет, мы просто обогащали себя за счет остальных. Вот и все, что о нас будут думать.

– Я ни разу не слышал, чтобы вы отрекались от плодов наших трудов.

Руис снова пожал плечами.

– Но я никогда не говорил, что руки у меня чисты.

Он поднес руки к глазам и вгляделся в них, как будто ожидал увидеть на них кровь. Потом со вздохом спросил:

– Что вы намерены предпринять теперь? Действовать по плану, который придумала сестра Пейдж? Втереть очки публике? Устроить потемкинские деревни?

Кеннисон на мгновение ощутил досаду: его план теперь уже назывался планом сестры Пейдж. Однако он не дал воли своим чувствам. Когда-нибудь настанет время свести счеты, но не сейчас и не с Руисом – он всего-навсего посредник. А когда это время настанет, все будет тщательно взвешено. Никаких поспешных решений, порожденных минутной досадой.

– Мы с Пейдж говорили об этом с неделю назад, – сказал он. – Мне показалось, что придумано неплохо.

Руис скривился.

– Лучше встретить смерть на людях, чем быть убитым из-за угла, а, amigo? – Он покачал головой. – Нет, меня это не прельщает. Это не для меня.

– А что намерены предпринять вы, senor? – спросил Кеннисон, прищурившись.

Руис поджал губы и принялся разглядывать тяжелый резной перстень на пальце левой руки.

– Senor, – ответил он после долгой паузы, – мой род живет в этой стране уже триста лет. Мы были rancheros note 33 на просторах Аризоны и Нью-Мексико задолго до того, как пришли англичане. Позже мы поддерживали американцев, потому что от caudillos note 34 из Мехико не видели ничего хорошего, а всю торговлю вели с пришельцами с Востока, которые так же, как и мы, осваивали эти места. Мы даже смогли удержать большую часть своих владений во время земельных междоусобиц, потому что наши vaqueros note 35 лучше умели стрелять, чем наемники англичан. Мы глубоко привязаны к этим местам. К этим бесплодным пустыням, к этим mesas и canons note 36. Я слишком давно там не был. Может быть, пора мне бросить все дела и удалиться к себе на ранчо.

Кеннисон покачал головой.

– На своем ранчо вы будете не в большей безопасности, чем была сестра Вейл у себя в особняке.

Руис улыбнулся.

– Нет, в большей, Дэн! – Кеннисон вздрогнул: он не ожидал, что Руис может назвать его по имени. – В большей! Потому что меня зовут не Бенедикт Руис. Я никогда не носил такого имени. Видите ли, когда я вступил в Общество, я не был таким оптимистом, как все вы, и не верил, что наша тайна может быть сохранена. Мое подлинное имя не было занесено в нашу базу данных, оно так и осталось нераскрытым после того, что сделала Сара Бомонт. – Он широко развел руками. – Так что я в безопасности. Я могу вернуться домой, чтобы доживать там остаток жизни. – Лицо его потемнело. – И познавать самого себя.

Кеннисон не знал, сердиться или радоваться. С одной стороны, ясно, что в Совете у него станет одним противником меньше. С другой, Руис окажется вне пределов досягаемости Общества. Как в свое время Куинн.

«Интересно, много ли еще членов Общества проявило такую же предусмотрительность, как брат Руис, не введя в базу данных свое подлинное имя? В каком-то смысле мне будет не хватать этого старого прохвоста. Вот такие предусмотрительные люди и нужны будут мне в Совете. Но что, если слишком многие из нас исчезнут так же внезапно, как Руис? Не вызовет ли это подозрений?»

– Бенедикт… – начал он.

Руис уже встал с кресла, собираясь уходить, но остановился.

– Да?

– Наш корабль дал течь, но он еще не тонет. Большинство из нас не станет спасаться бегством, а постарается сделать все, что можно. И чтобы не подвергать опасности тех, кто останется, «Бенедикт Руис» должен исчезнуть, не вызвав никаких вопросов. Вы меня понимаете? Для публики «Руис» должен умереть. Вы обязаны это сделать ради братьев и сестер, которых вы покидаете.