– Вы тоже пытались выйти на Общество Бэббиджа, верно?

Вейн повернулся к ним.

– У нас есть еще несколько минут, прежде чем приедет машина, – объявил он. – Поэтому я сообщу вам то, что вам следует знать.

Голос его стал жестким и повелительным. Он постоял, потирая руки, потом сунул их в карманы пиджака.

– Наша фирма всегда инвестировала капитал с большим успехом. С гораздо большим успехом, чем все думают. Дело в том, что, как и предположил мистер Коллингвуд, мы используем некоторые законы природы, проявляющиеся в деятельности человека.

– Законы, существование которых вы всегда старательно отрицали, – заметил Джереми.

Вейн развел руками.

– Разве можно отдавать такое оружие в руки конкурентов? Разумеется, мы всегда старались, чтобы другие не узнали то, что знаем мы. Как еще это можно сделать?

– «Применение методов точных наук ведет к дегуманизации культуры», – процитировал Джереми. – «Человечество нельзя свести к цифрам».

– Вот именно, – кивнул Вейн.

– Негодяй! – сказал Донг, и Джереми с некоторым удивлением взглянул на рассерженного математика.

– Прошу прощения? – переспросил Вейн.

– Я сказал «негодяй», – повторил Донг. – Если уж нам суждено быть всю жизнь скованными этими вашими законами, то нужно было хотя бы дать нам возможность видеть свои оковы.

Вейн пожал плечами.

– Я полагал, что человек с вашими способностями мог бы смотреть на вещи шире. Неужели ваш дух скован законом тяготения? Неужели вас тяготит термодинамика?

– Значит, ваша организация не связана с Обществом Бэббиджа? – спросила Ллуэлин.

Вейн повернулся к ней.

– Боже мой, конечно нет, Гвинн. Они варвары; во всяком случае, превратились в варваров. Мы только недавно догадались об их существовании. И, смею сказать, они – о нашем. Я напросился в вашу группу, Гвинн, не только для того, чтобы защищать наши интересы, но и для того, чтобы получить представление о потенциальной опасности. – Он помолчал, собираясь с мыслями. – Мы всегда считали, что аномалии в наших данных объясняются сложностью культурных процессов и недостатком наших знаний. Боюсь, что наша фирма работала чисто эмпирически. У нас не было ни вычислительных машин, ни теоретической базы, как у Общества Бэббиджа. По сути дела, наши интересы ограничивались лишь областью финансов. Если не считать противодействия попыткам подлинно научного подхода к подобным проблемам, мы вообще не предпринимали никаких прямых действий. Мы удовлетворялись тем, что использовали финансовые тенденции и циклы. – Он слегка улыбнулся.

– Мы считали движущие силы истории столь же неизменными, как океанские приливы. Мы можем изучать их, анализировать, даже предсказывать с той или иной точностью на определенный срок вперед, но не воздействовать на них.

– Но Общество Бэббиджа всегда было другого мнения, – заметил Джереми. Вейн поджал губы и задумался.

– Да, это верно. Но они считали, что выполняют великую миссию. Они вынуждены были верить, что могут повлиять на Судьбу.

– Вы хотите сказать, что это не так? – Джереми не мог понять, почему такая возможность его встревожила. Может быть, потому, что убивать, защищая заблуждение, еще хуже, чем убивать, защищая истину?

Вейн снова пожал плечами.

– Не могу вам ответить. Нельзя отрицать, что в данных есть аномалии. Но не могли ли они возникнуть независимо ни от чего? Не знаю. Информация, которой мы располагаем, свидетельствует о том, что усилия Общества часто приводили к непредвиденным результатам. Может быть, они просто обманывают себя, преувеличивают собственное значение. Если учесть, как обманчивы «факты» культуры, впасть в такой самообман очень легко.

– Вы как-то сказали: «факты – это конструкции», – медленно произнес Джереми. Вейн кивнул.

– Я вижу, та моя импровизированная лекция возымела действие. Да, факты

– это конструкции, это фикции, которые мы строим на основе наших данных. Одни и те же факты могут быть истолкованы по-разному. Выиграл ли битву при Ватерлоо Веллингтон? Или Блюхер? И проиграл ли ее Наполеон – что не совсем то же самое? Не сказал ли как-то поэт: «Человек слышит то, что хочет, и пропускает мимо ушей все остальное»? Каждый реконструирует факты по-своему. Что означает «совокупный национальный продукт», если при его оценке коктейль, который клерк выпивает в обеденный перерыв, суммируется с выплавленной сталью? Я не хочу сказать, что подобные цифры бессмысленны; но их смысл может быть совсем не таким, каким кажется нам. Любая группа людей с легкостью конструирует тот смысл, какой кажется ей предпочтительным. И с такой же легкостью убеждает себя в его истинности. Вы ведь слышали, как любой президент уверяет, что та или иная экономическая случайность – его собственная заслуга.

– Тем не менее, – сказала Ллуэлин, – между бессилием и всемогуществом есть множество промежуточных ступеней.

– Верно. Именно поэтому нам так важно выяснить, что известно Обществу Бэббиджа. Не исключено, что наша фирма, не предприняв за время своего существования никаких действий, не вызвала никаких аномалий и поэтому не оставила никаких улик, по которым ее можно было бы выследить. Нам очень хотелось бы в этом убедиться.

Джереми чувствовал растущую тревогу. Вейн говорил мягко и обстоятельно. Даже с увлечением. Вот они сидят в больничной палате, скрываясь после покушения на их жизнь, и рассуждают о философии истории. Его тревога была вызвана ощущением, что Вейн сообщает им слишком многое. Значит, он убежден: то, что он им говорит, останется в тайне, раскрыть которую им просто не представится случая. У него в голове мелькнула мысль о Железной Маске. В конце концов, Вейн считает, что бомбу, уничтожившую группу, подложил кто-то из них. И если уж на то пошло, Джереми мог подозревать и самого Вейна. Вейн ждет, пока кто-то приедет и заберет их отсюда. Куда? И вернутся ли они?

Бежать? Но Джереми знал, что далеко ему не уйти. Он чувствовал слабость и головокружение. И куда бежать? Домой? Вряд ли.

Да, бегство отпадает. «ДБС» доставит их туда, куда сочтет нужным. А это значит, что, если они собираются когда-нибудь выйти на свободу, надо оставаться начеку. Быть готовыми воспользоваться любой возможностью.

Все это Джереми сообразил за какое-то мгновение. Слушая рассуждения Вейна, он в то же время восхищался сам собой. Оказывается, он способен принимать решения, брать в руки собственную судьбу. То чувство испуга и беспомощности, какое он испытал в первые дни после несчастного случая (несчастного случая!) с Деннисом, как будто пережил совсем другой человек

– теперь он чувствовал к нему смутное презрение.

В дверь постучали. Должно быть, это был условный стук, потому что Вейн внимательно вслушался и только после этого открыл дверь, впустив какого-то худощавого парня. Он шепнул что-то Вейну, который, выслушав, кивнул. Потом парень вышел, а Вейн объявил:

– Машина пришла. Это мистер Андерсон, он сейчас вернется и вывезет вас. На каталках, как положено. Покидать палату будем по одному; чтобы никто не догадался, что мы вместе.

– Херкимер!

– Да, Гвинн?

– Мы можем вам верить?

– Гвинн, что вы говорите!

– Я хочу, чтобы вы мне ответили.

– Хорошо. – Он обвел всех глазами. – Я обещаю, что ни с кем из вас ничего не случится. Мы не чудовища. Мы хотим только одного – чтобы никто не нарушил наших интересов. Все, что мы предприняли за последние несколько месяцев, было вызвано только нашими опасениями, касающимися Общества Бэббиджа.

– А вы знаете, – заметил Джереми, – очень может быть, что этих ребят из Общества Бэббиджа можно считать вашими учениками.

Вейн заморгал глазами и удивленно посмотрел на него.

– Почему?

– Вы все время говорили, что «факты – это конструкции». А они сделали следующий шаг. Они решили сами стать конструкторами.

«Мистер Андерсон» доставил их на лифте в вестибюль. Джереми опасался, что они привлекут внимание, но никто на них и не взглянул. Обычная выписка больных.