– Мика, ты есть хочешь? – спросил папа Юсинь, очевидно обращаясь к собаке, но при этом всё ещё не поднимая головы. – Совсем я замотался, забыл тебя утром покормить.

Собака, услышав своё имя, дружелюбно замахала хвостом, но потом внезапно сорвалась и с лаем выбежала из-под стола.

– Я же сказал тебе, замолчи! – крикнул мужчина, поднял голову и увидел жену…

Она стояла в дверях спальни в ночной рубашке. Её волосы были по-прежнему взлохмачены, но зато цвет лица был необычайно свежим, а голубые глаза ясными. Она выглядела сонной, но при этом отдохнувшей.

– Ты же… – Папа Юсинь медленно поднялся. – Я сделал тебе укол… Ты должна спать…

– Я и так слишком долго спала, – сказала мама Юсинь и, улыбаясь, подошла к мужу. – Я так хорошо себя чувствую! У меня нет больше никакого тумана в голове.

Мужчина провёл рукой по её каштановым волосам:

– Это чудо?

– Может быть, – ответила женщина, и они обнялись. Совсем как тогда, когда толстая тётка-регистраторша сообщила им, что теперь они могут называться мужем и женой. Они обнялись с тем же чувством – будто приобретают что-то новое. Словно они нашли новых себя.

– Это всё, что ты сумел сам себе приготовить? – спросила мама Юсинь, когда они оторвались друг от друга.

– Ты об этом? – Мужчина смущённо указал на стол, где остывал в миске варёный картофель и заветривалась квашеная капуста.

– А знаешь что я возьму и сейчас приготовлю? – спросила мама Юсинь самым загадочным тоном, на который была способна.

– Что?

– Те самые чебуреки, которые готовит мама Мильки, – и женщина сняла с крючка цветастый фартук. – Мне Юся говорила, что она их обожает! А кстати, где она?

– Мы с ней немного повздорили, – нахмурился папа Юсинь. – Ну пусть только не вернётся вовремя!

– Ты бываешь слишком строг, – женщина успела убрать волосы в хвост, достать из морозилки фарш. Теперь она пыталась разобраться в многочисленных баночках с приправами. – Ей нужно дать чуть больше свободы.

– Свободы? – переспросил мужчина и, недовольный таким поворотом дела, подошёл к окну. За ним разлился бесконечный, мягкий, как вата, и густой, как манная каша, туман. – Ей всего четырнадцать. По-твоему, надо позволить дочке приходить когда ей вздумается?

– Я имела в виду другую свободу, – мама Юсинь выбрала наконец нужную баночку. – Дай ей возможность свободно решать с кем дружить, во что верить, кем стать…

Мужчина вздрогнул. Ему почудилось, что на миг в тумане он разглядел силуэт сгорбленной седой старухи…

– Я подумаю об этом, – сказал папа Юсинь задумчиво и настежь открыл окно.

Ему почему-то опять вспомнились мамины рыжие волосы, заплетённые в толстую косу, мягкие руки и запах сигарет, с которыми она никогда не расставалась. Однако на этот раз мужчина не стал гнать от себя воспоминания. Он принял их с благодарностью…

Милька встал с кресла, вернул книжной башне одну из её прочитанных жительниц и с ещё большим изумлением, чем минуту назад, посмотрел на Юсю.

– Что-то случилось? – спросил мальчик и подошёл совсем близко. – Опять папа обидел?

В горле у Юсинь застрял ком. Она попыталась сглотнуть его и сдержать слёзы, которые отчаянно просились наружу.

Юся огляделась. Всё было точно таким же, как в тот день, когда она выбежала отсюда в слезах, встретила Урсулу и очутилась в Стране Туманов.

Свет от телевизора, как и в тот раз, делал предметы чердака загадочными и немного пугающими.

На подоконнике, возле занавешенного тёмной пыльной тканью окна, стояла банка с лягушкой Соней.

И Милька тоже выглядел совершенно привычно: густые, изогнутые брови, несколько родинок на левой щеке, крупный, но благородный нос и чуть вьющиеся русые волосы.

«Всё вернулось!» – с облегчением подумала Юсинь и, не удержавшись, заплакала.

– Да что случилось-то? – спросил испуганный Милька и, подскочив к девочке, взял её за руки.

– Я та-так со-соскучилась! – выдавила из себя Юся.

– Но мы же виделись вчера! – Милька озадаченно пожал плечами и крепче сжал Юсины ладони.

– Я хо-хочу тебе что-то по-показать! По-подожди меня з-здесь! – Юсинь выбежала из комнаты.

На улице, у порога дома она опустилась на колени, отодвинула скрипучую деревяшку и вытащила свою самую большую драгоценность. Толстый блокнот, в котором хранились её зарисовки почти за три года.

Юся погладила шершавую обложку и обернулась – она боялась и вместе с тем надеялась вновь увидеть на деревьях хохочущих, как гиены, птиц. Но их не было.

– Ни фига себе… – ахнул Милька, когда перед ним, как бутоны, берегущие ото всех душистую пыльцу, распустились клетчатые странички Юсиного блокнота. – Вот это да!

Милька не верил глазам. Он долго рассматривал карандашные ландыши в вазочке, комнатные кактусы, щенка с опущенным ухом, изумительной красоты орнаменты, синицу, профили Юсиных одноклассниц, необычных жуков с огромными человеческими глазами, странную птицу с огромным клювом, мальчика с лицом котёнка, пожилую женщину в цветочном ободке, чёрную фигуру с хищными глазами, а ещё много-много маленьких сердечек возле его многочисленных портретов…

– Почему ты никогда не показывала мне этот блокнот? – спросил ошеломлённый Милька. – Ведь ты же настоящая художница!

– По-потому что я… я в-влюблена в те-тебя, – произнесла Юся и покраснела.

Всё вернулось. У Юсинь снова были родители, которые, даже сталкиваясь в своих убеждениях и взглядах на эту жизнь, продолжали любить свою дочь, оставляя за ней право делать собственный выбор.

И Юсинь старалась выбирать правильно. Как в тот раз, когда она съела нужную конфету и сохранила воспоминания о пугающей Стране Туманов. Она не захотела расставаться с памятью о Рыське, Урсуле, Матохах и крылатках. И она вернула себе заикание. Вернула, чтобы теперь, набравшись смелости, ещё раз с ним побороться.

Догадывалась ли Юсинь, что в её силах отныне справиться с гораздо более серьёзными сложностями? Вряд ли. Во всяком случае, она точно не догадывалась об этом до некоторых пор…