А Незнакомец? А монета?! Они тогда к чему? Разве это не знак?!

Так он лежал и размышлял. Потом, так ничего и не решив, заснул.

Проснулся он позже обычного. Долго лежал и ждал. Никто не приходил. Тогда он позвонил. Не отзывались. Тогда он встал и вышел в зал…

Нет никого. Столы — без скатертей, а зеркало повернуто к стене. Вошла жена. Рыжий спросил:

— Случилось что-нибудь?

— Да, — сказала она, помолчав. — Ты уходишь.

— Я? — поразился он.

— Да, ты. Я этого ждала. Меня предупреждали.

— Но, может, я…

И Рыжий замолчал. Глаза их встретились… Эй, ты чего задумал, а?! Опомнись, Рыжий! Впервые за всю жизнь ты наконец обрел свой дом, покой! И вообще, Ику так тебя любит! И не обманет, не предаст — да ни за что! А ты…

Спокойнее, спокойнее! Он сел. Жена — голос ее дрожал — сказала:

— Ты все равно уйдешь. Я знаю. Проклятый Океан околдовал тебя. Фискал, который приходил сюда, просил, чтобы я следила за тобой…

Рыжий вскочил, гневно вскричал:

— Что?! Повтори!

— Да, — сказала жена. — Он просил…

— Фискал? И ты следила?!

— Н-нет, не совсем. Но я очень боялась. За тебя.

— И потому молчала? Целый месяц!

— Я не одна. Мы все молчали — весь поселок. Фискал так приказал. Но я надеялась…

— Так, — мрачно сказал Рыжий, — хорошо. Что он еще приказывал?

— Нет, больше ничего. Он только говорил, что ты был одержим: тебя лечили и спасли. Теперь ты в здравом разуме. Но может так случиться, что…

И замолчала. Р-ра, боится! И не она одна — ведь и Сэнтей, значит, боится! Но если я — да как, впрочем, и все — ничего не могу изменить, ибо на все воля Создателя, тогда чего они меня боятся? Зачем тогда было травить меня, а после прибегать сюда и подговаривать против меня и наушничать? Пять тысяч лет мир находился в Равновесии, и ради Равновесия…

Так будь же оно проклято, такое Равновесие! И Рыжий встал, сказал:

— Довольно. Пойди и передай фискалу — я все вспомнил. И вот пусть теперь он попробует меня остановить. Если сможет. Прощай.

— Останься! Я…

— Прощай!

И Рыжий вышел из трактира. Куда? Теперь только в Ганьбэй. Там хоть не лгут, там все в открытую. И, главное, хоть Башня бесконечна, но никогда еще она не простиралась до Ганьбэя!

Ганьбэй никто не охранял. И даже более того: на всем пути к нему время от времени на поворотах дороги встречались полосатые столбы, на них были таблички с надписью «Добро пожаловать!» и стрелки-указатели. Рыжий три дня бежал — босой, ганьбэйцы непременно босы… бежал вдоль берега, кормился крабами и сладкими медузами, спал прямо на песке, утром вставал и вновь бежал, потом свернул, взошел на перевал — едва-едва вскарабкался, — затем спустился по крутой, резко петляющей тропе — и вышел к городу.

Ганьбэй был город небольшой, зато красивый. Здесь, Бурку не в пример, были широкие, прямые улицы. Пальмы, цветущие магнолии. Дома из легкой белой пемзы. Все крыши — плоские, окна закрыты парусиной. А дальше — гавань, корабли. Форт на скале. Маяк. Две верфи, зимний док. Цепь, запирающая Внутреннюю Гавань. Чайки. Солнце. Жара… И крепкий дух смолы, канатов, пота, перца. Рыжий зевнул, оскалился — ушел-таки!..

Ушел? Ну, скажем так, почти. Ведь что ни говори, пусть это было только на бумаге, но все-таки Ганьбэй — юридически это часть Мэга. Правда, когда Республике ставят в вину Ганьбэй, Правитель тотчас отвечает, что, мол, Ганьбэй уже давно ему не подчиняется, налогов, податей оттуда нет и не предвидится, да и бегут в Ганьбэй не только одни мэгцы, а все, кому не лень. Вот так! Перешагнув через поваленный шлагбаум, Рыжий вошел в Ганьбэй. Пыль. Тишина. Был адмиральский час; город, казалось, вымер. Вот разве что вон там, наискосок по улице, вдруг занавеска дернулась, а вон как будто кто-то промелькнул и скрылся в палисаднике, за бочкой… Хр-р! Р-ра! Иди, друг мой, смелей, и нечего глазеть по сторонам, и нюхать нечего, ушами не стриги; такое нужно чуять шкурой. И знать — один неосторожный шаг, а то и просто жест… и тотчас же раздастся тонкий свист, из духовой трубы засадный выплюнет колючку, смоченную ядом, — и будешь корчиться, хрипеть, ибо духовка бьет без промаха на двадцать пять шагов. А так все хорошо в Ганьбэе; тихо, жарко. Иди, Рыжий, иди! И он и шел, спокойно и уверенно, как некогда ходил по Дымску. Встретив случайного — случайного? — прохожего, Рыжий спросил у него, как пройти к Карантину. Тот объяснил. Рыжий прошел еще немного и вышел к двухэтажному строению с высоким мраморным крыльцом и флагом над раскрытыми дверями. Флаг был такой: на выцветшем черном полотнище девять белых волнистых полос — то есть девять единых эскадр, девять морей, девять законов.

Охраны перед Карантином не было; Рыжий поднялся на крыльцо, вошел и осмотрелся. Обшарпанный, исчерканный когтями пол. Широкий колченогий стол, на нем две книги — красная и черная, — рядом с ними перо и чернильница. И карта на стене. В дальнем углу на пуфаре лежал дежурный в синем форменном бушлате и, закатив глаза, курил обманку — здесь это запросто и даже поощряется. Рыжий, немного подождав, откашлялся. Тогда дежурный нехотя привстал, спросил:

— Чего тебе?

— Да вот, пришел.

— Ну так давай, впишись. Или неграмотный?

Рыжий прошел к столу, сел, пододвинул к себе книгу…

— Не эту! Сперва черную! — велел дежурный.

Рыжий, отсунув красную, взял черную, раскрыл ее и полистал, нашел свободную страницу и начал заполнять вопросник. «Кто?» — «Кронс, второй трубач Шестого Легиона». «Судим ли?» — «Да, неоднократно. Дважды к смерти». В графе «Полезные профессии» Рыжий, подумав, записал: «Шулер, бретер». «Последнее пристанище» — «Трактир „Под якорем“ в Голодной Бухте». Ну, и так далее, всего четырнадцать вопросов. В последней же графе, где нужно было указать цель приезда, Рыжий поставил жирный прочерк, а потом расписался замысловато, с прибамбасами — и отложил перо и поднял голову… Как вдруг дежурный приказал:

— И лапу приложи!

Рыжий послушно обмакнул лапу в чернильницу, а после приложил ее к листу. Остался четкий отпечаток.

— А вот теперь… — дежурный нагло усмехнулся. — Теперь давай за красную!

Рыжий, скептически хмыкнув, вновь взялся за красную книгу, опять, как и черную, перелистал ее до незаполненной страницы, на которой только в самом верху была написана всего одна строка…

Ар-р! Р-ра! Зато какая! На ней его же почерком было уже указано: «Я, Рыжий, уроженец Глухих Выселок, полковник, йор, строитель, тайнобрат, трактирщик…» — а дальше чистый лист. Пиши! И Рыжий взял перо… Лапа его дрожала. Сдержав дыхание, он покосился на дежурного. Тот с видимым довольством затянулся, пустил дым кольцами, спросил:

— Что? Что-нибудь не так? Напутали?

— Н-ну, в общем, да, — с трудом ответил Рыжий. — Полковником я не был.

— Был. Согласно сводной милитартаблице, равнинский первый воевода приравнивается к нашему полковнику. Еще вопросы есть?

— Н-нет.

— То-то же, — гордо сказал дежурный. — А Кронса закололи прошлым летом. Вилы в бок — и готов.

В бок. Р-ра, прекрасно это помнится! Рыжий недобро усмехнулся, отбросил перо и сказал:

— Ну, если вам и так все, что надо, известно, так сами все и заполняйте.

— Не все, мой друг, не все! — дежурный важно сел, стряхнул с обманки пепел, глянул на Рыжего — глаза в глаза — и продолжал:

— Вопрос всего один: за что это Сэнтей обкормил тебя Чертовым Яблоком?

А! Вот оно что! Хорошо! Рыжий оскалился и ощетинился, когтями впился в стол и прохрипел:

— Вопрос действительно один. А вот ответов будет два. Во-первых: про Яблоко я расскажу лишь Кроту. Уяснил? А во-вторых… Встать, чва! Перед тобой полковник!

Дежурный подскочил, застыл «на караул», нервно задергал ухом…

— Вот то-то же! — насмешливо воскликнул Рыжий. — Так оно лучше. И так Кроту и доложи: только приватно буду отвечать. Пусть думает. А я пока что отдохну с дороги. Куда мягче откинуться? Ну! Что молчишь, икра?!