Атри горестно кинул Диводасу:

– Я не могу поспевать мозгами за этим словесным плутовством.

Он вышел из круга под мёртвое молчание сиддхов.

– Ну что же вы не спорите? – улыбчиво спросил Дасу. Демон тащил паутину, в которой запутались эти просвещённые умы.

– Если значки плута так же изворотливы, как и его мозги, их не осилит ни один глаз, – вступил в дело Надха, высокий и седой сиддх, к которому Диводас относился недружелюбно. Из-за неподелённой когда-то власти, о чём Индра слышал краем уха.

– Простота – удел бездарных. Засыпающий в простоте просыпается в глупости, – заспорил Шамбара. – Письмена не просты и не сложны. Они совершенны. Против Слова, за которое никто из вас не может спрятаться, ибо оно не совершенно.

Он поднял над головой скрижали, и мелкие глаза Дасу сверкнули злобой:

– "Пропусти их вперёд, но всегда будь на один шаг впереди!" Ну кто из вас убьёт эту крепость Духа?

– Вот, значит, почему он начал с законов Ману, – тихо сказал Ушана. Тот, что сделал Индре палицу. – «Пропусти их вперёд…»

– Ты не то услышал, – поправил его Индра. – «Всегда будь на один шаг впереди.» Это важнее.

– Письмена так же смертны, как и их идеи, – попробовал возразить Надха. – Бессмертен только дух Слова, ибо ничто не может заткнуть говорящему рот. Мы говорим – и значит, мыслим! Шамбара коварно улыбнулся:

– Ничто, говоришь, не может заткнуть рот? Сура! Она сперва заткнёт тебе рот, а потом заткнёт тебе мысль. Может быть, суры недостаточно? Тогда я придумаю зелье и покрепче. Ты лучше попробуй заткнуть письмена, которые и через тысячу лет скажут моим языком: «Если хочешь кого-то уничтожить – стань ему другом, и он погибнет сам!»

– Как ты смеешь?! – закипел Надха. – Как ты смеешь творить скверну на светлом имени Митры? /* У арийцев дружба считалась священным понятием. Митра – «друг» (санскр.) /.

– Если он сочтёт это скверной, пусть сам скажет об этом.

– Смело, – хмыкнул Индра, – а главное – нахально. Вот в чём весь его секрет. Нахальство вытесняет традиционализм мышления. – А сколько всего у тебя крепостей? – громогласно спросил кшатрий, решив, что пора выпускать бычка.

Шамбара увидел вышедшего из толпы воина, не похожего на сиддхов и достаточно молодого, чтобы превратить его в посмешище и не поплатиться за это. Демон снова поднял доски:

– Восемнадцать.

– Второе число тамаса, – задумчиво произнёс Индра и подошёл ближе. – Выходит, письмена – это крепости против Слова, за которым не спрячешься?

Он внезапно выхватил палицу и одним ударом разбил обе известняковые скрижали. Сиддхи обомлели. Бесполезные куски извести разлетелись по песку. Под ноги спорщиков.

– Вот и нет рукописей. Вот и ты остался только со Словом.

Воин обжёг Шамбару взглядом. Медленно пришли в себя мудрецы. Загудела восхищённая толпа.

– А ты говорил, что за ними можно спрятаться, – продолжил Индра.

Шамбара хотел открыть рот, но воин не позволил ему это сделать:

– Видишь ли, у меня тоже есть крепости. Например, эта, её я люблю больше других: «Если кто– то долго и мерзко говорит – убей его!»

Индра поднял палицу. Демон занервничал. Он прочитал в глазах противника вдохновенное сумасшествие.

– Разве мудрецы так ведут спор?

– Прости мне мою глупость! – перехватил Индра реплику противника и дёрнул рукой. Палица ответила рвением раскроить Шамбаре череп. Толпа успокоилась дружным смехом. Расцвёл в улыбке Диводас.

– К тому же зачем нам твои письмена? – продолжил кшатрий. – Ведь мерзость, чем бы она ни прикрывалась, всегда останется только мерзостью. Стоит ли с ней возиться? Убей разносчика – и больше нет проблемы.

– Что ж, – хмыкнул Дасу, – ты разбил крепости, но не победил их. Впрочем, я признаю твою победу, мой бесстрашный переспорщик. «Подари ему победу и забери его жизнь!» – как любят говорить наши воины.

– Ты отдаёшь мне победу только потому, что подчиняешься силе. Но в том-то и фокус, что ты всегда будешь подчиняться мне, что бы там ни болтал, поскольку всегда на твою изворотливую слабость найдётся моя изворотливая сила!

– Ещё он просил передать тебе, – говорил Диводас, когда они сидели вечером под белотелой акацией, – дословно: один – Стрелок, другой – Стражник, третий будет Возчик, а четвёртый – Конь. Понимай как хочешь.

– Чего ж тут не понять? – сказал Индра. – Я назвал ему когда-то триумвират Воина, а он предлагает мне свой вариант. В квадратуре.

– Почему конь?

– Конь – тот, кто тащит, создаёт, разрабатывает. Кстати, Дадхъянч пришёл один или с конём?

– Пришёл? Да мы нашли его в поле. Потерявшего силы. Через неделю после бури. Индра насупился. Стиснув брови. Совесть закопошилась в нём, пробуя на излом душу.

– В бреду он вспоминал тебя, бурю и сому.

– Да-да-да, – заволновался кшатрий, – Дадхъянч говорил, что сома передаёт душе бурю.

– Не упусти её.

– Кого? – не понял Индра.

– Свою бурю. А то соберёшься лететь – глядишь, а она уже и прошла. И в душе – только пустота и разорение.

Индра ушёл к бхригам. Вблизи их поселения гулял могучий табун. «Сейчас или никогда!» – сказал себе воин. «Сейчас» наступило.

К долине подобралась осень. Незаметно. Слепая, бесцветная, как глаза старухи. Она приворожила покоем землю, отдыхавшую от солнечного припёка.

Валкие бока долины, что поднимались и падали не добрав укатом до холма, теперь напоминали облезлую шкуру старого медведя. Трёпанную ветром и дождём, просохшую пучковатым, грубым и тусклым ворсом.

Траводол лёг во все стороны. Пятнея то бурой мастью, то пепелищем, то не тронутой солнцем густой зеленью.

Индра подобрался к сытому табуну и с осторожностью наблюдал за беззаботными играми окрепшего выводка. Жеребят было с десяток. Они держались кобыл, в беспечности и покое, почти не отходя от чутких матерей.

Тревожить табун воин не стал. Всё равно кони ушли бы, заслонив выводок. Так делали все звери. Младший должен жить. Силами старших. А против силы старших в их родной стихии, в поле, что мог бы сделать один неуклюжий человек? Тут требовался план.

Индра мог удумать три способа добывания жеребят. Первый: нужно взять с десяток крепких, конопляных верёвок, связать их в одну и с помощью кого-нибудь из деревенских мальчишек, спрятавшись под горкой, растянуть верёвку по траве.

Когда табун пойдёт, гонимый другими мальчишками под шум трещоток и погремушек, в нужный момент натянуть верёвку под ногами лошадей. Дальше следовало успеть в образовавшейся свалке добраться до жеребёнка и схватить его двумя руками за шею. Чтобы не вырвался. Ну как?

Был еще второй и третий способы. Правда, они требовали от Индры больших усилий. Зато он мог бы обойтись без посторонней помощи.

Оба способа обязывали кшатрия приложить к этому делу стрелу. Уверенно, расчётливо и точно.

В одном случае он должен был ранить кобылу, после чего спугнуть табун и преследовать его. Столько времени, сколько бы понадобилось. Может быть, день. Жеребёнок, находясь возле матери, скоро должен был бы отстать от табуна, теряя силы. Не рассчитай Индра выстрел и убей он кобылу, жеребёнок мог бы уйти с табуном.

В другом случае следовало легко подстрелить самого поджеребка, используя при этой охоте горький сок авы, что вызывал онемение и даже временный паралич мышц. Правда, в такой способ Индра не очень верил. Ведь летящая стрела могла и погубить жеребёнка. Кроме того, сок авы снесло бы со стрелы.

Нет, в полной мере Индра не мог положиться ни на одну из своих выдумок. Он решил принять совет Атитхигвы.

Хотар огненных магов наверняка в этот час собирался к вечернему жертвоприношению. На утёсе. Расстелив жертвенную солому и замешав масло. Индра думал о том, что и годы спустя ничего не изменится в обычаях арийских жрецов. Они привыкли к постоянству понимания мира и своего места в этом мире, делая это постоянство мерилом собственного достоинства. Высшим достижением. Не познавательную новизну и переполошение духа, схватившего никому более не доставшийся кусок пирога, называемого открытием, потесняя тем пространство разума менее удачливых противников. Нет. А пережёвывая один и тот же сухарь в тупом постоянстве традиционализма.