Но для того чтобы драться успешно, необходимо, во-первых, любить драку и даже больше чем любить – получать от неё удовольствие. Невзирая на собственную боль, страдания или обиду поражения.

А во-вторых, уметь драться, что никак не связано с формальным знанием приёмов рукопашного боя. Именно культ приёма стал главной ошибкой и принципиальным заблуждением в наставничестве боевого искусства.

Способность победить использует познание приёма лишь в малой доле, ибо самое вредное заблуждение заключено именно в том, что победа – результат умения выворачивать руки или выдавливать противнику глаза. Нет, враждебные поползновения, как правило, не совпадают с вашими ожиданиями и затеями, не вписываются в них, а реальная опасность не оставляет времени на обдуманное поведение, на спланированное, подготовленное действие.

В том и заключён смысл боевого искусства, чтобы совершенству умышленного действия противопоставить боевое бессознательное и доказать его преимущество. А тот, кто не может этого сделать, – не Воин.

У Индры не было учителей. Главным его наставником являлся инстинкт, связующий свойства его натуры с голосом крови. Теперь воин превратился в чуткое звероподобное существо, кипящее боем. Повадки врага это существо воспринимало чутьём. Его нельзя было обмануть, запугать или разжалобить. Намучи сейчас слишком увлёкся собственной злобой и созданным ею спектаклем, чтобы это понять.

Дан выхватил нож и бросился на противника. Зверь, сидящий в Индре, ударил навстречу. Значительно быстрее и решительней. Он мог бы убить пещерного воина, но не сделал этого. Удержав руку с бронзовым ножом от вспарывающего рывка в тугую крепь живота.

Всё произошло так неожиданно для Намучи, что он не понял, остался ли жив.

Почему Индра помешал своему натиску? Где-то в свалке мыслей и чувств, заполонивших его сегодня, раскопошилось это маленькое чудо по имени Намати. Такое равнодушное к нему, но не становящееся от этого менее прекрасным.

Индра не стал дожидаться, когда Намучи придёт в себя. Кшатрий выбил у него нож и отшвырнул ногой потерянное врагом оружие в угол пещеры.

– Ну давай, прикончи меня! – выдавил из горла дан.

– Зачем? Любишь простые решения? Нет, тебя прикончит твоё самолюбие, – улыбаясь в глаза Намучи, сказал победитель. – Эй, девочка, что ты там твердила о своём брате? Что он великий воин?

Намучи напрягся, ожидая страшнейших последствий поражения. Позора. И он услышал то, что причинило ему большее мучение, чем сама смерть.

– Никакой он не воин! – творил свой приговор победитель. – Так, неумеха и сумасброд.

«Это тебе за равнодушие». – сказал про себя кшатрий, отвлекшись мыслями на юную красавицу.

Намучи, не в силах выдержать унижения, с криком бросился на победителя. Такого натиска, такой решимости драться, вопреки всему, Индра от противника не ожидал.

Пещерный воин свалил кшатрия с ног и, вцепившись ему в горло, придавил чужака к земле. Положение казалось критическим. Индра метался в себе самом, ища выход из гибельной ситуации. Наконец ему удалось вывернуться, пропустив руку через тиски захвата.

– Это я сумасброд?! – шипел обезумевший от ярости Намучи. Он натолкнулся на цепкие пальцы поверженного, метившие ему в глаза.

Противники были примерно одного возраста. Их телесное сходство говорило в пользу равных возможностей драчунов, а значит, и о беспощадности боя. Неуступчивости. И не ради спасения собственной жизни, не ради победы, а только потому, что уступить равному было вдвойне унизительно. Теперь уже Намучи ни за что бы не согласился признать хоть в чём-то преимущество чужака.

Они катались по земле, вцепившись друг другу в горло, и теряли силы. Скоро драчуны превратились в телесные развалины. Покрытые ссадинами, с измученным дыхлом и с неперегоревшей, но очень усталой злостью.

Как-то само собой противники отторгли сопротивление, чтобы выбраться из бесполезности этой затянувшейся потасовки. Они сидели привалившись спина к спине и шумно дышали.

– Ну? – выдавил из себя Индра.

– Хорошо! – сквозь муку ответил Намучи.

Кшатрий с трудом обернулся. Дан пытался улыбаться.

– Попить бы, – простонал пещерный воин, – а?

Индра не ответил.

– Эй, – тихо позвал дан, – Намати! Принеси-ка нам попить.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В далёком краю сразил ты, о Индра, с другом Нами
демона по имени Намучи.
(Ригведа. Мандала I, 53)

– За что я люблю пещеру, так это за её тайны, – говорил Намучи, развалясь на медвежьих шкурах и угощая Индру противной на вкус сурой. – Посмотришь вперёд, а там ночь, и кажется, будто глубина её непомерна. Вон, гляди!

Индра повернул голову и без особого интереса заглянул в тесный угол каменных стен.

– Верно я говорю? – улыбнулся Намучи. – Ведь ночь, а? Ну признайся!

– Ночь, – равнодушно подтвердил Индра.

Дан захохотал.

– Ночь, – сказал он удовлетворённо. – Слушай, а подари мне своих лошадей! Подари, а!

Он вскочил с лежанки и бросился к мешку с вонючей сурой. Налил полную миску и, ругая неровный пол пещеры, принёс пойло Индре.

– Мне для тебя ничего не жалко, – сказал Намучи, протягивая гостю суру.

– Не могу, – вздохнул Индра, нехотя принимая подношение. – Ведь мне нужно ехать обратно. Туда пешком не дойти.

– Да, – почесал бороду дан, – верно. Ладно, плевать на колесницу. А хочешь я подарю тебе что-нибудь? Например, лук. Лук хочешь?

– Как же ты будешь охотиться?

– Ну если не лук, то ещё что-нибудь. Мою меховину?

Намати принесла козьего сыра.

– Красивая у меня сестра? – самодовольно улыбнулся пещерный воин. – Слушай, бери её в жёны! А?

– Замолчи, болтун, – сдвинула брови юная красавица.

– А тебя я и спрашивать не стану. Если мой друг – великий воин Индра – захочет взять тебя в жёны, ты пойдёшь за ним, куда он тебе скажет. Ну, возьмёшь?

Индра покачал головой:

– У неё дурной характер.

– Это верно, – согласился Намучи.

– Я возьму у тебя немного еды. На дорогу.

– Хорошо, еды так еды. Только ты мне должен пообещать… Эй, Намати, соберика моему другу еды.

– Что пообещать? – насторожился Индра.

– Что везде, где ты будешь ехать, и всякому, кого ты встретишь на своём пути, ты скажешь, что Намучи – великий и бесстрашный воин.

– Послушай, ну разве можно нахваливать себя ни за что?! Вот я убил несколько демонов, и то великим воином себя не считаю.

– Ну не считаешь и не считай, а про меня скажи. А?

Индра покачал головой:

– Не могу.

– Ну и пёс с тобой! Ишь какой гордец!

Намучи замолчал, готовый разразиться бурей ругательств. Его внимание отвлёк какой-то шум в углу. Среди камней, на высоком лежбище.

– Эй, – позвал новый голос, – Намучи пришёл?

– Пришёл! – крикнула девушка.

– Что? Я спрашиваю, Намучи пришёл?

– Пришёл-пришёл, спи!

– Это – Нам, мой отец. Глухой, как пень, – пояснил Намучи.

Индра подумал, что теперь самое время уйти. Не доводя дело до новой бесполезной драки. Но прежде чем кшатрий успел встать, Намучи радостно выпалил:

– А давай клятву дадим!

– Какую ещё клятву?

– Что не станем причинять друг другу зла. Индра посмотрел на сияющую физиономию пещерного воина. Это, пожалуй, являлось тем малым, что могло бы откупить кшатрия от вынужденного присутствия в компании своего новоиспечённого друга.

– Ладно, – согласился Индра.

Нами, тихо следивший за всем происходящим, облегчённо вздохнул.

– Ну так, – начал неугомонный дан, – повторяй за мной: я, великий воин…

– Опять ты за своё?

– Ну я тебя прошу, – взмолился Намучи, – ну для меня, ну пожалуйста!

– Ладно, – сломался Индра. – Я, великий воин…

– Намучи…

– Индра…

– Клянусь не поднимать оружие против Индры…