Еленка вышла из комнаты мальчика. Увидев меня, хмыкает:

— И Вы здесь, — потом обращается к матери, — Он уснул.

Дина спрашивает:

— Он кашлял?

— Нет.

Дина заходит в комнату мальчика, я тоже. Матвей лежит на своей кровати и действительно спит. Только дышит тяжело. Она наклоняется к нему, целует в лоб и говорит:

— Горячий. Надо вызвать врача.

Я предлагаю:

— Давай в клинику отвезем.

Но Дина не успевает ответить мне, как вдруг ребенок начинает не просто тяжело дышать, он начинает сипеть. Я понимаю, что он задыхается. Дина бросается к мальчику, хватает его на руки, скидывает туфли и босая выбегает из комнаты. Мальчик просыпается, начинает плакать. Он не может дышать. За несколько секунд мы оказываемся у машины.

Я бросаю водиле:

— Гони так, как будто это реактивный самолет.

И он гонит. Мы оказываемся у клиники гораздо быстрее, чем на скорой. Зато все это гораздо страшнее. Ребенок всю дорогу не может дышать, плачет, его рвет на платье Быстрицкой. Она не обращает на это никакого внимания, только успокаивает ребенка:

— Дыши, мой маленький, только дыши. Я здесь с тобой. Все будет хорошо.

Я звоню в клинику, объясняю, что произошло. Они нас уже ждут.

Когда оказываемся в клинике, нас встречает главврач. Медработники одевают на Матвея кислородную маску, осматривают его, делают укол. И спустя какое-то время он делает первый более-менее нормальный вдох. Затем его забирают в палату, держат под кислородом, берут анализы. Мы все это время рядом. Состояние сына стабилизируется. Я говорю Дине, чтобы она переоделась, сам остаюсь с Матвеем. Ей дают медицинский халат, она переодевается в ванной и возвращается к ребенку. Спустя минут 10 с Матвеем остается медсестра, а нас главврач вызывает в коридор.

Андрей Евгеньевич говорит, что у Матвея приступ ларингита. У него сейчас низкое содержание кислорода в крови. Если такое останется, то ребенка переведут в реанимацию. Если повысится, оставят в палате.

— Но не было же ничего такого, — растерянно тянет Дина.

Врач говорит, что все образуется и уходит.

Мы возвращаемся в палату. Матвей снова уснул. Через 30 минут опять приходит доктор, одевает мальчику на палец прибор, измеряет уровень кислорода. Судя по озабоченному лицу, новости неутешительные. Дину и Матвея забирают в реанимацию. Я иду в кабинет главврача. Мы неплохо знакомы, это платная клиника с современным оборудованием и хорошими условиями.

Захожу в кабинет и с порога спрашиваю:

— Андрей, насколько все серьезно?

— Ну, причин для паники нет. Просто ребенок маленький и я решил перестраховаться. Скорее всего, уровень кислорода поднимется к утру и мы переведем его в палату.

Я после этих слов тоже могу выдохнуть. Но есть еще один момент.

— И Андрей, нужно сделать генетическую экспертизу.

Он морщит лоб:

— Сомневаешься, что твой?

— Нет, не сомневаюсь. Но мне нужно документальное подтверждение. А мать мальчика не хочет давать разрешения на производство ДНК-теста. Сейчас она что угодно подпишет.

— Слушай, Серег, как-то ты не так конфликты улаживаешь.

— Ты мне мораль читать собрался?

— Да и мораль иногда полезно послушать.

Я начинаю терять терпение:

— Ты сделаешь или нет?

— Сделаю.

Вот и все, Дина Витальевна, ловушка захлопнулась. Уговаривать мне надоело, балаган давно пора прикрыть. А так, если раскрутить оставление ребенка в опасности, то место жительства Матвея определят у меня. И ничего Вам не останется, как захватить чемодан с кружевными трусами и вредную дочь и переехать ко мне. Может, так поступать сейчас и не очень порядочно, зато эффективно. А там, в качестве меры перемирия можно предложить рождение дочки.

Я остаюсь в клинике до утра. Состояние Матвея улучшилось, и их перевели в палату. Захожу туда и вижу Динку на стуле возле кровати, на которой спит сын. Стараюсь не разбудить, целую в лобик малыша. Вид у ребенка замученный. Такой же он у его матери, синяки под глазами.

Тихо спрашиваю:

— Тебе что привезти?

Она отводит взгляд и говорит:

— Я Еленке позвоню, она все соберет, а Хосе привезет.

От имени Хосе у меня такое ощущение, что песок на зубах скрипит.

— Выйдем на минуту.

Выходим в коридор:

— Лене, конечно, можешь позвонить, но вещи привезу я. А колумбийцам пора назад в Колумбию. И после больницы ты и дети переезжаете ко мне.

— А ты не офигел, родной?

— Ты подписала согласие на производство генетической экспертизы. Скоро будет готов результат. И мне уже до чертиков надоела твоя война за независимость. Поэтому если ты меня не послушаешь, то с моими деньгами я раскручу историю о том, что ты оставила больного ребенка дома, а сама пошла развлекаться. И ребенка отдадут мне, а тебя лишат родительских прав.

— Он не болел, я бы никогда его больного не оставила!

— Я знаю. Но выглядеть все будет иначе.

Дина из бледной становится серой. И вдруг неожиданно влепляет мне хорошую такую пощечину. Тут я с ней согласен — заслужил. Она резко разворачивается, но я еще не договорил, поэтому ловлю ее за руку и поворачиваю к себе лицом. Ничего хорошего она от меня не видела, и я понимаю, что сейчас нужно предотвратить какую-нибудь ее выходку. А она на них мастерица.

Я продолжаю:

— Дина, я не собираюсь тебя бить и насиловать. Я понимаю, ты мне не доверяешь. Но ребенку нужна полная семья. Поэтому не испытывай моего терпения, сделай так, как я тебе говорю. А колумбийцев отправь обратно. Потому что они уедут или живые и здоровые, или в гробах. Поверь мне, я могу решить вопрос и так.

Она смотрит на меня, а в ее глазах плещется ненависть.

— Ты меня поняла?

— Да, я все поняла, — шипит разъяренно.

А я вспоминаю, что она без белья совсем и сглатываю, пытаясь прогнать возбуждение.

— Ступай к ребенку.

Я выхожу из клиники и уезжаю.

Дома мне тоже нет покоя. У меня в гостиной Костромская. Кто пустил ее сюда?

— Нае*ся?

Я устал, перенервничал, получил по роже и… Что эта сука здесь делает?

— Ты же слышала — заболел ребенок.

Ее красивое лицо кривится от возмущения:

— А тебе какое дело?

Решаю расставить все точки над «И»:

— Дело такое, что он мой.

Она хлопает нарощенными ресницами и, кажется, мне не верит:

— Не правда. Кто эта бля*ь, которую ты не трахнул?

Я очень устал и не люблю, когда мне е*ут мозги.

— Моя будущая жена.

— Ты шутишь сейчас?

— Лилия, я попросил тебя сходить со мной на прием. Заметь: не выйти за меня замуж, не стать моей невестой, даже не трахнуться, в конце концов. Что ты там напридумывала, это твои проблемы. У меня есть сын, ему два года. Скоро у меня будет и жена, причем я надеюсь, что на одном ребенке мы с ней остановимся. А сейчас не могла бы ты пойти на хер?

Она уносится разгневанной фурией. Все, я могу идти спать.

Сергей.

Я сплю несколько часов, потом иду в душ и еду к Дине домой за вещами.

Меня встречает недовольный Хосе, но в дом пускает. Видимо, Дина ему позвонила. В доме рядом с собранной сумкой с вещами меня ждет Лена. Бледное встревоженное личико с зелеными глазищами.

— Меня к Матвею возьмете?

— Если обещаешь не совать мне под нос тряпку с хлороформом.

Мелкая зараза не остается в долгу:

— Если не будете мои лифчики воровать, то хлороформ Вам не грозит.

Смотрю на нее внимательней, надеюсь, что смутится. Ага, щас.

Вздыхаю:

— Ладно, поехали.

Когда приезжаем в клинику, то девочка в первую очередь бросается к брату. Гладит его по каштановым волосикам и шепчет:

— Мелкий, как ты меня напугал.

Я понимаю, что так выглядит любовь, привязанность. Видно, что дети тянутся друг к другу. Матвей улыбается сестре. Что пришлось им пережить за это время? Детство Матвея еще продолжается, и я сделаю всё, чтобы оно было безоблачным. Но детство Лены уже закончилось. И судя по ее характеру, так и тянет спросить, а было ли оно у нее вообще?