– Не мог бы ты пойти в зал, милый? Гости уже начинают скучать.
– Конечно. – Его губы коснулись виска женщины, но взгляд был устремлен мимо нее к Пруденс. – Все, что пожелаешь.
Себастьян повел Трицию к дому, но остановился у двери в ярком свете факелов. Он грациозно склонился к своей невесте и запечатлел нежный поцелуй на ее губах. Руки девушки сжались на балюстраде. Когда они входили в зал, Триция оглянулась, только сейчас осознавая присутствие на террасе своей племянницы. Пруденс попыталась понять, что же сверкнуло в глазах тети – триумф или подозрение?
Девушка сунула пистолет за пояс и направилась вслед за ними, не позволяя себе всхлипывать, как ей того очень хотелось. Она закусила нижнюю губу. Рот ее был распухшим от поцелуев. Пруденс молила, чтобы свидетельства страстного натиска Себастьяна не были столь очевидны для других, как казались для нее.
Она пробралась сквозь толпу гостей и вышла из зала. Голова раскалывалась от боли. Резные позолоченные двери закрылись за ней.
Тупая боль в голове стала резче, когда Джейми высунулся из занавешенного алькова и восхищенно улыбнулся.
– Поздравляю, девочка. Все было сработано просто замечательно. Я бы сказал, что ты завладела его вниманием.
Пруденс, не оборачиваясь, бросила на ходу:
– Несомненно. Он презирает меня.
Лицо Джейми вытянулось, но через мгновение просияло.
– Не принимай близко к сердцу. Мои маманя и папаня уже много лет ненавидят друг друга. И что же? Посмотри на меня, какой получился франт.
Девушка продолжала шагать по лестнице, и он крикнул ей вслед:
– Там какой-то человек в шикарной карете спрашивает дочь Ливингстона Уолкера. Это ты?
Пруденс остановилась. Ее плечи поникли. «Не теперь, – подумала она. – Не сегодня». Гордость девушки была повергнута в прах. Она не сможет вынести обсуждения соединений серебра с селитрой с каким-нибудь безумным изобретателем. В этот момент ей было наплевать, если они все взлетят на воздух и таинственный французский виконт вместе с ними.
Девушка обернулась к Джейми и расправила плечи.
– Скажи ему, что меня здесь нет. Скажи, что иммигрировала в Померанию или что умерла.
Джейми почесал голову.
– Ты хочешь, чтобы я отослал его?
– Да, Джейми, – повторила она с нетерпением. – И как можно дальше.
Девушка не заметила его лукавой ухмылки. Рыжий проказник сунул стрелу в колчан и помчался к двери.
Пруденс сняла маску с лица, поднимаясь по ступеням. Она приложила полоску шелка к щеке, вновь вспомнив предостережение Себастьяна: «Не заказывай музыку, Пруденс, если не хочешь танцевать».
Музыка из бального зала эхом разносилась по всему дому. Пруденс смяла шелк в кулаке. Тонкие черты ее лица застыли в свою собственную маску.
Себастьян стоял в темноте у окна библиотеки, прислушиваясь к приглушенному шороху гравия под колесами карет последних гостей, покидающих «Липовую аллею». Его ноздри раздувались, вдыхая сильный аромат душистых трав, доносившийся с лужайки перед домом. Словно животное, учуявшее свободу, он хотел шагнуть в распахнутое окно и убежать от человека, которым он был прежде, и от человека, которым станет в будущем. Но не было избавления от человека, которым он был сейчас. Кровь Брендана Керра текла по его жилам, словно яд. Себастьян закрыл глаза, снова ощутив отчаянный стук кулачков Пруденс по своей груди.
Он только хотел проучить ее, показать ей, что он не любезный Арло Тагберт, с которым можно флиртовать. Какой будет вред от украденного поцелуя? Что стоят несколько ленивых ласк? Но цена оказалась много выше, чем он предполагал.
Себастьян вгляделся в темноту парка. Он вцепился пальцами в подоконник, вспомнив тепло улыбки Пруденс, нежную ласку ее рук. Болезненная честность ее любви выпустила на свободу неудержимый прилив желания обладать этим совершенным телом; поднимающуюся по спирали агонию чувственного голода, граничащую с безумием.
Он напугал Пруденс. Близко перед собой Себастьян видел темные зрачки ее глаз, расширенные от страха, и помнил руки, отталкивающие его.
И он отступил, спрятался в то спокойное тихое место, куда он однажды в детстве заполз от оглушающего рева отца и звука ударов кулаков по телу матери.
«Отпусти меня», – взмолилась Пруденс. Себастьян тряхнул головой, чтобы отогнать назойливое видение.
Его отец не отпустил мать. Он не отпускал ее, когда она отталкивала его, умоляла, даже когда кричала. И только когда отчаявшаяся женщина шагнула из окна башни Данкерка, унося в чреве их второго ребенка, Брендан Керр вынужден был отпустить ее. Но и тогда он пытался удержать жену, бросился через зал башни, хватаясь за ее юбки. Но ребенок в утробе матери придал ей смелости. Она раскинула руки и шагнула в небо, навсегда исчезнув в вересковой бездне, простирающейся вокруг Данкерка.
Себастьян до сих пор помнил спокойствие на ее лице в тот момент, когда она стояла на подоконнике и солнце просвечивало золотые волосы. Он сидел, обняв колени, в углу башни, горькие слезы катились по щекам. Тогда он ненавидел мать за то, что та вырвалась на свободу и бросила его одного.
Себастьян застонал и взъерошил волосы. Он не мог себе позволить бередить старые раны. У него были более неотложные проблемы: досрочное возвращение д'Артана из Лондона. И столь неожиданное появление его деда в «Липовой аллее» не предвещало для Себастьяна ничего хорошего.
Он не мог поверить, что хитрый старик осмелился явиться в дом Триции. Теперь он узнал о намерении Себастьяна жениться, и они оба понимали, что их следующая встреча может стать последней. Д'Артан некоторое время будет вне себя от ярости, но Себастьян надеялся, что его избрание в Палату Общин несколько смягчит удар. У деда будет свое денежное пособие, все двери высшего лондонского общества будут распахнуты перед ним. Ему больше не понадобится внук. Не будет больше ограблений, не будет больше тайн. Д'Артану одному придется трудиться над освобождением Франции и подрывом могущества Англии.
Себастьян надеялся на дружеское расставание. Он подозревал, что дед, по-своему, даже любил его.
Единственной заботой Себастьяна теперь была Пруденс. Челюсть его напряглась, когда он вспомнил хищный взгляд деда, которым тот смотрел на нее. Старик понял, что эта девушка из хижины арендатора.
Себастьян встряхнулся и напомнил себе, что через два дня он станет достаточно могущественным, чтобы защитить ее. Как нищая племянница легкомысленной графини, Пруденс была уязвима для махинаций д'Артана. Но когда Себастьян станет хозяином «Липовой аллеи», то позаботится о том, чтобы исчезновение или несчастный случай с его племянницей не остался незамеченным королем.
Вздохнув, Себастьян закрыл окно. Сознание и уверенность в том, что он сможет защитить Пруденс, не принесло ему покоя, которого он искал. Тяжелой походкой он поднялся по лестнице. С тех пор, как он живет в «Липовой аллее», ему ни разу не привиделся кошмар, но Себастьян опасался, что сегодня будет все по-другому. Задержавшись у комнаты Пруденс, он дотронулся до полированной дубовой двери, словно каким-то образом мог коснуться сквозь холодное дерево ласкового тепла ее тела. Сможет ли он выдержать, чтобы однажды не толкнуть дверь, не накрыть ее рот своим, заглушая все протесты, и не погрузиться в ее нежное молодое тело? Себастьян сжал руку в кулак и поспешил дальше по темному коридору.
Завернув за угол и оказавшись в желанном уединении западного крыла, он увидел, что дверь в его комнату приоткрыта. Мягкий свет одинокой свечи проникал в коридор. Себастьян выругался про себя, ибо был не в настроении отражать назойливые атаки Триции.
Он толкнул дверь, и челюсть его отвисла от представшей перед ним картины. Не Триция, а Пруденс сидела в его кресле, зажав хрустальный графин между ног. Девушка перехватила его рукой за горлышко и подняла, приветствуя ошарашенного Себастьяна.
– Добрый вечер, мистер Ужасный. Не желаете ли глоток бренди?
ГЛАВА 15
Себастьян выглядел настолько ошеломленным, что уже вряд ли удивился, если бы она выпустила облако сигаретного дыма ему в лицо. При других обстоятельствах Пруденс могла бы счесть эту сцену комичной. Он продолжал в изумлении таращиться на нее, а она сжимала в руке графин с бренди. Резное горлышко сосуда врезалось в нежные подушечки пальцев.