– Я не хочу, чтобы ты ее убивал, дурак. Я хочу, чтобы ты на ней женился.

Мешочек вяло шлепнулся на ладонь Себастьяна. Его взгляд, полный боли и смятения, встретился с глазами Пруденс. Девушка выглядела так, словно он вонзил ей в сердце нож. Себастьян задрожал.

Д'Артан поспешил продолжить.

– Подумай об этом. Мы заручимся как ее молчанием, так и сотрудничеством. Сегодня я мог бы тайно переправить вас обоих в Париж. Днем она была бы твоей преданной маленькой женушкой, а ночью… О, ночью… – Он закатил глаза, представив водоворот страсти. – Ты мог бы осуществить свою месть, и не единожды, а всякий раз, когда бы тебе вздумалось.

Себастьян продрог до костей, и хотя такое казалось невозможным после того, что пережил и перенес по милости Пруденс, он ощутил приятное напряжение в паху. Он живо представил себе все те сладостные утехи, которым мог предаваться с этой женщиной на законных правах ее мужа. Но тут же тонкими мазками мастера рисовались в его воображении иные картины: Пруденс, стирающая дождевые капли с его ресниц; яростный огонь в ее аметистовых глазах, когда разгневанная наглым грабежом Пруденс предлагала ему свои очки в золотой оправе.

Что читал он в ее глазах сейчас? Сожаление? Тоску? Страх? Себастьян потянулся к ней, сжал своими загрубевшими руками хрупкие плечи девушки и почувствовал ее тепло сквозь тонкую ткань шелкового халата. Она для него символизировала все, к чему он так отчаянно стремился, но чего никогда не мог достичь. Себастьян чувствовал себя мужчиной, не заслуживающим ее внимания и любви, не достойным обладать этим сокровищем, но и не способным отказаться от него. Быть может, то же чувствовал и его отец, оказавшись во власти обаяния неземной красоты его матери? Испытывал ли Брендан Керр потребность растоптать то, чем никогда по-настоящему не владел?

Неожиданно слезы потекли по щекам Пруденс. Себастьяну хотелось поймать их языком, высушить жаром своего дыхания. Он глухо застонал и грубо встряхнул ее.

– Черт побери, девочка. Прибереги свои слезы для Тагберта и других своих чувствительных поклонников. Со мной этот номер не пройдет.

Но уже в следующую секунду Себастьян привлек девушку в свои объятия, прижал ее голову к своему плечу, чтобы она не увидела растерянности и боли на его лице. Он нежно покачивал ее, прижавшись ртом к ее ароматным мягким волосам, вспоминая все те одинокие холодные ночи, когда он жаждал вот так обнять ее и услышать в ответ хрипловатый счастливый смех. Это была не какая-то изнеженная светская красавица и даже не бессердечная сука, которой, как пытался убедить сам себя Себастьян, она являлась. Это была Пруденс. Она дрожала от страха, но не умоляла о прощении и пощаде. Где-то в глубине души Себастьяна все еще жило невольное восхищение этой женщиной, которое он оберегал как горячий уголек в своем сердце. И в этом сердце жила его упрямая, глупая, храбрая Пруденс.

Девушка не могла вспомнить, когда плакала в последний раз. Но вот она заглянула в мрачные глаза Себастьяна, и все те чувства, от которых она отмахивалась и старалась навсегда похоронить в своем сердце, выплеснулись наружу стремительным потоком отчаяния и стыда за свое предательство, вызванное желанием заставить его понять, как глубоко ранило ее то, что он предпочел богатство Триции ее любви, и как уныла и пуста была жизнь без него. Но все слова покинули ее, и девушка рыдала на плече Себастьяна, захлебываясь слезами, как обиженный ребенок.

Себастьян приподнял за подбородок это милое мокрое лицо. Фиалковые глаза от соленой влаги затуманились и поблекли, как звезды перед рассветом. Забыв про своего деда, забыв обо всем на свете, он коснулся ртом ее рта. Их губы слились, языки переплелись, ведя обольстительный разговор, который красноречив без всяких слов.

– Продолжай, – прошептал Д'Артан демонически мягким голосом. – Отведи ее в комнату. Не могу упрекать тебя за то, что ты хочешь убедиться в качестве товара, прежде чем покупать. Я постою на страже. Если она передумает и закричит, можешь использовать вот это.

Себастьян медленно поднял голову и увидел носовой платок, свисающий с пальцев старика. Пруденс застыла в его объятиях, но вместо того, чтобы высвободиться и укрыться в комнате, она еще теснее прижалась к нему, своей мягкой и теплой грудью прильнув к твердым мускулам его груди.

Себастьян вглядывался в ее приподнятое вверх лицо. Как смела Пруденс смотреть на него такими доверчивыми глазами? Разве она не поняла, каким человеком он стал? Что бы она сделала, если бы он потащил ее в кровать в ее собственной комнате и выместил на этом сладостном молодом теле всю ту дикую злобу за крушение всех своих надежд, в котором она была повинна. Закричала бы? Стала сопротивляться? Но если бы она не сделала ни того, ни другого, а позволила бы свершиться этой мести, смог бы он после этого жить в ладу с самим собой?

Себастьян оттолкнул девушку, как будто она ударила его, ожесточив себя еще одним воспоминанием: Пруденс, уходящая в чудную летнюю ночь и оставляющая его связанного в темнице в руках Тагберта.

Он резко повернулся к своему деду. Д'Артан непроизвольно попятился, напуганный выражением лица Себастьяна, дышавшего угрозой и презрением.

Старик расставил свою ловушку с дьявольской тщательностью, размышлял Себастьян. И его внук, знавший хитрость и коварство своего деда, оказался настолько глуп, что попался в нее. Он взвесил мешочек с золотом в руке, прикидывая, сколько горячих лепешек можно купить на эти монеты. Желудок скрутило при этой мысли.

Не смея взглянуть на Пруденс, Себастьян бросил мешочек деду. Тот ударил д'Артана прямо в грудь.

– Если ты так сильно восхищаешься ею, почему бы тебе самому не взять ее в Париж? Вы вдвоем составили бы очаровательную пару.

Пруденс сдавленно охнула. Себастьян развернулся и зашагал прочь от них, но Тихие слова девушки, сказанные ему вслед, настигли его на узкой аллее парка.

– Вы недооцениваете его, виконт. Привязанности Себастьяна не покупаются дешево.

Себастьян остановился, борясь с желанием вернуться, грубо втолкнуть ее в комнату и объяснять до самого рассвета, во что ей обойдется его привязанность.

Прихвостни д'Артана зашевелились за изгородью. Себастьян зашагал дальше, ожидая, что пуля вот-вот ударит его между лопаток. Но до него донесся лишь тихий шелест падающего снега.

Пруденс обняла себя за плечи, наблюдая, как Себастьян исчезает из вида в снежной круговерти. Тело ее сотрясала дрожь, возвращая из пленительных мгновений в жарких объятиях любимого к той жалкой одинокой жизни, которую она вела. Девушка тупо уставилась на свои онемевшие от холода ступни, как будто они принадлежали кому-то другому.

ЛАртан приложил палец к губам.

– Тише, моя дорогая. Вы не должны разбудить тетю. Мне бы не хотелось, чтобы она обнаружила, как далеко завели ее бывшего жениха… скажем так… неблагоразумные поступки. И мне бы не очень хотелось увидеть, как его повесят за них.

Пруденс пошарила рукой позади себя в поисках дверной ручки. Только сейчас она по-настоящему почувствовала холод, обжигавший тело.

– Так же, как вы не хотели бы быть повешенным за свои собственные неблагоразумные поступки, я уверена.

– Я рад, что мы понимаем друг друга. – Виконт грациозно склонился перед девушкой. – Приятных сновидений, Ваша светлость.

Д'Артан легко зашагал в ночь, словно избрал парк местом своей полуночной прогулки. Зловещие тени его сообщников последовали за ним и растворились в темноте.

Девушка прислонилась к двери на террасу, ощущая теплое покалывание кожи в тех местах, где к ней прикасался Себастьян.

Пруденс вышла из книжной лавки и глубже засунула руки в муфту. Холодный ветер хлестнул ее по лицу, но вскоре она согрелась от быстрой ходьбы. Снег весело скрипел под ногами, обутыми в кожаные ботинки. Изо рта вырывались белые клубы пара.

Наконец-то она оказалась на свободе среди разбегающихся во все стороны улиц Старого Эдинбурга! Они с лаэрдом Мак-Кеем убежали из дома, радуясь как дети, что хоть ненадолго избавились от вежливого внимания множества слуг, приставленных к ним гостеприимной леди Кэмпбелл, от опеки Триции и настойчивых ухаживаний д'Артана, рядом с которым, после памятной ночи на террасе, Пруденс себя чувствовала как муха, запутавшаяся в паучьих сетях.