Пруденс встала и зашагала по комнате, выкладывая свои требования. Себастьян, как громом пораженный ее деловитостью, застыл, прикованный к месту.

Она прищурилась, глядя на список.

– Мне также нужен подробный отчет о том, сколько у нас земли и что ты намерен с ней делать. Начиная с завтрашнего дня, мы установим твердый распорядок. Завтрак будет подаваться примерно в шесть, ленч – в два, обед – в семь часов. Если ты не сможешь присутствовать на одной из этих трапез, посылай мне предупреждение, по крайней мере, за два часа и я приготовлю тебе корзину с едой. Полагаю, тебя это устраивает?

Пруденс остановилась, чтобы перевести дыхание, и искоса поглядывала на мужа, ожидая его реакции.

Себастьян вконец растерялся. Он никогда не слышал, чтобы Пруденс говорила так много и долго. Он стоял, открыв рот, понимая, что выглядит смешно, но был не в силах отвести взгляд от очаровательного темного пятнышка на кончике ее носа.

Она прокашлялась.

– Вот и прекрасно. Если тебе больше нечего делать, можешь начать ремонтировать скамейку и стол. И наколи дров на растопку. Завтра, если не будет дождя, мы сможем начать работу по восстановлению крыши над кухней и починить забор над конюшней. В понедельник, я подумала, что мы могли бы…

Себастьян откинул голову и расхохотался. Пруденс вспыхнула и вздернула нос.

– Я сказала что-нибудь смешное?

– Я представил выражение лица старика Фиша, если бы он увидел сейчас свою кроткую маленькую мисс.

Пруденс наклонила голову, скрывая непрошеную улыбку.

Он обуздал свой порыв поцеловать ее в кончик чумазого носа и взял в руки список.

– Я поеду в деревню и посмотрю, что смогу найти.

– Себастьян? – проворковала она ему вслед.

Он повернулся к ней, вопросительно приподняв брови.

– Если хочешь, чтобы тебя воспринимали как респектабельного лаэрда твои новые соседи, могу я внести предложение?

– О, пожалуйста, сделай одолжение.

Она встала на цыпочки и прошептала ему на ухо.

– Плати за каждую вещь. Не кради их.

Он порывистым жестом сдернул с головы воображаемую шляпу и отвесил низкий поклон, который сделал бы честь даже Арло Тагберту.

– Ага, ваша светлость. Как пожелаете.

Себастьян еще не успел дойти до двери, а Пруденс уже опустилась на четвереньки и принялась оттирать закопченный очаг каймой своей нижней юбки. Он осторожно прикрыл за собой дверь и прислонился к ней, сотрясаясь в беззвучном смехе.

Себастьян вытер слезы и увидел Джейми, который вышел из конюшни и направился в замок.

– На твоем месте я бы не ходил туда, – смеясь, сказал ему Себастьян и подпер дверь рукой. – Конечно, если ты не готов шесть месяцев слушать наставления и еще шесть месяцев работать.

Джейми в раздумье поскреб голову.

Себастьян зашагал через двор, насвистывая: «Парень девушку любил». Он был уже на полпути к деревне, когда с изумлением обнаружил, что забыл и про сапоги, и про лошадь.

Дождь в горах сменился удивительным изобилием раннего весеннего солнца. И хоть северные ветры все еще не хотели покидать так полюбившуюся им вересковую пустошь, Пруденс не давала своему мужу почувствовать холод, ибо они вместе искали средство, чтобы исправить небрежность десятилетий, и в поте лица трудились над восстановлением замка.

Под любящими руками Пруденс Данкерк расцвел. Никогда прежде она не знала удовольствия иметь свой собственный дом. Жизнь в меблированных комнатах в Лондоне, затем в бутафорском, кукольном доме Триции не подготовила ее к тем ощущениям, которые пробудил в ней Данкерк. Пруденс просто светилась от гордости. Каждый день Себастьян приносил ей новые сокровища: растрепанную метлу, дубовое ведро, кусок ценного щелока. Они были намного дороже для нее, чем бриллианты и жемчуг.

Они работали под веселую болтовню Джейми, в то время как их собственные невысказанные слова, мысли и чувства тяжким бременем нависли над ними. Присутствие Себастьяна поддерживало Пруденс, вселяло надежду в каждый новый день. Она с удовольствием наблюдала, как он колет дрова и его кожа при этом золотится от пота, а щеки розовеют от ветра. Ей до боли хотелось прижаться губами к его шее, запутаться пальцами в его влажных волосах и притянуть в свои объятия.

Но он по-прежнему не всходил наверх к ее одинокой кровати. Мысль о том, что он предпочитает ее обществу компанию Джейми, преследовала Пруденс на протяжении бессонных ночей.

Их ежедневная близость во время работы, которая придавала сил Пруденс, медленно сводила Себастьяна с ума. Когда она свободно распускала по плечам свои волосы или просто скалывала их сзади двумя гребнями, он чувствовал, что кровь его закипает от желания обладать ею. Он выбегал на улицу и давал выход своей энергии в еще более тяжелой домашней работе, стремясь уморить себя так, чтобы хватило только сил добрести до одеял и провалиться в сон без сновидений. Но слишком часто во сне его преследовал гортанный смех и прикосновение шелковистых волос, скользящих между его пальцев.

Однажды вечером Себастьян из-под отяжелевших от усталости век наблюдал за Пруденс, штопающей его рубашку. Он наслаждался успокаивающими, грациозными движениями ее руки с иглой.

Пруденс повернула голову и мельком взглянула на него. Одно неверное движение, и тонкое жало иглы впилось в нежную кожу. Сдавленно охнув, она поднесла палец с выступившей на нем бисеринкой крови к своим розовым губам, и этот невинный жест поверг в прах его хваленое спокойствие и выдержку, уступив место безумному волнению, ненасытному желанию погрузиться в ее тепло и затеряться в нежном аромате ее волос.

Но Себастьян со дня на день ожидал сообщения от Мак-Кея. Как только Пруденс обнаружит, что заключила сделку с вероломным дьяволом, у него не будет иного выбора, как отослать ее к тете. Он резко поднялся и вышел в ночь, с шумом захлопнув за собой дверь, не замечая тревожного, недоуменного взгляда Пруденс.

Девушка теребила волосы, терпеливо заправляя непослушную прядь в тугой узел, и наблюдала, как та снова и снова капризно вырывалась из своего плена, стоило только отпустить ее. Она тяжело вздохнула, сожалея об отсутствии зеркала. Было очень затруднительно соорудить приличную прическу из невозможных волос, вглядываясь в свое неясное отражение в оконном стекле.

Пруденс состроила себе рожицу, затем распахнула окно, впуская в комнату свежий воздух. Затянутое тучами небо мрачно нависало над горами уже несколько дней. Оно было такое же угрюмое и неприветливое, как и настроение Себастьяна в последнее время. Но к вечеру поднялся ветер, и тучи отступили на восток, открывая темнеющую полоску чистого неба.

Пруденс подняла юбки и позволила дразнящему ветру обдуть ее бедра. Жар кухонного очага разгорячил ее кожу, и она была рада прохладе башни.

Опустив юбки, девушка разгладила голубой шелк подрагивающими пальцами. Это было единственное платье, которое осталось от ее пребывания в Эдинбурге. Она сняла очки, положила их в карман и высунулась из окна, наверное, уже в двадцатый раз. Наконец, Пруденс была вознаграждена за свое долгое ожидание видом одинокой фигуры, медленно бредущей через двор.

Сердце ее заколотилось о ребра. Сегодня вечером она твердо вознамерилась использовать все очарование домашнего уюта и свое обаяние, чтобы выяснить, хочет ли ее еще Себастьян.

Юная женщина подобрала юбки и бросилась вниз по лестнице, но вспомнила о своих голубых туфлях, так прелестно гармонирующих с небесным шелком платья. Она вернулась за ними и натянула их на ходу. Добежав до нижней ступеньки лестницы, Пруденс наступила на нижнюю юбку и чуть не столкнулась с Себастьяном, входившим в холл.

Он поймал ее за локти.

– Эй, детка, куда ты так спешишь?

Она присела в реверансе.

– Прошу прощения, сэр. Мне нужно сделать кое-что на кухне.

Пруденс проскочила мимо Себастьяна, страдальчески поморщившись. Неужели все ее грандиозные планы на сегодня рухнут? Что здесь до сих пор делает Джейми?