– Мистер Ковач! – В голосе женщины прозвучали нетерпеливые нотки. – Мириам Банкрофт напала на меня, когда я была беременна, и убила моего ещё не родившегося ребёнка. Она знала, что я беременна, и тем не менее действовала сознательно. Вам когда-нибудь приходилось быть на седьмом месяце беременности?

Я покачал головой.

– Нет.

– Плохо. Каждый человек должен пройти через такое хотя бы один раз.

– Боюсь, закрепить это требование законодательно будет весьма непросто.

Бегин искоса взглянула в мою сторону.

– В этой оболочке вы похожи на человека, знающего, что такое потери, однако, может быть, это лишь внешне. Мистер Ковач, вы такой, каким кажетесь? Вы знаете, что такое потери? Мы сейчас говорим про невосполнимые потери. Вы с ними знакомы?

– Полагаю, да, – произнес я более натянутым тоном, чем намеревался.

– В таком случае вы поймете, что я чувствую в отношении Мириам Банкрофт. На Земле память больших полушарий вживляют уже после рождения.

– Там, откуда я прибыл, тоже.

– Я потеряла ребёнка. И никакие современные технологии не смогут его вернуть.

Я не мог понять, является ли нарастающая волна чувств в голосе Лейлы Бегин искренней или деланной, но уже начинал терять фокус. Мне пришлось вернуться в самое начало.

– Это не даёт Мириам Банкрофт мотив для убийства мужа.

– Нет, даёт – Бегин снова одарила меня взглядом искоса, и на лице у неё опять мелькнула горькая усмешка. – Я ведь не была для Лоренса Банкрофта чем-то из ряда вон выходящим. Как, по-вашему, он со мной познакомился?

– Насколько я слышал, вы с ним встретились в Окленде.

Усмешка расцвела в жесткий смешок.

– Очень уклончивое определение. Да, мы с ним определенно познакомились в Окленде. Он нашел меня в заведении, называвшемся «Мясная лавка». Нельзя сказать, что оно было высококлассным. Лоренсу требовалось опускаться на самое дно, мистер Ковач. Вот что сделало его таким твердым. Он занимался этим не один десяток лет до нашей встречи, и я не вижу причин, по которым бы он остановился после.

– То есть, по-вашему, Мириам решает, что с неё достаточно, и сжигает ему мозги, так?

– Она на это способна.

– Не сомневаюсь в этом. – В версии Бегин было столько же дыр, сколько в пойманном на Шарии дезертире, но я не собирался делиться с этой женщиной всем, что знал. – Полагаю, к самому Банкрофту вы не испытываете никаких чувств, да? Ни плохих, ни хороших.

Снова усмешка.

– Я была проституткой, мистер Ковач. И очень неплохой. Хорошая проститутка испытывает к клиенту те чувства, которые он от неё хочет. Ни на что другое места не остается.

– Вы хотите сказать, что можете просто так взять и отрезать все чувства?

– А вы не можете? – возразила она.

– Ну хорошо, каких чувств требовал от вас Банкрофт?

Остановившись, Бегин медленно повернулась ко мне. Я почувствовал себя так неуютно, как будто только что дал ей пощечину. Её лицо затянула маска воспоминаний.

– Животной покорности, – наконец сказала она. – И бесконечной благодарности. Но я перестала испытывать и то и другое, как только он прекратил платить.

– А что вы испытываете в отношении него сейчас?

– Сейчас? – Лейла Бегин отвернулась к морю, словно предлагая холодному ветру остудить то, что разгоралось в душе. – А сейчас я больше ничего не испытываю, мистер Ковач.

– Вы согласились встретиться со мной. У вас должна быть на то причина.

Бегин неопределенно махнула рукой.

– Меня попросила об этом лейтенант Ортега.

– Какая у вас высокая гражданская ответственность.

Она снова повернулась ко мне.

– Вам известно, что произошло после того выкидыша?

– Насколько я слышал, вам щедро заплатили.

– Да. Вам может показаться, я поступила очень некрасиво, не так ли? Но все произошло именно так. Я взяла деньги Банкрофта и замолчала. Деньги были очень большие. Но я не забыла о том, откуда я. Я по-прежнему два-три раза в год приезжаю в Окленд, встречаюсь с девушками, работающими в «Мясной лавке» сейчас. У лейтенанта Ортеги в таких заведениях хорошая репутация. Многие девушки перед ней в долгу. Так что можно считать, я просто расплачиваюсь за них.

– И желание отомстить Мириам Банкрофт тут никаким боком не проходит?

– О какой мести может идти речь? – Лейла Бегин снова издала жесткий смешок. – Я разговариваю с вами потому, что меня попросила об этом лейтенант. Вы ничего не сможете сделать Мириам Банкрофт. Она маф. Неприкасаемая.

– Неприкасаемых людей нет. Это относится даже к мафам.

Бегин печально посмотрела на меня.

– Вы не здешний, – сказала она. – И это заметно.

Звонок Бегин был переправлен через связного оператора с Карибских островов, а виртуальное время было куплено у провайдера из китайского района Бей-Сити. «Дешёво, – объяснила мне Ортега по дороге в центр связи, – а в отношении безопасности ничуть не хуже любого другого места. Банкрофт, когда хочет пообщаться с кем-нибудь без посторонних, выкладывает полмиллиона за навороченную систему шифрования. А я просто отправляюсь туда, где никто не будет подслушивать».

Центр связи оказался тесным и убогим. Втиснутое между банком в виде пагоды и рестораном с матовыми стеклами здание не привлекало к себе внимания. Для того чтобы попасть в приемную зону, надо было подняться по узкой чугунной лестнице и пройти по коридору, прилепившемуся к крылу среднего яруса пагоды. Зал ожидания клиентов представлял собой щедрые семь или восемь квадратных метров пола, покрытого расплавленным песком, с естественным освещением и двумя рядами обшарпанных кресел – такого вида, будто их выдрали из списанного реактивного лайнера. Справа от кресел, за горой офисной техники, похоже, выключенной, сидела древняя женщина с азиатским лицом, охраняя лестницу, ведущую во внутреннюю утробу здания. А там, внизу, в глубоком подземелье, пространство было разделено на узкие коридоры, заполненные кабелями и трубами. Каждый коридор оканчивался дверью, за которой находилась тесная комнатенка. Кушетки с электродами для экономии места были установлены под острым углом к полу; со всех сторон их окружали мигающие приборные панели, покрытые толстым слоем пыли. Нам пришлось самим пристегнуться к койкам, подключиться к электродам и ввести с клавиатуры на подлокотнике код доступа, который сообщили в приемной. После этого машина ожила и завладела нашими рассудками.

Возвращение из виртуальности пустынного берега и бескрайнего горизонта стало потрясением. Открыв глаза и увидев прямо над головой ряды приборов, я на мгновение почувствовал себя на Харлане. Тринадцатилетним пареньком, пробудившимся после первого виртуального порнофильма. Низкопробное свидание за две минуты реального времени предоставило мне полтора часа общества двух женщин с грудями, словно накачанными воздухом, похожих скорее на героев комиксов, чем на живых людей. Действие происходило в комнате, заполненной розовыми подушечками и коврами из искусственной шерсти, благоухающей ароматами дешевых духов, с окнами, за которыми виднелась изображенная с плохим разрешением панорама ночного города. Затем, когда я связался с бандами и стал зарабатывать больше денег, качество и разрешение изображения возросли, сценарии стали более изобретательными, но суть осталась прежней. И, поднимаясь на поверхность из тесных стен гроба, я неизменно чувствовал затхлый привкус во рту и неприятный зуд от электродов.

– Ковач?

Заморгав, я принялся расстегивать застежки. Выбравшись из комнатенки, я застал Ортегу в заполненном кабелями коридоре.

– Ну, что скажешь?

– На мой взгляд, она полна дерьма. – Я поднял руку, останавливая возражение Ортеги. – Нет, сначала выслушай. Я согласен, что у Мириам Банкрофт не все дома; тут мне нечего возразить. Но есть не меньше полусотни причин, по которым она не встраивается в картинку. Ортега, мать твою, ведь вы же проверили её на детекторе лжи.

– Да, я не забыла. – Ортега вышла следом за мной в коридор – И сейчас я думала об этом. Понимаешь, Мириам Банкрофт сама вызвалась пройти тест. Я хочу сказать, при допросе свидетелей это процедура все равно является обязательной, но миссис Банкрофт стала приставать ко мне с требованием проверки на полиграфе, едва я переступила порог особняка. Никаких истерик, ни единой слезинки – она просто ввалилась в полицейскую машину и потребовала подсоединить её к проводам.