Один де Сент-Эньян так усердствовал, что поранил себе пальцы, изорвал рубашку и пролил много пота во славу своего короля. Его ладони покрылись волдырями: он все время поддерживал лестницу во время работы. Кроме того, он собственноручно принес одну за другой пять отдельных частей лестницы, каждую из двух ступенек. Словом, если бы король мог видеть пыл графа, он навеки остался бы ему благодарен.

Как и предвидел Маликорн, отличавшийся большой точностью, плотник закончил свою работу в двадцать четыре часа. Он получил восемьдесят луидоров и был в восторге; такие деньги он обыкновенно зарабатывал в полгода.

Никто и не догадался о том, что произошло в комнате мадемуазель де Лавальер. Но на другой день вечером, когда Лавальер только что вернулась к себе, она услышала в углу шорох. Она с изумлением посмотрела на то место, откуда доносился звук. Шорох повторился.

– Кто там? – спросила она с испугом.

– Я! – отвечал знакомый голос короля.

– Вы!.. Вы!.. – вскричала Луиза, вообразившая, что она видит сон. – Но где вы?.. Где вы, государь?

– Здесь, – отвечал король, отодвигая ширмы и являясь, как призрак, в глубине комнаты.

Лавальер вскрикнула и, трепеща, упала в кресло.

Лавальер быстро оправилась от испуга. Король держался так почтительно, что к ней вернулось спокойствие, которого она лишилась при его появлении. Видя, что Лавальер недоумевает, как он к ней попал, Людовик подробно объяснил ей устройство лестницы и всячески старался убедить ее, что он не призрак.

– О государь, – сказала ему Лавальер с очаровательной улыбкой, качая белокурой головкой, – вы вечно у меня на уме; не проходит секунды, чтобы бедная девушка, тайну которой вы подслушали в Фонтенбло и которую вы не отпустили в монастырь, не думала о вас.

– Луиза, я вне себя от восторга!

Лавальер печально улыбнулась и продолжала:

– Но, увы, государь, ваша остроумная выдумка не может принести нам никакой пользы.

– Почему же?

– Потому что эта комната не ограждена от неожиданных посещений принцессы: днем сюда поминутно ходят мои подруги; запираться изнутри – значит выдать себя; это все равно что написать на двери: «Не входите, здесь король». В эту самую минуту дверь может открыться, и ваше величество застанут вместе со мной.

– Тогда меня, наверное, примут за привидение, – засмеялся король, – потому что никто не поймет, как я попал сюда. Ведь только духи проникают через стены и потолки.

– Ах, государь, какой может выйти скандал! Никогда еще не говорилось таких вещей о бедных фрейлинах, которых, однако, не щадит злословие.

– Что же делать, дорогая Луиза?.. Скажите, я хочу знать.

– Нужно – простите, слова мои будут жестоки…

Людовик улыбнулся:

– Я вас слушаю.

– Нужно, чтобы ваше величество уничтожили лестницу и все эти затеи; подумайте, государь, если вас застанут здесь, выйдут большие неприятности, которые уничтожат всю радость наших встреч.

– Дорогая Луиза, – нежно отвечал король, – можно и не уничтожая лестницы придумать способ избежать всех этих неприятностей.

– Способ?.. Еще?

– Да, еще. Луиза, я люблю вас больше, чем вы меня, потому что я изобретательнее вас.

Она взглянула на него. Людовик протянул ей руку, которую она нежно пожала.

– Вы говорите, – продолжал король, – что каждый без труда может войти сюда и застать меня у вас?

– Да, государь. И даже в настоящую минуту, когда вы разговариваете со мной, я вся дрожу.

– Согласен; но вас не застанут со мной, если вы спуститесь по этой лестнице в нижнюю комнату.

– Государь, что вы говорите? – остановила его испуганная Луиза.

– Вы плохо понимаете меня, Луиза, потому что с первых же моих слов начинаете сердиться; но знаете ли вы, кому принадлежат комнаты внизу?

– Графу де Гишу.

– Нет. Господину де Сент-Эньяну.

– Правда? – вскричала Лавальер.

И это слово, вырвавшееся из обрадованного сердца девушки, блеснуло точно молния сладкого предчувствия в восхищенном сердце короля.

– Да, де Сент-Эньяну, нашему другу.

– Но я не могу, государь, бывать и у господина де Сент-Эньяна, – возразила Лавальер.

– Почему же, Луиза?

– Это невозможно, невозможно!

– Мне кажется, Луиза, что под охраной короля все возможно.

– Под охраной короля? – переспросила она, с любовью заглядывая в глаза Людовику.

– Вы верите моему слову, не правда ли?

– Верю, когда вас нет, государь; но когда вы со мной, когда я слышу ваш голос, когда я вижу вас, я больше ничему не верю.

– Что же может убедить вас, боже мой?

– Я знаю, очень непочтительно так сомневаться в короле, но для меня вы не король.

– Слава богу, надеюсь!.. Но я придумал, послушайте: вас успокоит присутствие третьего лица?

– Присутствие господина де Сент-Эньяна? Да.

– Право, Луиза, ваша недоверчивость оскорбляет меня.

Лавальер ничего не ответила, а только посмотрела на Людовика ясным взглядом, проникающим в глубину сердца, и тихонько сказала:

– Ах, не вам я не верю! Не на вас направлены мои подозрения.

– Хорошо, я согласен, – вздохнул король. – И господин де Сент-Эньян, который пользуется счастливой привилегией успокаивать вас, будет всегда присутствовать при наших встречах, обещаю вам.

– Правда, государь?

– Слово дворянина! А вы?..

– Подождите, это не все.

– Еще что-то, Луиза?

– О, конечно. Немножко терпения, потому что мы еще не дошли до конца, государь.

– Хорошо. Пронзайте насквозь мое сердце.

– Вы понимаете, государь, что даже в присутствии господина де Сент-Эньяна наши встречи должны иметь какой-нибудь разумный предлог.

– Предлог? – повторил король тоном нежного упрека.

– Конечно. Придумайте, государь.

– Вы необычайно предусмотрительны; я так хотел бы сравняться в этом отношении с вами. Для наших встреч будет разумный предлог, и я уже нашел его.

– Значит, государь?.. – улыбнулась Лавальер.

– Значит, завтра, если вам угодно…

– Завтра?

– Вы хотите сказать, что завтра слишком поздно? – вскричал король, сжимая обеими руками горячую руку Лавальер.

В этот момент в коридоре раздались шаги.

– Государь, государь, – зашептала Лавальер, – сюда кто-то идет! Слышите? Государь, умоляю вас, бегите!

Одним прыжком король оказался за ширмой. Он скрылся вовремя. Когда он поднимал люк, ручка двери повернулась, и на пороге показалась Монтале.

Понятно, она вошла запросто, без всяких церемоний. Хитрая Монтале знала, что если бы она постучалась в двери, а не просто открыла ее, то выказала бы обидное недоверие к Лавальер.

Итак, она вошла и, заметив, что два стула стоят очень близко один от другого, принялась так усердно запирать дверь, ставшую почему-то непослушною, что король успел поднять люк и спуститься к де Сент-Эньяну.

Еле уловимый стук дал знать фрейлине, что король ушел. Тогда она справилась наконец с дверью и подошла к Лавальер.

– Луиза, давайте поговорим серьезно, – предложила она.

Все еще сильно взволнованная Луиза с ужасом услышала слово серьезно, на котором Монтале сделала ударение.

– Боже мой, дорогая Ора! – вздрогнула она. – Что еще случилось?

– Моя милая, принцесса догадывается обо всем.

– О чем же?

– Разве нам нужны объяснения? Разве ты не понимаешь меня с полуслова? Ты, конечно, заметила, что последнее время принцесса часто меняла решения: сначала приблизила тебя к себе, затем отдалила, затем снова приблизила.

– Действительно, это странно. Но я привыкла к ее странностям.

– Подожди, это не все. Ты заметила также, что принцесса, исключив тебя вчера из своей свиты, потом велела ехать с ней.

– Как не заметить!

– Так вот, кажется, что принцесса получила теперь достаточные сведения, потому что идет прямо к цели. Не имея возможности противопоставлять что-нибудь во Франции потоку, который сокрушает все препятствия… ты понимаешь, надеюсь, о чем я говорю?