– Вы, вероятно, много ходили, – сказал король. – Быть может, от усталости…

– Нет, государь, – поспешно ответила за свою подругу Монтале, – это не от усталости: почти весь вечер мы просидели под королевским дубом.

– Под королевским дубом? – вздрогнув, прошептал король. – Так и есть, я не ошибся.

И он подмигнул графу.

– Да, да, – подтвердил Сент-Эньян, – под королевским дубом, вместе с мадемуазель де Тонне-Шарант.

– Откуда вы это знаете? – спросила Монтале.

– Очень просто: сама мадемуазель де Тонне-Шарант сказала мне.

– Так она, вероятно, сказала вам и причину обморока Луизы.

– Она говорила мне не то про волка, не то про злоумышленника, я не понял хорошенько.

Лавальер слушала с остановившимся взглядом, тяжело дыша, словно угадывала истину. Людовик приписал ее состояние перенесенному испугу.

– Не бойтесь, – успокаивал он ее, заметно волнуясь и сам, – волк, который так напугал вас, был о двух ногах.

– Значит, это был человек! – воскликнула Луиза. – Значит, кто-то нас подслушивал!

– А если бы даже и так! Разве вы говорили вещи, которые нельзя слышать?

Лавальер всплеснула руками и закрыла лицо, чтобы скрыть выступившую краску.

– Ах! – застонала она. – Ради бога, скажите, кто прятался в кустах?

Король взял ее за руку.

– Это я, мадемуазель, – проговорил он, почтительно наклонившись к ней, – неужели вы боитесь меня?

Лавальер громко вскрикнула: второй раз силы покинули ее, она похолодела и со стоном, без чувств повалилась в кресло. Но король успел протянуть руку и поддержать ее.

А в двух шагах стояли де Тонне-Шарант и Монтале; они тоже окаменели, вспоминая свой разговор с Лавальер, и совсем позабыли, что нужно прийти ей на помощь, настолько они растерялись от присутствия короля, который, преклонив колено, держал в объятиях потерявшую сознание Лавальер.

– Вы все слышали, государь? – с ужасом пролепетала Атенаис.

Король не ответил; он пристально смотрел в полузакрытые глаза Лавальер, пожимая ее свесившуюся руку.

– Все, до последнего слова, – отозвался Сент-Эньян, подходя к мадемуазель де Тонне-Шарант в надежде, что и она упадет в обморок к нему в объятия.

Но гордую Атенаис трудно было довести до обморока; она бросила уничтожающий взгляд на Сент-Эньяна и выбежала из комнаты.

Более храбрая Монтале нагнулась к Луизе и приняла ее из рук короля, у которого уже начинала кружиться голова от душистых волос лежавшей без чувств Луизы.

– В добрый час! – прошептал Сент-Эньян. – Занятное происшествие! Глуп я буду, если не разглашу о нем первый.

Король подошел к нему и, сделав предостерегающий жест, сказал дрожащим голосом:

– Ни слова, граф!

Бедный король совсем забыл, что час назад он говорил Сент-Эньяну то же самое, но с противоположным намерением, то есть с намерением придать делу возможно более широкую огласку.

Разумеется, второе предостережение оказалось таким же бесполезным, как и первое. Через полчаса всему Фонтенбло стало известно, что мадемуазель де Лавальер под королевским дубом призналась Монтале и Тонне-Шарант в своей любви к королю.

Стало известно также, что король был очень встревожен состоянием здоровья мадемуазель де Лавальер, что он побледнел и задрожал, заключив в объятия упавшую в обморок красавицу. Таким образом, никто не сомневался, что совершилось величайшее событие – король влюбился в мадемуазель де Лавальер. Принц мог спать совершенно спокойно.

Удивленная не менее других таким оборотом дела, королева-мать поспешила сообщить о нем молодой королеве и Филиппу Орлеанскому. Но каждому из них она передала новость по-разному. Невестке она сказала так:

– Видите, Тереза, как вы ошибались, обвиняя короля: сегодня ему приписывают уже новую любовь, наверное, и этот слух такой же пустой, как и вчерашний.

А рассказав приключение под королевским дубом принцу, она добавила:

– До чего вас ослепила ревность, дорогой мой Филипп! Ясно как день, что король совсем потерял голову из-за этой девчонки Лавальер. Смотрите не проболтайтесь об этом жене, а то, пожалуй, это дойдет и до королевы.

Последнее предупреждение подействовало немедленно. Лицо принца просияло; он торжествовал; так как еще не было двенадцати, а праздник должен был продолжаться до двух часов ночи, то, разыскав жену, он предложил ей руку и пошел гулять.

Через несколько шагов он сделал именно то, против чего предостерегала его мать.

– Смотрите, не передавайте королеве, что болтают про короля, – сказал он таинственно.

– А что болтают? – осведомилась принцесса.

– Что мой брат вдруг самым нелепым образом влюбился.

– В кого?

– В девчонку Лавальер.

Было темно, и принцесса могла улыбаться сколько угодно.

– Вот как! – проговорила она. – А с каких это пор?

– По-видимому, недавно, всего несколько дней тому назад. Но это был только дымок, пламя вспыхнуло лишь сегодня.

– Что же, по-моему, у короля прекрасный вкус: девочка очаровательна.

– Вы смеетесь, дорогая моя.

– Я? Почему же?

– Во всяком случае, эта страсть кому-нибудь принесет счастье, хотя бы самой Лавальер.

– Право, вы говорите так, точно читаете в сердце моей фрейлины. Почему вы так уверены, что она согласна отвечать на страсть короля?

– А почему вы уверены, что она не согласна?

– Она любит виконта де Бражелона.

– Вы думаете?

– Она даже его невеста.

– Была.

– Как так?

– Да ведь когда к королю обратились за разрешением на этот брак, он отказался дать согласие.

– Отказался?

– Отказался, несмотря на то, что его просил граф де Ла Фер, которого он так уважает за участие в восстановлении на престоле вашего брата и за многое другое.

– Тогда бедным влюбленным ничего больше не остается, как ждать, чтобы король изменил свое решение; они молоды, времени впереди у них много.

– Ах, душечка, – сказал Филипп, рассмеявшись, в свою очередь, – я вижу, что вы не знаете самой сути дела, не знаете, что именно так глубоко тронуло короля.

– Что же его так тронуло? Говорите скорее.

– Одно весьма романтическое приключение.

– Вы знаете, как я люблю такие приключения, и томите меня, – нетерпеливо сказала принцесса.

– Так вот, под королевским дубом… Вы знаете, где этот королевский дуб?

– Не все ли равно где. Под королевским дубом?..

– Видите ли, мадемуазель де Лавальер была там с двумя подругами и, полагая, что они совершенно одни, призналась в своей страстной любви к королю.

– Вот как! – сказала принцесса, начиная волноваться. – Она призналась в любви к королю?

– Да.

– Когда?

– Час тому назад.

Принцесса вздрогнула.

– А об этой ее страсти никому не было известно раньше?

– Никому.

– Даже самому его величеству?

– Даже самому его величеству. Малютка глубоко хранила свою тайну, но не выдержала и проговорилась подругам.

– Откуда вы узнали эту чепуху?

– Да оттуда же, откуда всем стало известно об этом.

– А откуда известно всем?

– От самой Лавальер, которая созналась в этой любви своим подругам Монтале и Тонне-Шарант.

Принцесса остановилась и нервным движением выдернула свою руку из-под руки мужа.

– Так час тому назад она сделала это признание?

– Да, приблизительно час тому назад.

– И королю стало об этом известно?

– В этом именно и заключается самая романтическая сторона приключения. Король с Сент-Эньяном стояли невдалеке от дуба и, разумеется, ни слова не упустили из всего этого интересного разговора.

При этих словах принцесса почувствовала, что ее точно ударили ножом в сердце.

– Но я после этого видалась с королем, – проговорила она опрометчиво, – и он ничего не сказал мне об этом.

– Ну вот! – наивно воскликнул принц, как торжествующий супруг. – Еще бы он сам рассказал о том, что строжайше запретил передавать вам.

– Что-о-о! – гневно вскричала принцесса.

– Я говорю, что все это хотели скрыть от вас.