А после его смерти Кейт сумеет воспитать его сыновей. Лучшей матери на всем свете не сыщешь. Это дорогого стоит.

– У нас все получится, – заверил он. – Вот увидите.

Она явно сомневалась в столь благополучном исходе дела, но все же кивнула. Да и что остается делать? Самая отъявленная сплетница Лондона застала девушку в тот момент, когда мужчина прижимался губами к ее груди. Если бы он не сделал предложения, репутация Кейт была бы погублена навеки.

А если она откажется выйти за него… ее посчитают не только падшей женщиной, но и полной идиоткой.

Энтони неожиданно встал.

– Матушка! – рявкнул он и, оставив Кейт на скамье, подошел к матери. – Мы с моей невестой желали бы остаться одни.

– Разумеется, – пробормотала леди Бриджертон.

– Вы считаете это мудрым решением? – не удержалась миссис Федерингтон.

Энтони подался вперед и прошептал на ухо матери:

– Если вы немедленно не уберете эту ведьму отсюда, я убью ее голыми руками.

Леди Бриджертон поперхнулась смехом, кивнула и даже сумела выдавить:

– Конечно.

Ровно через полминуты Кейт и Энтони остались одни. Он повернулся к ней; она встала и направилась к нему.

– Нам нужно немедленно уйти подальше от дома, – пробормотал он, беря ее под руку.

Он шагал широко и решительно. Кейт то и дело спотыкалась, стараясь не отстать.

– Милорд, – спросила она на бегу, – вы считаете, что это мудро?

– Повторяете слова миссис Федерингтон? – усмехнулся он, ни на миг не останавливаясь.

– Не дай Бог! – пробормотала она, – но вопрос остается вопросом.

– Думаю, что очень мудро, – заявил он, утаскивая Кейт в беседку. Правда, она была открыта с четырех сторон, но окружена кустами сирени, сквозь которые было не так-то легко разглядеть, что творится внутри.

– Но…

Он улыбнулся. Медленно.

– Знаете, вам бы только спорить.

– Вы привели меня сюда, чтобы сказать это?

– Нет. Я привел вас сюда, чтобы сделать ЭТО.

И не успела она раскрыть рот, не успела даже вздохнуть, как он завладел ее губами в жадном, пламенном поцелуе. Требовательном поцелуе, забиравшем все, что она могла дать, и требующем еще большего. Огонь, горевший в ней, взметнулся до самого неба и горел даже жарче, чем в ту ночь в его кабинете, жарче в миллион раз!

Она таяла в этом огне. Господи Боже, она тает и хочет, чтобы это продолжалось вечно!

– Что ты со мной делаешь? – прошептал Энтони ей в губы. – Этого не должно было случиться. В тебе все абсолютно неправильно, однако…

Кейт ахнула, когда его ладони легли на ее ягодицы и прижали разгоряченное тело к возбужденной мужской плоти.

– Видишь? – пробормотал он, скользя губами по ее щеке. – Чувствуешь? – Он хрипло усмехнулся, словно издеваясь над собой. – Да ты хотя бы понимаешь, что происходит? – Он безжалостно стиснул ее и прикусил нежную мочку уха: – Ну конечно, не понимаешь.

Кейт ощутила, как вплавляется в него. Кожа горела, словно обожженная, а предательские руки сами собой поднялись и обхватили его шею.

А Энтони продолжал разжигать в ней пламя, с каждой минутой все больше выходившее из-под контроля. Ею овладели поистине первобытные желания, а внутри все горело и растекалось огненной жидкостью, и хотелось только одного: чтобы он прижался к ней еще теснее.

Кейт хотела его. О, как она хотела его! Ей не следовало, не следовало желать этого человека, которого вынудили жениться на ней.

И все же хотела его с отчаянием, от которого перехватывало дыхание.

Но это плохо, это ужасно плохо. Она была преисполнена самых дурных предчувствий относительно такого брака и понимала, что должна сохранять ясную голову. И все время напоминала себе об этом. Но губы раскрылись сами собой, позволяя языку Энтони скользнуть внутрь. Мало того, ее язык осторожно коснулся уголка его рта.

И желание продолжало накапливаться в ее животе – ведь это странное, колючее, бурлящее ощущение было не чем иным, как желанием, – и становилось сильнее и сильнее.

– Я ужасная, правда? – прошептала она, скорее себе, чем ему.

Но он услышал ее, и его дыхание жаром обдало ее щеку.

– Нет. – Он снова прикусил ее мочку, словно заставляя прислушаться: – Нет. – Он прижался губами к губам и заставил ее проглотить слово. – Нет.

Голова Кейт бессильно откинулась. Его голос был низким и чувственным, и она вдруг почувствовала, что в этот момент словно родилась заново.

– Ты само совершенство, – прошептал он, обняв ее за талию. – Именно сейчас, именно в этот момент, в этом саду ты воплощение совершенства.

Кейт отчего-то растревожили его слова. Словно он пытался сказать ей, а, может, и себе, что завтра она уже не будет совершенством, а послезавтра окажется полным ничтожеством, Но его руки и губы убеждали лучше всяких слов, и она выбросила из головы неприятные мысли, наслаждаясь кружившим голову блаженством их близости.

Она ощущала себя настоящей красавицей. Самим… совершенством. И именно сейчас, именно здесь не могла не обожать человека, вызывавшего в ней подобные чувства.

Рука Энтони сжала ее грудь сквозь тонкий муслин платья. Пальцы судорожно стискивали упругую плоть, словно их обладатель летел с обрыва и случайно схватился за якорь спасения. Ее сосок был твердым и тугим, коловшим ладонь даже сквозь ткань платья, и ему потребовалась вся сила воли, каждая унция самоконтроля, чтобы не высвободить из плена каждую пуговицу ее платья.

Энтони мысленно видел, как обнажает ее, даже когда их губы встретились в очередном исступленном поцелуе. Ее лиф соскользнет с плеч медленно и соблазнительно, обнажив груди. Почему-то он знал, что эти груди тоже будут самим совершенством. Он взвесит одну на ладони, подставляя сосок солнцу, и медленно, очень медленно наклонит голову, пока не сможет легко коснуться языком крохотной горошинки.

И услышит ее стон.

А он будет продолжать терзать ее, крепко держа в объятиях, чтобы она не смогла ускользнуть. И только потом, когда Кейт откинет голову и начнет тяжело дышать, он вопьется губами в эту плоть и станет сосать, пока она не закричит.

Господи Боже, он так сильно хочет ее, что сейчас взорвется!

Но здесь не время и не место для подобных вещей. Не то чтобы он чувствовал необходимость подождать до свадьбы, В конце концов, он публично сделал Кейт предложение, и теперь она принадлежит ему. Но он не мог овладеть ею в садовой беседке. И не хотел. Для этого он слишком горд и слишком уважает свою невесту. Поэтому Энтони с великой неохотой медленно оторвался от Кейт и взглянул в ее лицо. В этот момент он был готов поклясться, что Кейт Шеффилд так же прекрасна, как ее сестра.

Правда, ее привлекательность была иного рода. Губы полнее, не столь модных очертаний, но бесконечно более соблазнительные. Ресницы… почему же он до сих пор не замечал, насколько они длинны? Стоило Кейт прикрыть глаза, как они ложились на щеки густыми опахалами. А когда ее кожа розовела от желания, от нее исходило истинное сияние. Энтони сознавал, что всему причиной разыгравшееся воображение. Но сейчас, глядя на нее, отчетливо представлял рассвет, то мгновение, когда солнце только встает над горизонтом, окрашивая небо нежными оттенками розового и персикового.

Они простояли так несколько минут, пытаясь отдышаться. Наконец Энтони уронил руки, и оба одновременно отступили.

Кейт чуть коснулась пальцами рта.

– Нам не стоило этого делать, – прошептала она.

Энтони прислонился к одной из опор беседки, казалось, абсолютно довольный своей участью.

– Почему нет? Мы помолвлены.

– Ничего подобного. Настоящей помолвки не было.

Он удивленно уставился на Кейт.

– Никаких официальных объявлений. Не подписано никаких документов. И потом, у меня нет приданого. Вам следует знать, что я бесприданница.

– Пытаешься избавиться от меня? – улыбнулся он.

– Разумеется, нет! – выпалила она, но тут же, смутившись, переступила с ноги на ногу.

Энтони шагнул к ней:

– Надеюсь, ты не пытаешься подсказать мне, как лучше избавиться от тебя?