– Нам необходимо уединение, – пробормотал он на ходу. Едва они очутились в его комнате, богато обставленной, типично мужской, со вкусом отделанной в темно-красных с золотом тонах, он вызывающе подбоченился:

– Разве твоя мать не рассказала о… о…

Кейт рассмеялась бы при виде его смущения, не будь сама на грани обморока.

– Конечно, – поспешно заверила она. – Мэри объяснила все.

– В чем же тогда проблема, черт побери?! – Он снова выругался, но тут же извинился: – Прости, пожалуйста. Это не лучшее средство, которым можно успокоить человека.

– Я не могу сказать, – прошептала Кейт, уставившись в пол и тупо рассматривая изысканный рисунок ковра, пока глаза не наполнились слезами.

Странный, жуткий, сдавленный звук вырвался из горла Энтони.

– Кейт, – хрипло спросил он, – может, кто-то… какой-то мужчина дурно обошелся с тобой?

Она подняла голову. Тревога и ужас на его лице едва не растопили ее сердце.

– Нет! Вовсе не это! – вскричала она. – О, не смотри на меня так! Я этого не вынесу!

– Это я не могу вынести неизвестности, – прошептал Энтони и, одним прыжком перекрыв расстояние между ними, поднял к губам ее руку. – Ты должна сказать мне, – продолжал он, едва ворочая языком. – Ты боишься меня? Я тебе противен?

Кейт яростно затрясла головой. Неужели он способен поверить, что может быть противен какой-то женщине?!

– Скажи мне, – шептал он, прижимаясь губами к ее уху. – Скажи, как сделать так, чтобы ты успокоилась. Боюсь, я не в силах дать тебе отсрочку.

Она молчала.

Он рывком притянул ее к себе и простонал:

– Я не смогу ждать неделю, милая. Просто не смогу.

– Я…

Зря она взглянула в его глаза. Потому что тут же забыла, что собиралась сказать. Во взгляде его было столько страстного желания, что где-то, в самом центре ее естества, загорелось пламя, оставив ее задыхающейся, умирающей от жажды и отчаянно стремившейся к чему-то, что она не совсем понимала.

Сейчас Кейт сознавала лишь одно: она не заставит его ждать. Если честно и бескомпромиссно заглянуть в собственную душу, придется признать, что и ей ждать тоже не хочется.

Да и какой в этом смысл? Может, он никогда ее не полюбит, Может, не всегда будет желать ее так же безгранично, как она его. Но всегда можно притвориться. Сделать вид. А, когда он держит ее в объятиях и прижимается губами к ее губам, притвориться так легко!

– Энтони! – прошептала она, и в ее устах его имя прозвучало молитвой, благословением и мольбой.

– Все, что угодно, – хрипло ответил он, бросаясь перед ней на колени и лихорадочно пытаясь освободить ее от одежды. – Проси меня, о чем хочешь. Я дам тебе все, что в моих силах.

Голова Кейт безвольно откинулась. Остатки сопротивления растаяли бесследно.

– Только люби меня, – прошептала она. – Только люби. Единственным ответом было тихое рычание обезумевшего от желания хищника.

До этого момента Энтони не подозревал, как страстно хочет добиться ее согласия. Признания, что она с таким же пылом желает его. Он прижал Кейт к себе, прильнув щекой к ее животу. Даже в своем подвенечном платье она благоухала лилиями и мылом, тем ароматом, который вот уже несколько недель сводил его с ума.

– Ты мне нужна, – выдохнул он, боясь, что слова потеряются в слоях шелка и кружев, которые их разделяли. – Нужна сейчас.

Вскочив, он подхватил Кейт на руки и в два шага добрался до большой кровати, царившей в спальне. До этого он ни разу не приводил сюда женщин, предпочитая встречаться с многочисленными возлюбленными на их территории, и теперь абсурдно радовался этому обстоятельству.

Кейт была другой. Особенной. Его женой. Хорошо, что никакие непрошеные воспоминания не будут вторгаться в их первую и последующие ночи.

Энтони уложил Кейт на перину и, не отрывая глаз от очаровательного лица в ореоле растрепанных волос, принялся методично срывать с себя одежду. Сначала перчатки, потом уже порядком измятый фрак.

Ее глаза, огромные и потемневшие, были полны ожидания чуда, и Энтони медленно, довольно улыбнулся.

– Ты ведь никогда раньше не видела голого мужчину, верно? – пробормотал он.

Кейт, привстав, покачала головой.

– Прекрасно.

Нагнувшись, он снял с ее ноги туфельку.

– Это твой первый и последний мужчина. Другого ты не увидишь.

Энтони выпрямился и стал неспешно расстегивать пуговицы фрачной сорочки. Его желание неизмеримо возросло, когда он увидел, как она провела языком по пересохшим губам.

Кейт хотела его. Он достаточно знал женщин, чтобы увериться в этом. И к тому времени, как первые лучи солнца заглянут в комнату, она не сможет жить без него.

Пока что он отказывался признать, что скорее всего сам не сможет жить без нее. Тот огонь, который пылал сейчас в спальне, и то, что нашептывало его сердце, – вещи абсолютно разные. Он вполне способен их разделить. И обязательно разделит.

Пусть он не желает любить свою жену. Это еще не значит, что они не сумеют наслаждаться друг другом в постели.

Его рука легла на пуговицы брюк, но Энтони медлил. Кейт все еще была полностью одета. И она все еще совершенно невинна. Она не готова видеть доказательство его желания.

Он забрался на кровать и, как хищный кот, пополз к ней, подкрадываясь все ближе, пока локти, на которые она опиралась, не скользнули по простыне. Она оказалась на спине, тяжело дыша и не сводя с него глаз.

Он решил, что нет ничего более прекрасного, чем лицо Кейт, разрумянившееся от желания. Темные шелковистые волосы, уже освобожденные от шпилек и заколок, скреплявших сложную свадебную прическу, разметались по плечам. Ее губы, немного слишком полные по канонам красоты того времени, в угасающем свете позднего дня приобрели темно-розовый цвет. А кожа… никогда еще не казалась такой безупречной, почти прозрачной. Легкий румянец окрасил ее щеки по контрасту с модной бледностью, которой добивались все дамы высшего общества, но Энтони находил его очаровательным. Она была настоящей, живой и теплой, и трепещущей от желания. Он безумно хотел ее.

Энтони благоговейно коснулся ее щеки, стройной шеи и полоски нежной кожи, выступавшей над вырезом лифа. Сзади платье застегивалось на бесчисленные пуговицы, но ему удалось расстегнуть почти треть, и лиф оказался достаточно просторен, чтобы соскользнуть вниз.

Ее груди, увенчанные ярко-розовыми сосками, выглядели еще совершеннее, чем два дня назад, и так и просились в ладони.

– И никакой сорочки? – благодарно пробормотал он, проводя пальцем по ее хрупким ключицам.

Кейт покачала головой.

– Покрой платья не позволил, – выдохнула она.

Угол его губ приподнялся в улыбке, исполненной чисто мужского довольства.

– Напомни мне послать награду модистке.

Его рука спустилась еще ниже. Он осторожно сжал ее грудь, чувствуя, как из груди рвется стон желания, и прикрыл глаза, когда такой же стон сорвался с ее губ.

– Ты так прекрасна, – пробормотал он, лаская ее взглядом. Он никогда не думал, какое это удовольствие – просто смотреть на женщину! Для него главными всегда были прикосновения и поцелуи. Впервые зрелище было невероятно соблазнительным.

Для него не было женщины красивее и соблазнительнее.

Его вдруг охватила странная радость оттого, что остальные мужчины были слепы настолько, что не видели эту красоту. Ему безумно нравилось, что ее чары были скрыты от остального мира. Так ему казалось, что она принадлежит ему целиком и безраздельно.

Энтони вдруг захотелось, чтобы она тоже коснулась его. Он поднял ее руку, все еще затянутую в белую перчатку, и положил себе на грудь. Ее тепло обжигало даже сквозь ткань. Но этого было недостаточно.