Тихий разговор друзей Эйдена влетал в одно мое ухо и вылетал из другого, и я ловила лишь отрывки фраз то тут, то там. Пока мы сидели там с Эйденом около костра, он почти не разговаривал, он массировал сначала одну мою ногу, потом другую, делая это так хорошо, как только мог.
Отлично. Я была больше сосредоточена на его дыхании и давлении его рук, чем на том, о чем ребята говорили.
И что странно. Обычно я не могла просто сидеть, ничего не делая, потому что мне всегда становилось скучно, но в данную минуту я поняла, что мне совсем не скучно. Я чувствовала себя просто расслабленно, пока меня окружало большое теплое тело, а в паре шагов от меня горел маленький костер.
И я расслаблялась все больше, пока слушала, как его друзья спорят о каком-то футбольном игроке. Случайные фразы Эйдена, сказанные его низким голосом около моего уха, составляли мне компанию. Я даже не заметила, когда моя голова прижалась к его груди, или когда мой лоб коснулся его шеи.
Ладонью он скользнул к моему бедру, обхватив его пальцами. Другой рукой он подхватил меня под колени. И я точно не заметила, когда прижала руку к его животу, и точно не помнила, как забралась под его пуловер и коснулась ладонью кубиков его пресса и мягкой, слегка волосатой кожи под моими пальцами.
И я едва осознавала, что по прошествии неизвестно сколько времени Эйден переместил свой захват и практически держал меня, как в колыбели. Я дремала — больше спала, чем бодрствовала. И чувствовала себя в мужских руках уютнее, чем должна была. В руках мужчины, в которого была влюблена, но который не любил меня в ответ, и, скорее всего, никогда не полюбит. Его сердце уже занято.
Я почти спала, когда в какой-то момент Эйден поднялся, держа меня в своих руках, и тихим голосом, чтобы меня не разбудить, сказал:
— Я уложу ее в кровать.
И Дрю спросил:
— Ты вернешься?
А Эйден ответил:
— Нет, я устал. Хочешь отдать мне малыша?
— Не-а, я оставлю его сегодня себе. Обещаю, что не раздавлю его.
Я зевала и боролась с собой, когда Эйден поднял меня и мои кости, желая и одновременно не желая открывать глаза и идти в его спальню на своих двоих. Когда он приподнял меня повыше, едва мы зашли в дом, я снова зевнула, рассеянно поглаживая пальцами его шею и вниз до ключицы, ощущая его гладкую кожу.
— Я держу тебя, — прошептал он тихим хриплым голосом.
Кто я такая, чтобы говорить ему «нет»?
Я снова уснула. Не зная, что он уложил меня на кровать, снял мои тапочки и носки.
И я точно пропустила то, как резко он прижался своими губами к моему виску, прежде чем выключил свет, включил ночник, который я даже не знала, что он купил, и разделся сам.
Глава 28
— Почему ты пялишься на меня?
Могла ли я притвориться, что не лежу в кровать и не подпираю голову рукой, наблюдая за ним? Точно, нет. На что еще я могла смотреть?
Я уже давно это делала, и, зная Эйдена, уверена, он ждал, чтобы убедиться, что я занималась тем, чем занималась.
Что я и делала.
Я проснулась где-то минут десять назад и лежала, оценив, как мне уютно под тяжелым одеялом на идеально удобном матраце. Но когда я заставила себя открыть глаза, первое, что увидела — это Здоровяк.
Эйден лежал на боку, рука в роли подушки поддерживала голову. Его обычно суровое лицо... ну, все еще довольно суровое. Оно не мягкое или сонное; на самом деле он выглядел так, будто во сне о чем-то серьезно задумался. Его рот был слегка приоткрыт, и он тихо дышал. И с натянутым до подбородка одеялом он выглядел чертовски мило.
И я ненавидела это.
Почему? Почему он?
Из всех людей на земле, кого я могла выбрать в качестве объекта воздыхания, это должен был быть он. Тот, кому не нужны настоящие отношения, потому что у него нет на это времени. Парень, который в жизни любит лишь одно, а все остальное отходит на дальний план.
И снова...
Он прикладывал серьезные усилия, чтобы проводить со мной время. Он делал для меня такое, что я до сих пор не могу осознать в полной мере. Для меня он больше, чем друг.
Хотя, что это означало? Разве это не обязательные требования в настоящих отношениях? Разве недостаточно находиться рядом друг с другом столько, сколько возможно, или я просто пыталась убедить себя, что во всем этом есть нечто большее? Он поцеловал меня. Это не может ничего не значить, верно?
Я как раз думала об этом — и смотрела на его великолепные губы — когда он поймал меня. Поэтому в ответ я лишь улыбнулась ему.
— А почему бы и нет?
Открыв глаза, Эйден перекатился на спину и вытянул руки над головой, в процессе разминая запястья, пока зевал.
— Спасибо, что уложил меня в кровать прошлой ночью, — произнесла я, наблюдая за гладкой линией его горла, пока он зевал.
Он пробормотал:
— Угу, — размял плечи и снова скользнул под одеяло.
— И что сделал мне массаж, — я уже попробовала подвигать ногами, и, конечно же, они болели, но я знала, что могло быть намного хуже. Я сделала все, что должна была, чтобы предотвратить их скованность, но тело, на сто процентов не подготовленное к подобному, способно выдержать не все.
— Это был не совсем массаж.
Ох.
— И что это должно значить?
— У меня в ягодицах больше мускулов, чем в твоих бедрах.
Все, кто видел задницу Эйдена, знают, что это доказанный факт, поэтому я не собиралась воспринимать это на свой счет. Может, потому, что была все еще сонная, я приподняла брови и ответила:
— Ты видел свою задницу? Это не оскорбление. В ней столько мышц, сколько у других людей во всем теле.
Он приподнял свои густые брови, всего на миллиметр, но я заметила.
— Не знал, что ты уделяла ей столько внимания.
— Почему, ты думаешь, у тебя так много фанаток-женщин?
Эйден низко застонал, но не сказал мне замолчать.
— Ты мог бы заработать небольшое состояние, если бы устроил аукцион и позволил кому-то ущи...
— Ванесса! — Мистер Пропер закрыл рукой мой рот, будто его это шокировало.
Его большая рука буквально закрывала мое лицо от уха до уха, и я приглушенно рассмеялась.
— Из-за тебя я чувствую себя ничтожным, — произнес он, медленно убирая свою руку в сторону, но блеск в его глазах говорил, что он совсем так не думал.
Зевая, я вытянулась.
— Я говорю тебе то, что сказали бы все остальные.
— Нет, никто и никогда не скажет мне подобного.
В его словах был смысл.
— Ну, я говорю тебе правду.
Он издал какой-то звук, и я перевернулась набок, лицом к нему.
— Ты всегда так делаешь.
Почему мне казалось, будто он пытался сказать мне что-то?
— Я всегда пыталась быть честной с тобой, — нерешительно солгала я. Кроме того, что я боялась рассказать ему, например, о моих чувствах к нему или о решении уволиться.
— Ты можешь рассказывать мне обо всем.
И как после этого я смогу жить своей жизнью? Особенно когда я лежала в его кровати, и он сидел около меня, и мы делили одно одеяло на двоих. Я бы хотела, чтобы у меня хватило мужества рассказать ему обо всем, но правда в том, что это не так.
Я до сих пор не готова запрыгнуть так далеко.
Я почувствовала тяжесть его взгляда еще до того, как подняла голову. Прямо передо мной и столом стоял Здоровяк. Буквально передо мной. Я сидела, сгорбившись над столом, и была так сфокусирована на том, что делала, что полностью отключилась.
— Господи. Как у тебя получается так тихо ходить? — он, черт побери, как бесшумный тяжеловесный кот-мутант.
— Навыки.
Клянусь Богом, я чуть не подавилась. Он отошел немного назад и склонился над столом, уперся в него руками и наблюдал за тем, что я делаю.
— Что это?
Я положила ручку на стол и показала ему листок бумаги.
— Это дизайн диптих-татуировки, — я показала на изображения на двух отдельных кусочках, которые все еще обрисовывала. — По одному изображению на каждую ногу, видишь? На одной части лицо Медузы, на другой — ее волосы-змеи.