Ничего нового. Он кивал мне каждый раз, когда мы оказывались вместе в одной комнате, предлагал мне что-то из еды, если она оставалась, что обычно случалось не часто, потому что бедный парень, кажется, выживал с помощью смузи, свежих фруктов, сладкого картофеля, консервированных бобов, орехов, коричневого риса и одного замороженного блюда за день.

Хотя это не мое дело, не так ли?

Но каждый день в контейнерах для переработки отходов я находила больше картонных коробок, чем за день до этого. И от этого чувствовала себя плохо, виноватой.

И из-за этого я не переставала задаваться вопросом, почему Тревор не нанял ему того, кто будет выполнять те же обязанности, которыми раньше занималась я. Я знала, он нанял Эйдену кого-то, кто отвечает на его письма, потому что однажды я зашла на его аккаунт, просто чтобы увидеть, насколько огромен ущерб, и обнаружила, что каждые несколько дней на письма отвечают, но никто никогда не появлялся в доме, и иногда я находила письма из его почтового ящика на столе, когда он возвращается домой. Где же его Ванесса 2.0?

Проблема в дружбе с кем-то заключается в том, что если ты не хочешь быть плохим другом — или не настоящим другом, потому что настоящие друзья не бывают плохими, — то ты не имеешь права притворяться, будто не замечаешь, что с твоим другом что-то не так.

Самая большая проблема в новоприобретенной дружбе с Эйденом в том, насколько она сложная. То, что мы сделали, технически рассматривается как деловая сделка. Но мы вроде как знали друг друга, и я знала, что даже если он не идеален, и на самом деле не был моим лучшим другом, который пожертвовал бы мне почку, если бы я в ней нуждалась, но я все еще заботилась о нем.

Вот такая я отстойная. Я узнала по самому лучшему сценарию, что я нравлюсь ему достаточно, чтобы он обратится к кому-то, если мне что-то понадобится. То есть, он пошел со мной на пробежку, чтобы я одна не шла домой, когда стемнеет.

И самое главное — мы жили вместе. Технически, мы женаты.

Сложно — самое лучшее слово, чтобы описать нашу ситуацию.

Поэтому, когда я нашла Эйдена в уголке для завтрака, одна его нога лежала на другом стуле, а на ней лежал пакет со льдом, и все это через несколько дней после нашей пробежки, всего лишь через несколько недель после начала обычного сезона НФЛ, я не могла притвориться, что не вижу этого. Друзья так не поступают. А особенно люди, которые два года знают друг друга. И не тогда, когда я знала Эйдена достаточно хорошо, чтобы осознавать, что его тело — его храм. Так что там с его лодыжкой, если он приложил к ней лед?

Вина затопила мою грудь. У «Трех Сотен» самые лучшие тренеры и физиотерапевты в стране. У них в арсенале все виды передовых технологий, чтобы приводить в норму своих игроков. Персонал не позволил бы Эйдену покинуть центр, пока не сделал все, что возможно, чтобы это его не беспокоило.

Выражение на его лице лишь подтверждало, что что-то не в порядке. Его челюсть выпирала вперед, и витиеватые жилы его толстой шеи проявлялись сильнее, чем обычно. Ему больно, или, по крайней мере, невероятно неудобно.

Я видела два года назад, как этот человек уходил с поля так, будто его ребра не были сломаны, и он точно не кричал «Ой-й-й» от видимой и настоящей боли.

И я не могла это игнорировать. Потому что друзья так не делают, не так ли?

Не торопясь, я обошла кухонный островок, наблюдая за ним, не переживая из-за того, что все, что он сделал, это поднял указательный палец в приветствии. Он ел сэндвич и читал книгу... на обложке было написано слово «немой». Я открыла холодильник, вытащила несколько ингредиентов, чтобы приготовить суп, и, как можно тактичнее, обратила все свое внимание на Здоровяка за маленьким столиком.

— Я собираюсь приготовить суп, хочешь немного? — предложила я.

— Какой суп? — хватило у него наглости спросить, не отводя взгляда от книги в жестком переплете.

Я сдержала усмешку.

— Тот, что ты любишь.

— Хорошо, — пауза. — Спасибо.

Я резала овощи, время от времени бросая на него взгляды. Пробежавшись по нескольким сценариям в своей голове, как заставить его рассказать, больно ему или нет, я поняла, что совсем идиотка.

— Эйден?

— Хм-м-м?

— Что с твоей ногой? — просто ляпнула я.

— Я потянул ее, — таким был Эйден для меня: легким, непринужденным, не выдумывающим никакой лжи.

К несчастью, его комментарий не помог мне и не успокоил. Я бы не удивилась, если бы кто-то врезался в него машиной, и его сухожилие больше не было бы связано с ногой, а он бы просто настаивал, что это растяжение связок.

Но собиралась я это говорить? Не-а.

— Верхние связки голеностопного сустава или нижние? — спросила я аккуратно, так беспечно, как только могла.

— Верхние, — ответил он так же беспечно.

С его травмами и травмами Зака я ознакомилась с самыми различными их видами. Растяжение верхних связок занимало меньше времени на исцеление, обычно около недели или двух. Лечение нижних связок варьировалось от месяца до двух. Так что это плохо, но могло быть хуже.

— Что говорят тренеры?

От этого его челюсть напряглась.

— Я под вопросом на следующую игру.

Не «вероятно», а «под вопросом». О, братишка. Статус «под вопросом» делает из Эйдена раздражительного гуся.

Я опустила взгляд к разделочной доске и сельдерею, который там лежал.

— Возможно, было бы хорошо, чтобы ты сходил к тому иглотерапевту, у которого ты был год назад, когда тебя беспокоило плечо, — чем больше я вспоминала о его прошлых травмах, тем больше вздрагивала. Однажды Зак сказал мне, что каждый футбольный игрок, которого он знает, живет с болью, это неизбежно.

— Наверное, это хорошая идея, — пробормотал он, перелистывая страницу.

— Хочешь «Адвил»? — предложила я, поднимая голову и чертовски хорошо зная, что он не принимает болеутоляющие. И опять же, он редко достает пакет со льдом.

Когда он ответил:

— Две таблетки помогли бы, — я не смогла сдержать вздох.

Следующим вечером звук открывшейся и закрывшейся гаражной двери достаточно сказал мне о том, что происходит. Когда через несколько минут включился телевизор, я осталась наверху со своими цветными карандашами и наброском татуировки, над которой работала для клиента.

Три или четыре часа спустя, как только закончила проект и начала другой, я приняла душ, готовясь ложиться, и спустилась вниз, услышав гул телевизора на заднем плане. Гостиная находилась слева от лестницы, кухня — справа.

Я заглянула внутрь и увидела Эйдена, растянувшегося на диване; его травмированная нога была закинута на подлокотник, а одна из рук согнута под головой в качестве подушки. Другая лежала сбоку, ладонь покоилась на его животе. Его глаза были закрыты. Я знала, он не случайно заснул на диване. Я знала это каждой фиброй своего существа. Он сделал это специально.

Беспокойство, свернувшееся в моем животе, меня не удивило. Вот, казалось бы, мужчина, в которого я верила каждой клеточкой своего тела, остался спать на диване, чтобы избежать подъема вверх по лестнице в свою комнату.

Черт побери.

Я поднялась наверх и стащила с его кровати белое одеяло и его любимую подушку. Как только оказалась внизу, прокралась обратно в гостиную и накрыла нижнюю часть его тела одеялом, заправляя его так, чтобы оно не лежало на полу. Прикусив нижнюю губу, я отошла на шаг назад и тогда увидела.

Его глаза были открыты, и он наблюдал за мной.

Я улыбнулась ему и протянула подушку.

На его полных губах появилась маленькая улыбка, когда он взял ее у меня и положил себе под голову.

— Спасибо.

Делая шаг назад, я кивнула, чувствуя себя пойманной.

— Пожалуйста. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Он уже некоторое время сидел в гараже.

То, что он не ушел утром на тренировку, стало для меня вторым тревожным сигналом, звучащим в голове. Он точно не поход на самоубийцу, но...