— Спасибо, Крис, — от души поблагодарил Вацлав. — Ты нас здорово выручил.

— Да чего уж там! — Польщенный похвалой, Крис весело засвистел. И я вдруг подумала, что Крис в лепешку расшибется, но поможет Вацлаву. Потому что тот в прошлом сделал для него нечто гораздо большее, чего не измеришь приглашениями на закрытую вечеринку.

— Командировочная квартира сейчас свободна? — спросил Вацлав.

— Там сейчас ремонт. Остановитесь у меня — и возражения не принимаются! Я живу в Мидтауне[10] — до Эмпайр–Стейт–Билдинг рукой подать.

— Не хотелось бы тебя затруднять. — Вацлав бросил взгляд в зеркало на меня. — Мы можем остановиться в отеле.

— Вот еще придумал! — с возмущением возразил Крис. — Сто лет не виделись, и ты еще от меня в отеле хочешь спрятаться? — Он подмигнул мне в зеркало, словно в поисках поддержки. — И потом, селить вас в отель уже некогда — до начала вечеринки три часа. Если приедем пораньше, то у вас будет немного свободного времени. Захотите — отдохнете, захотите — погуляете по городу.

Но ни отдохнуть, ни погулять не получилось. На Бродвее мы застряли в чудовищной пробке, и Крис, видя, как я прилипла к окну, рассматривая легендарную улицу, обернулся ко мне:

— Ты ведь впервые в Нью–Йорке, Жанна? Вацлав, идите прогуляйтесь. Идите–идите. Чего в машине сидеть? Встретимся вон за тем светофором. — Он указал на перекресток впереди. — Минут двадцать у вас есть.

Меня не надо было долго уговаривать. Я выпорхнула на тротуар и задрала голову, пытаясь разглядеть крыши небоскребов, окутанные звездным небом. Вот это высота! Мне вспомнился фильм «Пятый элемент», в котором Брюс Уиллис летал по воздуху в городе будущего между таких же высоких домов, образовывавших длинные узкие коридоры, которым не было ни конца ни края. Думаю, многие ньюйоркцы, застрявшие в этот час в пробке на Манхэттене, не отказались бы пересесть в летающие машины.

Улица, куда ни глянь, была забита желто–черным потоком автомобилей. Стеклянные фасады высоток горели тысячами окон–светлячков, на фасадах переливались неоновой радугой рекламные щиты, на тротуарах было не протолкнуться от прохожих. Все куда–то спешили, торопились, опаздывали. Я с невольной завистью проводила взглядом хорошенькую рыжеволосую девушку, увешанную фирменными пакетами Prada и Barneys[11]. Конечно, мы в Нью–Йорке по делу, но, надеюсь, когда мы закончим с Пандорой, у меня будет хотя бы один вечер для большого шопинга на Пятой авеню. Делу время, шопингу — вся жизнь. Тем более что фотографию этой улицы я еще прошлым летом сделала обоями на своем компьютере. И вот теперь до мечты — рукой подать!

— «Асфальт — стекло. Иду и звеню. Леса и травинки — сбриты. На север с юга идут авеню, на запад с востока — стриты», — внезапно продекламировал Вацлав, беря меня за руку и увлекая вперед по улице.

Я с удивлением взглянула на него:

— Твои стихи?

Он ухмыльнулся.

— Спасибо за комплимент. Но это Маяковский.

— Мне больше нравится Блок, — не смутилась я. — Но стихи неплохие. Как там дальше?

— «А между — (куда их строитель завез!) — дома невозможной длины. Одни дома длиной до звезд, другие — длиной до луны…» Это из стихотворения «Бродвей», — после паузы добавил Вацлав, — оно написано в тысяча девятьсот двадцать пятом году во время поездки Маяковского в Америку. А ведь правда, с тех пор здесь ничего не изменилось?

Действительно, прошло больше восьмидесяти лет, а небоскребы не стали короче и по–прежнему достают крышей до самых звезд. Как вон та высотка, возвышающаяся над всеми остальными и похожая на остро отточенный карандаш. Ее узкий длинный фасад, весь в желтых окошках–светлячках, сужался кверху и заканчивался высоким шпилем с красным огоньком–звездочкой. Верхние этажи были подсвечены синими и красными полосами, и от избытка красного мне сделалось не по себе — показалось, что фасад испачкан кровью.

— Вон то здание, которое нам нужно, — указал на высотку Вацлав, и чувство тревоги усилилось.

— Сколько же в ней этажей? — поразилась я.

— Сто два. Разрушенные башни–близнецы были выше, но сейчас это самое высокое здание Нью–Йорка.

Вдобавок оно показалось мне знакомым, как будто я его видела в кино.

— А что в нем находится? — заинтересовалась я.

— Офисы.

Да уж, судя по строгому виду высотки, явно не магазины.

— Что, узнаешь? — спросил Вацлав. — «Кинг–Конг» смотрела?

— Точно! — осенило меня. — Это же сюда в финале взбирался Кинг–Конг, а вокруг кружили истребители. — Я запнулась. — Ну вот, зачем ты мне это сказал! Я всегда плачу, когда смотрю эту сцену.

— Ну, не переживай, — усмехнувшись, он обнял меня за плечи. — Это же все понарошку.

Грустить было некогда: вокруг шумела толпа, гудели измученные пробкой водители, гремели мелодии уличных музыкантов, блестели огни театров, сверкали вспышки фотоаппаратов. Какой–то турист столбом встал посреди улицы и снимал текущую мимо толпу на камеру, но никто не ругался, все с пониманием обходили его стороной. Попали в объектив и мы. Сам себе режиссер улыбнулся, и я помахала ему рукой.

— Поздравляю, ты попала на ю–тьюб, — иронически прокомментировал Вацлав.

Голова шла кругом, вокруг переливались огнями вывески знаменитых мюзиклов — «Призрак оперы», «Мамма миа!», «Чикаго», «Король Лев». На другой стороне улицы показался солидный Карнеги–холл, где, как пояснил Вацлав, выступают лучшие симфонические оркестры в США. Не успела я опомниться, как отведенные нам на прогулку двадцать минут истекли, и Крис просигналил нам из машины, притормозив у тротуара.

— Скажи, — полюбопытствовала я, пока мы шли к «лексусу», — ты чем–то помог Крису? Кажется, он перед тобой в долгу.

— А, это! — Вацлав пожал плечом. — Было дело. Крис из богатой семьи. Уже когда он был Гончим, его младшую сестренку похитили и требовали выкуп. Я помог ее освободить.

Теперь понятно, почему Крис так рад услужить Вацлаву и пригласил нас остановиться у него дома.

Спустя десять минут мы были на месте. До начала вечеринки оставалось всего полтора часа.

Крис жил в многоквартирном доме, выходящем фасадом на шумную улицу. Его квартира казалась сошедшей со страниц журнала по дизайну. В том смысле, что при всем ее модном и современном интерьере в стиле минимализма, к которому явно приложил руку дорогой дизайнер, она была такой же стерильной и пустой. Светлые стены, темная мебель, идеальный порядок. Даже удивительно, что в доме молодого мужчины не видно ни коробки от пиццы, задвинутой под диван, ни футболки, забытой на спинке стула, ни журнала, брошенного на диване.

— Ты недавно переехал? — спросила я. Возможно, Крис только справил новоселье и все вещи, которым надлежит создавать беспорядок в этом идеальном жилище, пока томятся в коробках в ожидании своего часа.

— Нет. — Крис изрядно удивился. — Я живу здесь уже два года.

— У тебя здесь такой порядок.

— А, это все Шона, — он широко улыбнулся, — моя домработница.

Что ж, наличие приходящей уборщицы объясняет чистоту в доме, но отсутствие всяких следов жизни настораживает. Пока Вацлав с Крисом обсуждали дела Гончих, я прошлась по гостиной и удивилась количеству пустых полок. Нигде не было видно ни фотографий в рамочках, ни милой безделушки, подаренной кем–то из друзей, ни сувенира, привезенного из путешествия, ни наполовину сгоревшей свечи, оставшейся после романтического ужина, ни грамоты или диплома, которые, если верить кино, американцы обожают вешать на самом видном месте для демонстрации своих личных успехов гостям. Ничего такого, что рассказывало бы о хозяине. Как будто Крис не считал это место своим домом, а оно было просто временным жилищем. Или как будто у него не было никакого прошлого. А может, это прошлое было таким горьким, что Крис всеми силами стремился его забыть… Интересно, квартира Вацлава такая же пустая и необжитая?

— Жанна, — окликнул меня Вацлав, и я вздрогнула. — У нас час на сборы. Что тебе нужно для того, чтобы быть готовой?