— Для начала принять душ.
Крис показал мне свою ослепительно сверкающую ванную и вручил полотенце, пахнувшее лавандовым ополаскивателем. Я заперла дверь и огляделась. Ванная, как и гостиная, производила впечатление отеля. Все красиво, все чисто, все необходимое в наличии: полотенца, шампунь, гель для душа, мыло, расческа, зубная щетка. Только во всем этом нет никакой индивидуальности. Ни малейшего присутствия хозяина квартиры. Чем больше я здесь находилась, тем сильней меня терзало подозрение, что своей широкой улыбкой и веселым поведением Крис маскирует огромную, ничем не восполнимую пропасть в сердце. И именно эта пропасть и привела его когда–то в Гончие.
По–быстрому приняв душ и вымыв голову, я пожалела о том, что не взяла в ванную чистые вещи. Пришлось снова влезать в джинсы и водолазку. Ничего, через пять минут разворошу в спальне чемодан и переоденусь в новое. Я уже взялась за ручку ванной, когда перед моим внутренним взором золотым шрифтом по красному картону вспыхнула надпись «Форма одежды — вечерняя» из приглашения. Я бросила отчаянный взгляд на часы: до начала вечеринки чуть больше шестидесяти минут. Разве я успею купить себе приличное платье? Времени только на то, чтобы высушить волосы. Платья, в которых я блистала в Париже, заняли отдельный чемодан и вместе с Аристархом улетели в Москву. В Прагу я взяла с собой только самое необходимое. Кто же знал, что оттуда нам придется отправиться в Лондон, а из Лондона в Нью–Йорк, где доведется попасть на закрытую вечеринку высшего света? И что–то мне подсказывало, что даже при наличии волшебного пригласительного в обычной одежде нас с Вацлавом к Пандоре не пустят.
В дверях я столкнулась с Вацлавом, который тоже хотел освежиться с дороги. Но не успела я заикнуться о своей (хотя почему только своей? Нашей общей!) проблеме, как он перебил меня:
— Загляни в спальню.
Я удрученно вздохнула, глядя на захлопнувшуюся перед моим носом дверь ванной. Видимо, мне предлагается соорудить вечерний наряд из того, что имеется в наличии в моем чемодане. Однако, как только я ступила за порог спальни, я онемела от восторга. На кровати лежало красивейшее платье золотисто–кремового цвета, достойное голливудской звезды. Элегантная классика, узкий силуэт с юбкой в пол, расширяющейся книзу наподобие лилии, бюстье с изящной вышивкой и прямым вырезом декольте, атласный бант на талии и тонкая шнуровка по спине. Я уже хочу, чтобы Вацлав увидел меня в нем! Для вечернего приема больше подошло бы черное или красное, но в это платье я влюбилась с первого взгляда и не променяла бы его ни на какое другое. Я коснулась пальцами прохладного шелковистого атласа, знакомясь с платьем, и затем подхватила его с кровати, приложив к себе. Что ни говори, не платье красит девушку, а девушка — платье.
— Думаю, размер должен тебе подойти. — От этого чужого надтреснутого голоса, раздавшегося позади, по спине пробежали мурашки.
Я обернулась и вздрогнула. На пороге стоял Крис, и на лице его по–прежнему цвела улыбка. Но в глазах была такая безысходная тоска, что у меня сжалось сердце.
— Чье оно? — тихо спросила я.
Лицо Криса дернулось, и улыбка на короткий миг превратилась в оскал боли.
— Это неважно. Сегодня оно твое.
Крис резко развернулся и вышел, прикрыв за собой дверь, внутренняя сторона которой оказалась зеркальной.
Я в растерянности уставилась на свое отражение. Платье, которое я по–прежнему прижимала к себе, было восхитительным. А еще оно было очень похоже на свадебное. Внезапно меня пронзила дрожь, плечи покрылись мурашками. Я вдруг отчетливо поняла, что платье было свадебным. И что та, на кого оно было сшито, так его и не надела.
Я осторожно положила платье на кровать и в смятении закусила губу. Как же быть? Воспользоваться щедрым подарком Криса? Или правильнее будет отказаться? Я сделала шаг в сторону и споткнулась о туфли. Светло–бежевые лодочки, которых я раньше не заметила, идеально подходили к платью. А еще внутри была метка «Джимми Чу». И, кажется, это был мой размер. Искушение было слишком велико, и я примерила их. Туфли были узковаты в мыске, но так изящно смотрелись на ноге, что на один вечер я могла бы с этим смириться… Стерпится — сносится.
— Жанна, — раздался стук в дверь. — Ты готова? Не терпится увидеть тебя в платье. Я пока надену смокинг.
Смокинг? Если это не шутка, то, похоже, Вацлав собирается надеть одежду Криса. И если он будет одет франтом, то мне необходимо соответствовать. Решившись, я стянула с себя шмотки и взяла в руки платье.
— Ты выглядишь, как невеста, — услышала я, выйдя из спальни.
Вацлав застыл в коридоре, прислонившись плечом к стене напротив, и не отводил от меня взгляда.
— А ты как жених, — вырвалось у меня. В голове крутилось: как чужой жених.
Белая сорочка с бабочкой и смокинг очень шли ему, но превращали в незнакомца, и я не понимала, как себя с ним вести. В следующий миг Вацлав резко шагнул вперед и притянул меня к себе так стремительно, словно мы танцевали танго. Мир сузился до кольца его рук, стиснувших меня за талию, и я вдруг представила, что мы стоим у алтаря, только что обрученные, за миг до поцелуя. Его губы коснулись моих, нещадно стирая с них помаду, и мне было ее совсем не жаль, хотя я убила пять минут на то, чтобы добиться идеального нанесения — сначала припудрила губы, потом очертила контур, затем покрасила помадой и промокнула бумажной салфеткой, все по заветам «Космо». Но какое это имеет значение по сравнению с поцелуем любимого? Его пальцы запутались в прядях моих волос — я специально оставила их распущенными и не стала собирать в высокую прическу, чтобы избежать ассоциаций с образом невесты. Только приколола две невидимки со стразами, чтобы пряди не падали на лицо.
— Пора. — Он с неохотой оторвался от моих губ и медленно провел рукой по шелковистой ткани платья от талии до груди, так что меня бросило в жар. — Идем? Крис уже спустился к машине. Он отвезет нас.
— Подожди. — Я тронула его за рукав. — Скажи, это платье и этот смокинг…
— Не сейчас, — резко ответил Вацлав. — Не надо обсуждать это при Крисе.
И по его тону я поняла, что оправдались мои худшие опасения. Невеста не бросила Криса ради другого, она погибла незадолго до свадьбы. А платье так и не было надето. Когда я надевала его, то обнаружила прикрепленную бирку. И подошвы туфелек были неношеными, до меня их обували только для примерки.
— Но ты уверен, что мы можем…
«Надеть их», — хотела закончить я, но не успела. Вацлав меня перебил:
— Это решение Криса. Он не предложил бы, если бы сам этого не хотел. Это очень важно для Криса. Думаю, он созрел для того, чтобы проститься с прошлым. Давай поможем ему в этом.
— Хорошо, — кивнула я. — Только…
— Прошу, Жанна, — прервал Вацлав, — не задавай никаких вопросов. Если ты узнаешь правду, ты начнешь жалеть Криса, а ему это будет неприятно. Дождись, пока мы уедем отсюда, и, если захочешь, я тебе все объясню.
Выйдя на улицу, я сразу же увидела Криса. Он стоял, облокотившись о капот своего внедорожника, и смотрел на меня так, как будто увидел призрака. Надо отдать должное его выдержке. За те несколько шагов, что мы сделали по пути к «лексусу», он совершенно взял себя в руки, включил свою фирменную улыбку и даже рассыпался в комплиментах. Я поблагодарила его и улыбнулась в ответ. Но всю дорогу до небоскреба, пока мы ехали в машине, на душе было горько. Как будто мы с Вацлавом украли чужую мечту. Как будто это по нашей вине Крис улыбается только губами, тогда как его глаза плачут без слез.
Крис
Октябрь 2001 года, Лос–Анджелес
Крис долго не мог понять, чего от него добивается курьер в синей форменной бейсболке и такой же дурацкой футболке. Он не заказывал ничего такого, что могло бы находиться в высокой картонной коробке легкомысленного розового цвета с изображением белой лилии. Он вообще ничего не заказывал в последний месяц. Вот только пустые коробки от пиццы в прихожей все прибавлялись… Он не помнил, как делал заказ и как встречал курьера. Он не помнил вкуса пиццы. Его кровь сейчас на добрых девяносто процентов состояла из текилы, бутылки из–под которой валялись по всей квартире. Особенно много — на диване. И ни одной — в спальне, куда он не заходил с тех пор, как остался без Нади.