вине. В трактире пили одно пиво. Дедушка покупал вино, если это казалось ему особенно

выгодным. Хиннерк любил больше сухое и белое, чем красное сладкое вино. Но подвал был

полон бутылок, и Розмари всегда находила тёмную.

Я не пила. Алкоголь делал меня глупой. Обрыв кинопленки, выключение света на

сцене, бессознательное состояние, такие ужасные вещи могли случиться при выпивке, и об

этом знал каждый. И я ненавидела, когда Розмари и Мира пили вино. Если они шумели и

смеялись слишком много, это было, будто между нами поднимался огромный

телевизионный экран. Сквозь стакан я смотрела на мою двоюродную сестру и её подругу как

в документальном фильме о гигантских пауках при выключенном звуке. Без трезвых

высказываний говорящие представлялись отталкивающими существами, чужими и

безобразными.

Мира и Розмари ничего не замечали. Их глаза пауков становились стекловидными и

даже немного стеклянными. Со своей стороны, они развлекались над моим неподвижным

взглядом. Я всегда оставалась немного дольше, чем могла это выносить, но затем чопорно

поднималась и выходила. Я никогда не была более одинокой, чем тогда с двумя девочками-

пауками.

Если при этом была Берта, то тоже пила, и Розмари ей наливала. Так как Берта

забывала, выпила она один или три стакана вина, то всегда снова подавала свой стакан. Или

сама наливала себе ещё. Её фразы становились более запутанными. Она смеялась, а её щёки

краснели. Мира сдерживала себя, когда Берта была с нами. Вероятно, из уважения или

благодаря своей матери. Так как о госпоже Омштедт, матери Миры, было известно, что она

охотно напивалась. Однажды Берта кивнула нам и сказала, что всегда говорила: "Яблоко от

яблони недалеко падает". Мира побледнела. Она взяла свой стакан, из которого как раз

хотела выпить, и вылила всё в розы.

Розмари побуждала Берту к выпивке. Возможно потому, что, таким образом, она

оправдывала своё пьянство. Но это тоже правда, когда она говорила:

— Пей, бабушка, тогда ты не плачешь так много.

Берта пила с нами вино только одно лето. Вскоре после этого она стала беспокойной,

перестала где-либо сидеть и в конце следующего лета Розмари умерла.

Солнце низко опустилось, и мой стакан был пустой. Сейчас, пока я была здесь, так же

могла посетить родителей Миры и разузнать об их дочери. От её брата я узнала немного. На

этот раз я поехала не влево через деревню, а в направлении города. Звонок заливался

птичьей трелью, знакомой по тому времени. Сад был почти запущенным, вероятно даже не

лучший пример новейшего геометрического моделирования живых изгородей и

перевязанных веревкой излишков.

— Ну, твой отец снова играл твоим транспортиром? — обычно издевалась Розмари,

если Мира открывала нам дверь. Сейчас трава стояла высоко. Живые изгороди и деревья не

пострижены, но это не только за последнее время.

Собственно, я должна была знать об этом, когда Макс открыл мне дверь, но была

безмерно поражена. На мгновение он тоже удивился. Но прежде чем я смогла что-то сказать,

мужчина улыбнулся и подошёл ко мне, выглядев при этом действительно обрадованным.

— Ирис, как хорошо. Я как раз хотел тебя сегодня увидеть.

– Действительно?

"Собственно, почему я так ёрничаю?" Конечно, Макс должен был увидеть меня. Ведь

он был, в конце концов, вроде, как мой адвокат.

Макс бросил на меня неуверенный взгляд.

— Я имею в виду, вот так совпадение. И, собственно, я хотела вовсе не к тебе!

Улыбка стала несколько скудной.

— Нет, нет. Я сказала не так. Конечно, я хотела только сказать, что не знала, что ты

живёшь здесь. Но сейчас, когда ты здесь, конечно, я боюсь… эээ, тебя.

Брови Макса удивлённо поднялись. Я проклинала себя и почувствовала, как моё лицо

покрывается румянцем. И когда я со своей остроумной репликой что-то вроде "Эээ, так что

лучше я пойду", хотела отступить, Макс с ухмылкой сказал:

— Действительно? Ты боишься меня? Именно то, чего я всегда хотел. Нет, не будь

глупой! Оставайся здесь! Ирис! Заходи. Или мы оба выйдем, так что лучше проходи.

Вероятно, ты ещё знаешь, где выход на террасу.

— Да.

Когда я смущённо прошла по дому, который мне когда-то был так знаком, то моё

замешательство увеличилось. Это был не тот дом, который я знала. Здесь больше не было

никаких дверей. Никаких обоев. Никакого потолка! Всё было большим помещением,

белоснежно окрашенным, и мои сандалии скрипели на голых деревянных настилах.

Блестяще белая кухня была большой, потрёпанный синий диван, стена с книгами и с

огромной, но чрезвычайно элегантной Hi—Fi аппаратурой.

– Где твои родители? — воскликнула я.

— Они живут в гараже. В конце концов, я сейчас зарабатываю больше, чем мой отец со

своей пенсией.

Я повернулась и посмотрела на Макса. Я любила его!

– Эй, это была только шутка. Моя мать всегда хотела уехать отсюда, и ты знаешь об

этом. Мой отец был болен, очень болен. Когда он снова выздоровел, они решили много

путешествовать, столько, сколько смогут. У них есть маленькая квартира в городе. Иногда

они приходят сюда в гости и только тогда спят в гараже. Но мой автомобиль не особенно

велик и поэтому…

— Макс, заткнись. Ты — неудачник. Я непременно хочу спросить тебя, где здесь

можно поплавать без того, чтобы ты подкрадывался ко мне? Не мог бы ты просто сказать

мне, где ты в ближайшие дни намереваешься плавать, чтобы я знала каких мест мне

избегать?

— Не очень-то задавайся. Я делаю только то, что всегда. Может, я виноват, что ты,

очевидно, изучила мои привычки, и теперь всегда будешь бросаться мне на дорогу. Между

прочим, даже неодетой? А теперь ты ещё звонишь в мою дверь и задаешь бестактные

вопросы!

Покачав головой, Макс повернулся и пошёл на кухню. На нём была белая рубашка, и

опять с пятном на спине, но на этот раз серым и зеленоватым, как будто он прислонялся к

старому дереву. Пока он занимался бутылками и стаканами, я услышала печальное

бормотание. При этом упоминались такие выражения как "свободное существо",

"слабохарактерность" и "принудительно".

Мы пили белое вино с газированной водой на террасе. Естественно, в моём было

больше воды, чем вина. Терраса была такой, какой была всегда, и только сад совсем одичал.

Сверчки стрекотали. И я была ужасно голодной.

— Мне нужно домой.

— Почему? Ты же только что пришла. Я ещё не узнал, что ты хотела от моих

родителей. Впрочем, я не спрашиваю тебя, что ты делаешь и где ты живешь, потому что всё

уже знаю из моих документов.

— Да? И что же там?

— Адвокатская тайна. К сожалению, я не могу давать тебе справку о моих клиентках.

— Ну, тогда кто-то должен был дать тебе справку о твоих клиентах?

— Я согласен, но не скажу кто.

— Этот кто-то был из моих тёть? Инга или Харриет?

Макс рассмеялся и замолчал.

— Я пойду, Макс. Я ещё хочу, поэтому я ещё не... Во всяком случае, я пойду.

– Да, ладно. Это конечно веская причина, почему же ты сразу не сказала? Вероятно, я

могу что-то сообщить моим родителям? И не хочешь ли ты узнать, куда я пойду плавать

завтра? Может, ты поужинаешь со мной?

Он с большой сосредоточенностью вращал пробку штопором, пока говорил. Только

после этого вопроса Макс быстро взглянул на меня.

Я откинулась назад и глубоко вздохнула.

—Да. Да, я хочу, Макс. Я очень хочу. Очень, очень. Я охотно поужинаю с тобой,

большое спасибо.

Макс молчал и смотрел на меня, а его улыбка была немного напряжённой.

— Что? – удивлённо спросила я. – Ты спросил только из вежливости?