— Тогда ты так флиртуешь со мной, — задумчиво сказал Макс. — Хорошо.

И кивнул.

Хотя дорога к моему дому была короткой, я не хотела пройти её пешком в голубом

купальном халате Макса. Поэтому, я села в его машину, а он положил велосипед в багажник,

куда тот вошёл только наполовину. Адвокат не выпустил меня на въезде к дому, а открыл

широкую решётку и довёз до зелёных дворовых ворот. Там Макс достал велосипед из

багажника и внимательно его осмотрел.

— Кажется, не причинили никакого вреда. Тебе повезло.

Я кивнула.

Макс разглядывал меня таким же взглядом, каким осматривал велосипед.

— Тебе надо бы отдохнуть.

Я ещё раз кивнула, поблагодарила и побежала через сад к входной двери. Несмотря на

большой купальный халат, я старалась соединить в моей походке достоинство и изящество.

Мне удалось, потому что когда на углу дома я посмотрела на Макса, то увидела, как он

наблюдает за мной со скрещенными руками. Я не могла прочитать его взгляд, но пыталась

убедить себя, что тот был полон удивления.

Была вторая половина дня. Внизу у лестницы я сняла свои сандалии и потащилась

вверх, перила при этом жалобно стонали в два голоса. Моё тело всё ещё болело . "Боже мой!"

Я бросилась на кровать и немедленно заснула.

Что-то звонило два или три раза, и только я стала просыпаться, как звук прекратилось.

Я боролась со сновидениями и одеялами, когда внезапно услышала, как стонет и грохочет

лестница. Вскочив, я увидела сквозь перила только копну волос Макса шоколадного оттенка,

затем появились его плечи, и, наконец, он появился наверху и обнаружил меня у двери

комнаты Инги.

— Ирис? Пожалуйста, не бойся, не надо.

Вообще-то я не испугалась, а, напротив, была очень рада его видеть. Даже если наверху

было не убрано, и я всё ещё носила мужской купальный халат.

Я улыбнулась и сказала:

— Это твой обычный способ подкрадываться к женщинам, когда они отдыхают?

— Ты не слышала звонки. Я хотел посмотреть на тебя, ведь уже шесть часов вечера. И

когда никто не открыл, то забеспокоился, что тебе стало плохо. Я просто вошёл, входная

дверь была не закрыта. И ещё я принёс краску, кисти и валик. Всё стоит внизу.

Я поняла, что для меня всё сложилось хорошо. Правда, мои руки ещё что-то жгло и

колени тоже, но усталость отпустила и голова стала ясной.

— Со мной всё в порядке, даже очень. И как славно, что ты здесь. А теперь уходи. Ты

же говоришь, что сейчас шесть часов вечера, а я за целый день ничего не сделала.

Макс

бросил

долгий

задумчивый

взгляд

на

свой

купальный

халат.

— У тебя под ним ничего нет, да? Это твоя уловка?

— Эй, я сказала вон.

— Ведь если это афёра, то должен сказать, что она работает.

— Только посмотри, ты — дурак.

— Ладно, я сейчас уйду. Тем не менее, я считаю, что имею право рассматривать мой

собственный халат. В конце концов, хотелось бы удостовериться, что ты не будешь

постоянно вытирать им нос.

— Вон отсюда!

Макс мастерски втянул голову в плечи, когда я бросила в него подушку. Он уже

наполовину стоял в дверях, когда медленно повернулся ко мне, поднял подушку,

потормошил её и прислонился к дверному косяку. Подушка была в его руках, но Макс так

ничего и не сказал. И неожиданно всё моё тело покрылось "гусиной кожей".

Покачав головой, он бросил подушку мне под ноги и вышел из комнаты. Я стянула

купальный халат и услышала, как Макс спускается вниз по лестнице.

Я надела свежее нижнее бельё, и передо мной встала проблема. Чёрная похоронная

одежда была слишком тонкой и тёплой, а второй гарнитур чёрных вещей был пыльным и

потным. Мне не оставалось ничего другого, как порыться в старых шкафах. Эту ярко-

розовую тунику должно быть одевала Харриет. Вещи Харриет и Инги подходили мне лучше,

чем одежда матери, которая была тесной.

Когда я спустилась вниз, то подумала, что Макс совсем исчез. Но потом нашла его на

улице. Он сидел на лестнице перед входной дверью, обхватив руками голову и опираясь

локтями на колени. На ступеньках перед ним стояли три ведра белой краски. Я села рядом с

ним.

— Привет.

Не убирая руки ото лба, он повернул лицо ко мне и посмотрел сквозь пальцы. У него

было угрюмое выражение лица, но голос был ласковый, когда Макс сказал:

— И тебе привет.

Я бы с удовольствием положила свою голову на его плечо, но так этого и не сделала.

Тело Макса напряглось.

— Ты хочешь сейчас покрасить курятник?

— Сейчас?

— Почему нет? Сегодня ещё долго не стемнеет, и ночью тоже светло, но это не важно,

потому что твоё платье определённо светится даже в темноте, а при дневном свете, даже

так, что болят глаза.

— Резко выделяется?

— Ах, да. Резко выделяется. В том то и дело.

Я толкнула его. Он вскочил и принёс из дома мою зелёную сумку. Мне действовало на

нервы рвение Макса и то, что парень совершенно очевидно избегал со мной телесной

близости. "Трус. Или у него есть подруга? И определённо адвокат". Должно быть, она в

Кембридже, и как раз занимается в МБА или МЛЛ, или что я ещё знаю — в КМА. Ещё бегло

говорит на всех европейских языках, у неё глаза лани и восхитительное тело, которое

сексуально выглядит в коротких сшитых костюмах. А я пришла как дура в своей светящейся

тунике хиппи и с удовольствием послала бы Макса домой. "Но только он был здесь с тремя

вёдрами краски, терпеливо ожидая, что я принесу из сумки валики, а я?" Как раз спала

примерно два с половиной часа и не открыла бы глаза до полуночи. "Почему я не должна

красить курятник?"

Я взяла своё ведро и оба малярных валика. Макс взял по ведру в каждую руку, засунул

кисточки в задний карман брюк и мы поплелись вокруг дома. Мимо огорода, где носился

запах лука, и вдоль сосновой рощицы, в которой вечернее солнце бросало причудливые тени,

пока мы, наконец, дошли до курятника. Трава позади него была высокой, ведь долгое время

здесь больше не косили. Луг перед домом постригали газонокосилкой, но позади дома

Хиннерк скашивал траву косой. Ребёнком я любила шипящий звук, под который падали

трава и жёлтые луговые цветы, когда дед медленно и спокойно шагал через луг. Это был не

сильный жест, с которым он проводил косой, а ритмичный и равномерный как танец в духе

барокко.

— Ох, здесь.

Мы стояли перед стеной с красной надписью.

— Макс, я полагаю, ты знаешь — это правда.

— Что правда?

— Ну, что он был… нацистом.

— Он был в партии?

— Да. А твой дед?

— Не-е, мой был коммунист.

— Но мой дед был не только простой член партии, он должен был устанавливать сроки.

— Понимаю.

— Харриет нам что-то иногда рассказывала.

— И откуда вы это узнали?

— Не знаю, может она его спрашивала? Или моя бабушка ей рассказала?

Макс передёрнул плечами, открыл первое ведро, и перемешивал густой цвет молока

палкой, которую он разыскал в сосновой рощице.

—Давай начнём красить. Ты оттуда, а я отсюда.

Мы погрузили малярные валики в краску и прошлись по тёмно-серой штукатурке.

Белый цвет ярко светился. Я медленно нажимала валиком на стену. Крыша начиналась на

уровне моего лба. Тонкие ручейки белой краски стекали вниз по стене. Потрясение было

тоже разновидностью забвения. Я не хотела оставлять красную надпись. В конце концов, она