И тут на него напали. Чья-то рука в кожаной перчатке сдавила ему лицо. Правую руку самого Галена заломили за спину и со страшной силой рванули вверх. Юношу поволокли в темную аллею.

— Ни звука, — зашипели ему в ухо.

Свободной рукой Гален зашарил по поясу в поисках кинжала и обнаружил, что того нет и в помине. Его охватила паника, он попробовал было оказать сопротивление, и ему тут же заехали под ребра. И теперь все оставшиеся у него силы вынужденно уходили на то, чтобы продышаться. Тем временем его затащили в тесный, едва освещенный двор. Сделали подножку — и Гален рухнул на плоские плиты, отчаянно разевая рот; он был в слишком жалком состоянии, чтобы вдобавок к этому испытывать страх.

Медленно, мучительно Гален восстановил дыхание. И только тогда заметил пару сапог в каком-нибудь шаге от собственной головы. Потом и вторую пару. Две пары неподвижных сапог вполне наглядно демонстрировали, что поймавшие его люди по-прежнему здесь, и Гален испугался по-настоящему. Он осторожно поднял голову и чуть не вскрикнул от облегчения, узнав предполагаемых противников.

— А я-то возлагал на тебя большие надежды, — презрительно бросил Пайк.

— Новобранцы все одинаковы, — хмыкнул его спутник, которого Гален видел впервые. — Усердия много, а толку никакого.

— Я… Я… — Голос отказал Галену.

— До поры до времени ты вел себя правильно, — продолжил Пайк. — Даже последовав сюда за своим приятелем, ты проявил похвальную инициативу. Но затем полез поперек батьки в пекло и чуть все не испортил.

— В замочную скважину надо подсматривать тем, кто умеет это делать, — указал его спутник.

— И никаких подвигов, — подвел итог Пайк. — Или ты об этом забыл?

Гален кивнул — ему стало по-настоящему стыдно, но все равно он был зол. Какое право имеют эти люди разговаривать с ним так презрительно? Он сделал все, что они от него требовали, — и сделал на славу, — а они отвергли его. Сперва привлекли к своим тайным делишкам, а потом отвергли! От злости он принялся браниться, хотя вслух это прозвучало всего лишь нечленораздельным шипением. Но даже от такого шипения ему полегчало.

— Очухивается, — заметил спутник Пайка.

— Встать можешь? — спросил ветеран, даже не подумав о том, чтобы предложить свою помощь.

Гален кое-как поднялся на ноги, тут же скорчился, с трудом распрямился и встретился глазами со спокойным взглядом старого воина.

— Кинжал ему лучше пока не возвращать, Ковелл, — фыркнул Пайк. — А то он нас сейчас зарежет.

Ветеран откровенно издевался.

— Да нет, думаю, стоит рискнуть, — возразил его спутник. — Урок он уже получил.

Он подал Галену обнаженный кинжал. Гален принял его, трясущейся рукой вложил в ножны.

— Но… почему… так?.. — Вот и все, что он сумел сказать.

— Потому что мы сами не знали, — ответил Пайк. — Мы подозревали, что они обзавелись связником в твоей группе, но не имели ни малейшего понятия о том, кто это и что у него за контакты здесь.

— Зато теперь мы это знаем, — добавил Ковелл. — Удивительно, что им не удалось завербовать кого-нибудь получше, чем Дрейн.

— Вот именно, теперь мы знаем, за кем надо присматривать, а это еще важнее, — сказал Пайк. — А вы, молодой человек, чуть было не пустили все это насмарку.

— Прошу прощения.

— На этот раз обошлось без неприятностей, — утешил его Ковелл. — Но впредь будь внимательней.

— И еще одно, — закончил Пайк. — Никогда не начинай ничего подобного, если перед этим выпил. Выпитое позволяет человеку чувствовать себя неуязвимым, но на деле-то все обстоит прямо наоборот. К сожалению. Ты поднял такой шум, что и глухой заметил бы. Удивляюсь еще, что тебе удалось перехитрить Дрейна.

Получив заслуженную выволочку, Гален последовал за обоими мужчинами в неказистый домик на задней улице. Здесь у него потребовали подробного отчета обо всем, что произошло по пути в Риано, в самом Риано и по дороге обратно. Вот это юноша с удовольствием выполнил: он гордился достигнутым, гордился и тем, что доставил Пайку дополнительные сведения. Главный интерес вызвали три места его рассказа, хотя ветеран и постарался никоим образом не подчеркивать этого. Во-первых, роль Гильгамера как рианского резидента тех, на кого работал Дрейн; во-вторых, то обстоятельство, что Шаан сейчас направляется еще дальше на юг. И наконец, подтверждение того факта, что в замке у Ярласа появляются или живут монахи. Гален попытался узнать у старших о том, что же все-таки происходит в Эрении, но Пайк предпочел не распространяться на эту тему.

— А что нового в Крайнем Поле? — поинтересовался Гален.

— Там все спокойно. Ничего не происходит, — ответил Пайк. — Крэнн со своей компанией убрался восвояси.

— Кто-нибудь ищет меня?

— Насколько мне известно, нет.

— Ну и что мне делать теперь?

— Вернись к археологам. Раньше или позже они опять отправятся на юг, и мне хотелось бы, чтобы ты передал Дэвину еще одно письмо. — Он вручил послание Галену.

— А как мне быть, если мы не пойдем в Риано? — после некоторой паузы спросил Гален.

— Сделай, что сможешь, — кратко приказал Пайк.

— А пароль остается тот же?

— Он тебя уже знает, — напомнил ему Пайк. — Скажи слово «дело» — и это будет означать, что ты прибыл с посланием. «Вода» по-прежнему означает опасность.

Гален кивнул. Потом зевнул.

— Возвращайся в «Ворон», — посоветовал Ковелл. — В конце концов, у тебя есть хороший предлог.

— Так вам известно и о бике?

Пайк кивнул.

— Кусакой звали когда-то и меня, — ухмыльнулся он.

Следующие пять ночей Гален провел на крошечной мансарде в «Вороне». Все это время он почти не видел своих друзей-археологов, а в короткие встречи, вопреки всем своим усилиям, так и не смог добиться от них ответа, когда они теперь снова отправятся на юг. Пейтон по-прежнему пребывал в странном настроении, а всем остальным, казалось, было на все наплевать. Заработанные деньги следовало пропить, а все прочее не имело никакого значения. При следующей встрече с Дрейном Гален почувствовал определенную неловкость, однако юноша держался с ним так, словно и впрямь не заметил ничего необычного. Никто из купцов не изъявлял желания переправиться через соль, так что никто не мешал Галену коротать время в обществе Кусаки.

Под конец их жизни в «Вороне» крошечный зверек изменился до неузнаваемости. Его белый пушок — с серыми разводами вокруг хвоста — стал мягким и шелковистым, стал самым настоящим мехом, его глаза светились теперь ярко и осмысленно, а огромные, не по росту, уши принимались трепетать в ответ на малейший шорох. В весе он прибавил почти вдвое, ему явно пошла на пользу диета из хлеба, теплого молока и ломтиков сырого мяса. Кусака с каждым днем становился все игривей и задиристей. Окончательно убедившись в том, что бик не умрет, Гален забрал его в корзинке к себе на мансарду. И наблюдая за причудами зверька, под аккомпанемент тихого урчанья и громкого шипенья, проводил долгие часы.

Вопреки собственной малости — а Кусака по-прежнему умещался у Галена на ладони, — зверек, казалось, был совершенно лишен чувства страха. Он вскарабкивался по балкам под самую крышу и, усевшись там, заводил победную песню; опасность свалиться с огромной высоты его явно не пугала. А впервые увидев мышь — не слишком уступающую ему своими размерами, — немедленно напал на нее. И уже собирался последовать за добычей в ее нору, когда Гален помешал ему из страха, что Кусаке будет ни за что не вылезти оттуда.

Поначалу Кусака вел себя со своим хозяином настороженно, шипя и выпуская крошечные коготки при каждом приближении юноши. Но постепенно начал доверять ему, и поначалу серьезные схватки между человеком и зверьком переросли в шутливые сражения. Гален с удовольствием разрешил использовать себя как дерево, по которому можно лазить куда только не захочется. А отправляясь на прогулку, он брал Кусаку с собой, опуская его в карман. Правда, такая — почти тюремного типа — прогулка быстро разонравилась зверьку, и он начал предпринимать отчаянные попытки побега. И так продолжалось до тех пор, пока Гален не нашел разумного решения, позволив Кусаке путешествовать у себя на плече. Тот с восторгом катался на такой высоте, он крепко вцеплялся в плечо Галену всеми четырьмя лапками и поднимал отчаянный вой, стоило кому-нибудь приблизиться к его хозяину.