Демонический король начал править из своего восставшего из руин города и жестоко отомстил миру за века, проведенные им на дне морском. Его клевреты сеяли ужас повсюду, будучи столь же хладнокровными, как те твари, которыми они были, ведя подводное существование, а колдуны — и впрямь обретшие отныне бессмертие — заставили жителей страны расплачиваться нищетой и страданиями за то, что им самим пришлось дожидаться этого часа так долго.

В конце концов, как это и бывает с бессмертными, королю и его приспешникам надоело терзать собственных подданных и они отправились покорять другие страны, позволив собственной передохнуть и мало-помалу восстановиться, стремясь, как и подобает, обзавестись положенной людям мерой покоя и счастья. Пока, много лет спустя, еще один король, имя которому никому не известно, не озадачился вопросом о собственном бессмертии… и весь цикл пошел сначала».

Ребекка уставилась на страницу незрячими глазами: слов, написанных на ней, она уже не различала. Все сходилось. Все до последнего. «Да, но что же мне делать?» Ее затрясло, сырость холодной башни пронизала ее до костей. Наверняка, узнав о том, что поражение неизбежно, стоит ли противиться такому повороту событий? Да и что толку? За окнами выл ветер, и Ребекка, вспомнив скрипку Невилла, поневоле подумала: «Где он сейчас?» И опять: «Да, но что же мне делать?»

Но тут она обратила внимание на то, что в последнем абзаце вновь упоминается ее имя и Аломар обращается к ней из глубины веков.

«Здесь, у себя в доме, расположенном далеко на севере, далеко от столицы, в которой кипит настоящая жизнь, я не берусь судить о том, имеет ли какую-либо связь предание о Ребекхе с событиями наших дней. Мои старые кости стали слишком слабы и в далекое путешествие мне уже не собраться. Двести лет назад город Дерис оказался погребен под солью, и король Тиррел и впрямь умер, не оставив прямого наследника, но про обстоятельства его ухода мне уже почти ничего не известно. Но есть и другие зацепки, и многие из них нашли отражение в этой книге. Когда-нибудь их подлинное значение будет осознано — и в этот день все мы, все, кто мыслит подобно нам, мысленно окажутся рядом с новой Ребекхой, даже если ей суждено вновь потерпеть неудачу. Нельзя допустить того, чтобы вновь наступили темные века, которые непременно грядут после ее гибели».

Монфор стоял на земляном валу, представляющем собой последний рубеж, воздвигнутый людьми против соли. Вглядываясь в даль, он следил за тем, чтобы изумление и ужас не проступили в его чертах, но понимал, что у него в этом смысле ничего не получается. Обступив своего короля со всех сторон, вокруг него молча стояли воины: аура отчаяния ощутимо витала в воздухе.

Вражеское войско, находившееся всего в нескольких сотнях шагов от них, было безбрежно — и оно безостановочно накатывалось на зубья оборонительных сооружений, которыми ощетинилась кромка соли. Войско шло стройными рядами, поднимая в воздух тучи пыли, а за спиной у него на исполинскую высоту взмывали в небо соляные столбы и смерчи, поблескивающие в лучах бледного солнца. А еще выше, в безоблачном небе, сверкали бесшумные молнии, заливая лазурь охрой. Само солнце, казалось, приобрело какой-то небывалый цвет.

— Определить их точное число по-прежнему невозможно, сир, — сказал Монфору один из его офицеров. — Но они наступают всеми своими силами. Нигде в других местах нет никаких примет передвижения войска.

— Выглядит это так, будто они сознательно вознамерились прорвать нашу оборону в самом укрепленном месте, — добавил другой офицер.

— Что ж, тем лучше, — ответил Монфор, надеясь на то, что его слова прозвучат достаточно убедительно. — Подкрепления с флангов уже призваны?

— Да, сир. Они на марше.

— Некоторые уже прибыли, сир.

К королю подошел Таррант.

— Я распорядился послать и за остальными катапультами, — отрапортовал он. — Не уверен, что они успеют прибыть сюда вовремя, но попытаться не мешает.

Они стояли всего в нескольких шагах от одной из деревянных махин, похожей на чудовищного зверя, свернувшегося в клубок и изготовившегося к прыжку. Таррант посмотрел на юг.

— Их скоро доставят, — добавил он.

— Что ж, дадим противнику почувствовать мощь нашего огненного оружия, — решил король. — Разойтись по позициям! И помните, этот рубеж необходимо удержать. На сей раз обстоятельства благоприятствуют нам.

Боевые инстинкты взяли верх над робостью — и офицеры поспешили в свои части, чтобы возглавить их, вестовые помчались с приказами в отдельно расположенные полки, люди Тарранта занялись последними приготовлениями к залпу из четырех катапульт сразу. Заранее проведя учебные стрельбы, Таррант определил дальность прицельного боя и теперь терпеливо дожидался того момента, когда противник войдет в пристрелянную зону. И дождавшись этого, поднял руку с пламенеющим в ней факелом, подавая сигнал боевым расчетам, после чего тем же факелом воспламенил заряженную горючим ступень ракеты. Четыре деревянных бруса взметнулись в воздух, запустив в небосвод четыре огненные кометы. В облаке темного дыма каждая из них, описав ленивую дугу над солью, пролетела под взволнованными взглядами многих тысяч глаз. Ракеты опустились в первых рядах наступающего вражеского воинства, и эффект этого попадания был сокрушительным. Четыре мощных взрыва прогремели один за другим, расшвыряв во все стороны человеческие тела и целые тучи взвихренной соли. Войско Монфора ответило на это попадание победным кличем. Но тут же возгласы восторга и ликования замерли. Если не считать четырех воронок, образовавшихся в боевых порядках авангарда на месте прямого попадания ракет, вражеское войско словно и не заметило ударов, нанесенных чудо-оружием, и, как будто ровным счетом ничего не произошло, продолжило наступление. Паники и смятения, на которые рассчитывали в штабе Монфора, не наблюдалось нигде.

— Перезаряжай! — крикнул Таррант.

— Подобная дисциплина просто немыслима, — выдохнул один из офицеров. — Даже для наемников. Она противоречит самой человеческой природе.

И не ему одному пришла в голову такая мысль; воины Монфора, закрепившиеся на оборонительном рубеже, принялись встревоженно перешептываться.

Катапульты произвели второй залп — противник наступал по-прежнему и с прежней невозмутимостью. А испуг в рядах королевских воинов стал еще заметней.

Всадники, промчавшись по валу, в спешном порядке раздали изготовленные Клюни гранаты тем, кто был обучен их применению, но первым наступило время еще не для них, а для лучников. Темной тучей взметнулось в небо великое множество стрел, но хотя залп выдался на диво метким, он тоже не произвел никакого впечатления на противника. Офицеры отдали команды к предстоящей рукопашной, были применены ручные гранаты, раздался страшный треск, в небо взметнулись новые клубы дыма. А противник по-прежнему наступал.

В естественно наступившем беспорядке полный ужас происходящего стал ясен королевским воинам, лишь когда противник подошел вплотную. На многих из вражеских воинов зияли чудовищные раны, у одних были оторваны руки, у других распорот живот, стрелы, впившиеся в тела, так и торчали из самых неожиданных и невозможных мест, а у некоторых разрывами гранат снесло даже часть головы. Для обыкновенных людей все эти раны означали бы неизбежную гибель, а искалеченные наемники продолжали атаку. Хуже того: в их рядах здесь и там можно было увидеть скелетообразные существа, подобные призракам из кладбищенского кошмара. А у них за спиной высоко в воздух взлетали вихри соли, предвещая и новые ужасы.

Монфор со своими офицерами предпринял все возможное для того, чтобы удержать солдат в строю, но далеко не у всех достало мужества вступить в схватку с таким противником. С противником, который невозмутимо прошел сквозь простреливаемое и пристрелянное пространство, который со стрелами, вонзившимися в сердце, и с другими смертельными ранами продолжает невозмутимо наступать. И все это свидетельствовало о настолько злом колдовстве, что даже самые испытанные королевские воины осознали: с таким противником им не потягаться. Большинство обратилось в бегство; немногие остались на позициях, чтобы скрестить мечи этой чудовищной нелюдью, но скоро стало ясно, что сражаются они за безнадежное дело. Каждый, кто был хоть как-то наслышан о соли и об ее странностях, понимал, откуда взялись эти отвратительные исчадия. Шагающие истуканы вновь восстали из глубины, кошмар обернулся явью. Само словцо — «соляные» — порождало новые страхи, распространяясь, как лесной пожар, по всему королевскому войску.