Стражи у входа в замок не признали троих друзей, но стоило дочери барона сказать им несколько слов, как поднялся радостный переполох. В известность об их прибытии поставили Элларда, и он поспешил к воротам с приветствиями, а затем препроводил всю троицу в одну из боковых комнат в покоях барона Бальдемара. Все они нервничали, в особенности — Гален. Ведь он впервые за все время, прошедшее после знаменитой партии в «живые шахматы», вернулся в замок, некогда бывший для него собственным домом.
Эллард постучал в соседнюю дверь, но не дождался ответа. Он приоткрыл дверь, глянул внутрь, а затем отступил на шаг, предлагая Ребекке пройти первой. Ее отец бессильно лежал в кресле, на столе, у него под рукой, стояли бутылка и бокал. За столом, с другой стороны, также развалившись в удобном кресле, сидел Скаттл. В руке он держал, а точнее, баюкал бокал, и на лице у него застыло такое знакомое выражение полного опьянения и столь же полного беспамятства. Оба сидели, уставившись в пустоту, и стороннему наблюдателю было бы непросто определить, кто из этой парочки является господином, а кто слугой. Подобное единение всего несколько дней назад казалось бы просто немыслимым.
Бальдемар медленно поднял голову, увидел дочь и тут же, словно внезапно ожив, вскочил на ноги. Скаттл тоже заметил появление Ребекки и попробовал было подняться, но затем — от греха подальше — раздумал. Вновь шлепнулся в кресло и наполнил себе бокал.
Барон уставился на дочь, и его глаза утратили бессмысленное выражение. И когда он заговорил, то заговорил так тихо, что едва можно было разобрать слова:
— Боги, Ребекка… А я уж думал, что и тебя потерял.
Ребекка была глубоко шокирована. Она с трудом узнавала этого человека. И ее изумление еще усилилось, когда он простер к ней руки, чисто по-детски желая показать, насколько желанен ему приход дочери. Как во сне, Ребекка подошла к отцу — и его большие, но на этот раз нежные руки тут же стиснули ее в объятиях. Девушка неуверенно отозвалась на отцовскую ласку, не зная, как отвечать на столь бурное и столь внезапное проявление нежных чувств.
— Я так рад, что ты вернулась, — просто, но не без дрожи в голосе сказал Бальдемар.
— Я тоже рада, отец. — Она посмотрела ему в глаза и увидела в них слезы. — С тобой все в порядке?
Барон ничего не ответил. Он увидел, что в дверях, не решаясь войти, стоят Гален и Эмер. Смотрел он на них без гнева, напротив, в его взгляде можно было прочесть печаль и раскаяние.
— Рэдд… — начал было он.
— Где он? — перебив барона, спросила Эмер.
Не произнеся ни слова, Бальдемар провел их в соседнюю комнату. Нянюшка, на лице которой лежала печать уныния, сидела у постели. Она подняла взгляд на вновь вошедших и, увидев обеих девушек, совершенно растерялась. На лице ее можно было сейчас прочесть и радость, и печаль. Эмер рванулась вперед — туда, где под одеялами, не шевелясь, лежал Рэдд. Лицо его было самым жестоким образом изуродовано. Незрячие глаза глядели в потолок, и на какое-то страшное мгновение дочери показалось, что ее отец мертв, но тут она заметила, как поднимается и опускается грудь постельничего. Она посмотрела на нянюшку, не в силах скрыть охватившего ее ужаса.
— Таков он уже семь дней, — грустно покачав головой, сообщила старуха.
Эмер взяла отца за руку и вновь содрогнулась от ужаса — так холодна была рука Рэдда.
— Но он очнется? Скажи мне, он очнется? — умоляюще спросила она.
— Не знаю, малышка, — глухо ответила нянюшка. — Как уж там распорядится Паутина.
— Но что-то мы все-таки можем сделать сами? — воскликнула Эмер.
— Все, что я умею, малышка, я уже испробовала, — печально сказала нянюшка.
Ребекка присоединилась к ним у постели и обняла подругу за плечи. Это было единственным, что она могла сделать в утешение. А утешать словами и вовсе не имело смысла. Она и сама была страшно расстроена, не говоря уж о естественном сочувствии подруге. Теперь у нее не осталось надежды на то, чтобы найти книгу.
— Как это случилось? — прошептала Эмер.
— Толком не знаю, — отозвалась нянюшка. — Знаю только, что Крэнн чего-то допытывался у него, а он не говорил.
— Я убью его! — воскликнула Эмер.
— Без тебя обошлись, — доложила старуха. — Крэнн наверняка погиб. Как безумец, он помчался верхом по соли.
Эмер, услышав это, несколько отошла, и Ребекка невольно почувствовала определенное облегчение. И только теперь вспомнила о главной причине своего поспешного возвращения в Крайнее Поле.
— Мне надо поговорить с королем, — тихо напомнила она. — Пойдешь со мной?
— Нет, я останусь здесь, — ответила ей подруга, по-прежнему не сводя глаз с отцовского лица.
Ребекка кивнула, затем обратилась к Элларду:
— Король в замке?
— Да, моя госпожа. Я провожу вас.
Ребекка вопросительно посмотрела на остальных.
— Я остаюсь, — кивнув в сторону Эмер, сказал Гален.
— А ты, отец?
— Это меня не касается, — покачал головой барон. — Слишком долго я вел себя шутом гороховым, а сейчас уж и подавно не могу ничего поделать. А ты-то сама? Неужели тебе позарез надо ввязываться в эту историю?
— У меня нет другого выбора.
Барон, соглашаясь с дочерью, кивнул, и Ребекке впервые в жизни стало жаль его. Но она прекрасно понимала, что сейчас не время предаваться сентиментальным чувствам. Ее заботили вопросы куда более важные. «Может, и лучше, что я поговорю с ним с глаза на глаз?» — подумала она.
— Вернусь, как только смогу, — объявила она Бальдемару и удалилась с Эллардом в коридор.
На выходе капитан с улыбкой обратился к Галену.
— Позже я ожидаю от тебя отчета, — сказал он. — Но потрудился ты славно.
Но Гален сейчас витал далеко отсюда и ничего не ответил на эти слова.
Эллард привел Ребекку в комнату, еще недавно служившую кабинетом Бальдемару, и Монфор с Таррантом при ее появлении тут же встали. На лицах у них можно было прочесть сперва изумление, потом — радость.
— Добро пожаловать, Ребекка, — поздоровался король. — Мы не надеялись увидеть тебя так скоро.
— Благодарю вас, сир.
Ребекка сделала реверанс.
— Добро пожаловать к себе домой, — поприветствовал ее и Таррант. — Как вам понравилась жизнь на ярмарке?
— Так замечательно, как мне и не снилось, — ответила она и, поняв, что получился невольный каламбур, даже рассмеялась.
Мужчины непонимающе переглянулись, и девушке пришлось объяснить, что такого смешного в ее словах.
— Значит, в список твоих умений надо зачислить и искусство прясть сновидения? — подытожил король.
Ребекке послышались в этих словах нотки иронии, даже скепсиса, но она предпочла не обратить на это внимания.
— Это мое единственное умение, — отрезала она.
— Едва ли так… — начал было Таррант.
— Мне надо обсудить дела поважнее, — внезапно проникнувшись нетерпением, перебила его Ребекка.
— У нас у всех есть дела поважнее, — невозмутимо заметил король. — И хотя я не сомневаюсь в твоих талантах, но просто не могу себе представить, чем ты способна помочь нам в сложившейся ситуации.
— А вот и способна! — взволнованно возразила Ребекка. И тут же, сильно нервничая, продолжила: — Вам угрожают не просто люди, но колдуны!
Монфор недовольно нахмурился.
— На все это, Ребекка, у меня нет времени.
— Прошу вас! Только выслушайте меня! Уделите мне всего пару минут!.. Мы совершили так много открытий…
Она искоса посмотрела на Тарранта, ожидая, что тот за нее заступится.
— Сир, мне всегда казалось, что Ребекка — человек незаурядный, — вставил офицер. — Так почему бы не выслушать то, что ей так хочется рассказать?
— И ты туда же! — простонал Монфор. — Хватит с меня знамений и примет от всяческих шарлатанов!
— Прошу вас, сир, — не пожелала уняться Ребекка. — Мне хотелось поведать вам об этом еще в Гарадуне… тогда, в саду… припоминаете?.. Но сейчас мне известно неизмеримо большее. И вам и в самом деле нужна помощь. Она нужна нам всем!
Напоминание об их встрече ранним утром и впрямь подействовало на короля.