— Согласен, — сказал Монфор. — Что ж, пока все?
Начальник разведки поднялся с места, но затем раздумал уходить.
— А вы не думали над тем, что говорила Ребекка? — спросил он.
Король несколько осуждающе усмехнулся:
— Если бы я не знал наверняка, что это не так, то решил бы, что эта барышня вскружила вам голову.
— В ней есть нечто особенное, — подтвердил Таррант.
— А я этого и не отрицаю, — улыбнулся король. — Но я не собираюсь охотиться за привидениями. У нас и в реальности более чем достаточно проблем. — Он предостерегающе поднял руку, заранее отвергая все возможные возражения. — Хватит об этом.
Таррант кивнул, смирившись с королевской волей.
Вскоре после полудня Клюни и Ансельма разыскали Ребекку. Она в одиночестве сидела в библиотеке Рэдда и с потерянным видом что-то читала.
— А у нас кое-что есть, — объявил алхимик.
Ребекка готова была ухватиться за любую соломинку, поэтому охотно отвела глаза от книги. Клюни положил перед ней на стол книгу, которую принес с собой, и Ребекка ахнула. Взгляд ее сразу же упал на третий набор букв.
Я
В
Е
К
О
Н
И
В
Т
Д
Р
З
И
О
А
О
Р
Р
А
Д
— К сожалению, ничего особенного, — с ложной скромностью добавил алхимик, пока Ребекка в уме «переводила» текст на нормальный язык.
«Да нет уж, — в душе поникнув, подумала она. — Значит, все это все-таки относится ко мне».
— С тобой все в порядке? — спросила Ансельма, заметив, как побледнела Ребекка. — Это тебе что-нибудь говорит?
— «Родня веков, за дар роди; сон сохрани, Дерис гоня», — соединила пропущенную строку со следующей Ребекка. — В письме Санчии говорилось: «Слишком поздно я узнала, что мы с тобой в вековом родстве». А позже она наказала мне «хранить сон». Значит, эти строки адресованы мне.
Она всегда страшилась, что ее роль в грядущей битве окажется чрезвычайно важной. Теперь же она получила этим страхам несомненное подтверждение.
— Похоже на наставление, — заметила Ансельма.
— Это и есть наставление, — вздохнула Ребекка.
«И я по-прежнему не имею понятия, чего от меня ждут!»
— Сыграй-ка нам песенку, Скиталец, — прорычал пьяный.
Невилл даже не посмотрел на него. Он сидел в самом углу общего зала в трактире «Слепой муженек». Его новая скрипка лежала рядом с ним на скамье, но сейчас ему не было до нее никакого дела. Он глядел в стакан — уже далеко не первый из тех, на которые он заработал своей музыкой.
— Послушай, парень, — обратился к нему кабатчик, разбиравшийся во многих делах, помимо собственного. — Сыграй нам, да сыграй так славно, как бывалочи, и поужинаешь сегодня за счет заведения!
Но музыкант даже не пошевелился. Его терзала печаль, он не сомневался в том, что новая скрипка не идет ни в какое сравнение со старой. Не мешало бы перетянуть ей струны, да и настроить ее по-настоящему. И все же дареному коню, как говорится, в зубы не смотрят. Скрипичных дел мастер подарил этот инструмент Невиллу после того, как он поиграл на нем несколько минут. При этом мастер пояснил, что никто не в силах был извлечь из этого инструмента больше двух-трех внятных нот, так что скрипка ему все равно без надобности. И добавил, что скрипка эта очень старая и корпус, по-видимому, совсем трухлявый. Невилл и сам понимал, что игра на этой скрипке требует терпения, выдержки и предельной сосредоточенности. Правда, ненадолго приходя в хорошее настроение, он признавался себе, что и эта скрипка — хоть куда.
— Старинную песню давай, — распорядился пьяный.
Невилл медленно поднял голову и уставился на заказчика почти незрячим взором.
— Да что ты понимаешь в старинных песнях, — презрительно выдохнул он. — Если ты услышишь по-настоящему старинную музыку, то даже не поймешь, что это такое. Старинная музыка запрещена. Еретиков всегда казнили — и казнят по сей день! — Будучи под хмельком, Невилл произнес название тайного общества, сам того не заметив. — Старинная музыка исчезла. И я бессилен вернуть ее. Я пытаюсь — боги знают, что я только не пробовал, — но слышу разве что шепот. Шепот, подумать только! А теперь я слышу его даже во сне! — Музыкант перешел на крик. Он вскочил с места, оперся обеими руками о стол, подался вперед. — Мольба и шепот.
— Но я просил всего лишь песню, — растерявшись из-за неожиданной вспышки музыканта, пробормотал пьяный.
— Послушай, парень. Нечего тут истерики закатывать, — поморщился кабатчик. — Лучше сыграй!
Остальные посетители кабака тут же подхватили эту песню. Забарабанив по столам, они заорали:
— Ну-ка, сыграй! Ну-ка, сыграй!
«Ну хорошо же, я вам сейчас сыграю!» Невилл взял скрипку со смычком и заиграл высокую переливчатую мелодию, звучащую поначалу с обманчивой приятностью. Но вот одобрительный шепоток постепенно затих, а затем сменился сердитым бормотанием, когда музыка зазвучала все более сильно и страстно и в то же время грубо. А Невилл продолжал играть, продолжал исторгать из струн вопли безумия и боли и наполнять зал стонами слепой ярости, словно не слыша обращенных к нему проклятий. Мир перестал существовать, волшебство музыки превратило его в единый вихрь горького льда и шипящего огня.
И все эти невероятные звуки разом оборвались, когда кто-то схватил Невилла за руку. Растерявшийся и встревоженный, Невилл уставился на бесцеремонного нахала безумным взором лунатика.
— Вон отсюда! — заорал кабатчик.
Невилла потащили к дверям, его ноги отказывались идти, но все же ему удалось уберечь скрипку от любых посягательств.
— Ты не имеешь права эдак вот злоупотреблять моим гостеприимством! — вопил разъяренный кабатчик. — Убирайся отсюда и никогда больше не возвращайся!
Завсегдатаи поддержали эти слова радостным гулом.
Невилл, шатаясь, вышел на свежий воздух, вышел в ночь — и за него сразу же взялся первый морозец. Юноша поднял голову и тоскливо посмотрел на усыпанное звездами и залитое холодным светом полной луны небо.
И тут в голове у него вновь зазвучал таинственный шепот.
