— Значит, исчезновение Кентона не относится к этой войне? — спросил я после паузы. — Оно ведь случилось уже после объявления перемирия.

— Клан Энхард не предъявлял нам претензий, да и брат мне говорил, что он не при чем. Думаю, дана Инджи знает, куда пропал ее внук, хотя и притворяется, будто не в курсе. Ну да это их дело.

— Для тебя все это дико, да, Рейн? — с непривычным сочувствием спросил Кастиан. — В течение всего рассказа Аманы у тебя было такое лицо… Странно, что войны чужих кланов вызывают у тебя сильные эмоции, а нападения монстров и демонов ты воспринимал не моргнув глазом.

Если бы чужих…

Однако выдавать себя вот так было совсем не дело. Мне явно требовалось зеркало — и время, чтобы тренировать перед ним выражение лица.

— Демоны на то и демоны, чтобы убивать людей, — пробормотал я. — Но мне казалось, что люди должны относиться к другим людям лучше, чем к нам относятся всякие гаргуны и мариды.

На самом деле особых иллюзий в отношении людей я не испытывал — учитывая мой короткий, но насыщенный опыт общения с преследователями и потенциальными убийцами — но надо же было что-то сказать.

Затянувшееся молчание прервал Зайн.

— Мам, почему этот амулет светится? Ты же говорила, что рядом с башней никакая магия не работает.

Амана, хмурясь, взяла протянутую им цепочку, камень на которой действительно излучал слабый свет. Зажала его в ладони и некоторое время сидела, не шевелясь, будто прислушиваясь к чему-то. Потом кивнула собственным мыслям, раскрыла ладонь, позволив камню свеситься вниз, и поднесла его к моему топору. Камень засветился ярче, еще ярче… А когда коснулся лезвия, то запылал уже как маленький осколок солнца.

— Что ж, — сказала Амана. — Похоже, тут не работает только человеческая магия.

— А демоническая работает, — пробормотал я, наблюдая, как она убирает амулет, задачей которого, очевидно, и было показывать наличие такой демонической магии.

Амана потянулась было повесить полезную вещь себе на шею, но в последний момент передумала.

— Рейн, ты мог бы положить топор и отойти от него на несколько шагов?

— Зачем? — теперь пришел мой черед хмуриться. С момента обретения оружия я не расставался с ним ни на мгновение.

— Хочу проверить, насколько сильно ты подвергся демоническому влиянию.

Мне вспомнилось, как Завеса в поместье Дасан пыталась меня освежевать — всего через сутки после того, как я взял топор в руки. А сейчас, спустя две недели? Сейчас она бы меня, наверное, вообще не пропустила внутрь дома.

Несколько мгновений я колебался, но потом все же вытащил топор и положил на «Хроники» — отчего-то мне не хотелось, чтобы оружие напрямую касалось зачарованной земли вокруг Корневой башни. Поднялся и отошел от топора на пять шагов.

Амана, держа амулет в руке, приблизилась ко мне, и с каждым ее шагом камень светился все ярче. Когда она прижала его к моей груди, сиял он почти так же невыносимо, как когда касался лезвия топора.

Кастиан, стоявший в стороне, пробормотал что-то, по тону напоминающее ругательство, а по смыслу — описание интимных отношений Пресветлой Хеймы и нескольких маридов. Впрочем, Амана, развернувшись, кинула на него такой ледяной взгляд, что он тут же захлопнул рот и даже закрыл его сверху ладонью. Пожалуй, это было первое откровенное богохульство, которое я тут слышал.

— Рейн теперь демон? — с плохо скрытым восторгом в голосе воскликнул Зайн. — Прямо как настоящий, да?

— Глупости, — Амана убрала с меня амулет и надела себе на шею, но выражение ее лица, сильно встревоженное, выдало, что такая мысль ее тоже посетила. — Рейн, как давно у тебя этот топор?

— Четырнадцать дней, — ответил я честно.

— Всего?! — Амана уставилась на меня недоверчиво. — Дней? Не четырнадцать месяцев? Или хотя бы четырнадцать недель?

— Дней.

— Так не должно быть, — Амана помотала головой. — Демоническое оружие влияет, но медленно. Требуются годы, чтобы след стал заметен. Поэтому я и не волновалась. Была уверена, что раз Завеса тебя пропустила, то времени в запасе еще много и я подготовлю нужные амулеты… Рейн, ты чувствуешь какие-нибудь изменения?

Я пожал плечами.

— Никаких.

— Вспышки гнева? Странные сны? Видения наяву? Голоса? Усиление обоняния, слуха, зрения? Изменение вкусовых предпочтений?

— Нет, ничего такого.

— Не понимаю, — пробормотала Амана. Я подошел к своим вещам, сунул топор за пояс и вновь уселся на траву.

— Есть еще одно объяснение, — негромко сказал Кастиан, изучая меня с задумчивым выражением лица.

— Ты думаешь… — Амана замолчала.

— Какое объяснение? — спросил я, когда стало понятно, что они так и будут многозначительно переглядываться и ничего не говорить.

Кастиан криво мне улыбнулся.

— Демоническая магия в тебе с рождения.

На его заявление тут же отреагировал Зайн, воскликнув с радостью:

— Рейн потомок демона? Прямо как мы с мамой?

— Нет, не так, — мрачно поправил его Кастиан, глядя при этом на меня. — У вас демонической крови капли, а у Рейна, чтобы оружие подействовало настолько быстро, ее должно быть минимум четверть. А то и половина.

— Четверть, не больше, — твердо сказала Амана. — У полукровок большие проблемы с душевным равновесием и эмоциональной стабильностью. Ни от того, ни от другого Рейн не страдает.

— Я, между прочим, тут сижу, — напомнил я им.

— Ну вот, раз сидишь, то и скажи, сколько в тебе демонического наследства? — потребовал Кастиан.

— Представления не имею, — ответил я честно.

По идее, если я был Кентоном Энхард, то демонической крови во мне не должно было быть ни капли. Если верить «Хроникам», конечно. Энхардцы, по мнению автора книги, являлись чистокровными людьми и к себе в клан допускали только таких же.

Так что либо автор «Хроник» чего-то не знал о Старшей семье Энхард, либо я все же не был Кентоном, либо Амана и Кастиан ошибались.

И тут я подумал о другом.

— Подождите-ка! Как я могу быть полукровкой, четверть-кровкой или как это называется, если Завеса меня пропустила? Она же пропускает только людей.

— Четверть-кровки называются квартеронами, — сказала Амана. — А для Завесы даже полукровки — люди. В том случае, конечно, если они родились в нашем мире и не успели измениться под влиянием своей демонической крови или внешней скверны. Завеса пропускает всех, у кого человеческая душа, а для этого достаточно даже половины человеческого наследия.

— Ну, допустим, я действительно на четверть демон и по этой причине скверна от топора Дровосека подействовала так быстро. Дальше-то что?

— С тобой или с нами? — мрачно уточнил Кастиан. — Если с тобой, то, как только скверна поглотит тебя полностью, станешь сперва одержимым, а потом переродишься в полноценного демона — если никто тебя раньше не прикончит. А с нами все куда грустнее — одержимые убивают вокруг себя всех людей, так что сам понимаешь... Амана без своей магии тебе не соперник, про меня и мальчишку даже говорить нечего. И, кстати, твоя нечеловеческая скорость — это тоже влияние скверны.

Хотя последнее предложение не было вопросом, я все же возразил:

— Нет, к топору это отношения не имеет, я всегда двигался так же быстро.

Под «всегда» я, конечно, подразумевал те полтора дня, что провел в деревне. Я прекрасно помнил, что во время схватки с варгом моя скорость была ничуть не меньше, чем тогда, когда я убил агхара.

— Обычно, чтобы замедлить рост скверны, нужно избавиться от предмета, который ее вызывает, — сказала Амана, не отводя взгляда от топора.

Я вытащил его из-за пояса и вновь положил на «Хроники», ощутив неприятную пустоту оттого, что оружие оказалось не под рукой, а на расстояние одного шага.

Мне нравился этот топор!

Нравилось те возможности, которое он давал — разрубать что угодно, убивать кого угодно!

Нравилось, что оружие научилось возвращаться ко мне в руку, будто ловчий ястреб.