— Нет, я не могу! — выпаливаю я, отталкивая Лидию от желанной двери выхода со сцены. — Я не выйду туда, можете меня убить, но я этого не сделаю!

— Ты с ума сошла! — вопит Лидия, едва не перекрикивая громкую музыку, звучащую со сцены, под которую танцуют вальс девятиклашки. — Тебе после них идти! Ты не можешь просто так взять и уйти!

— Могу и уйду! — хватаюсь за ручку двери, распахивая ее и тут же едва не оступаюсь от неожиданности, когда передо мной возникает крепкая грудь Даниила Евгеньевича.

— Эй, куда так торопишься? — удивляется он, придержав меня за талию, чтобы я не ломанулась дальше.

— Я не буду петь! — заявляю я, ища глазами малейшую щель, через которую могла бы просочиться на желанную свободу. — У меня голос пропал, желудок скрутило и вообще я, мягко говоря, не готова!

— Что за паника, Ярославцева? — учитель упрямо отсекает меня от двери, закрывая ее за своей спиной. — С голосом, насколько я слышу, у тебя все хорошо, выглядишь тоже неплохо… Что выдумываешь?

— Она нас всех подставила! — по лицу Лидии пошли бурые от гнева пятна, а глаза вылезли на орбиту, отчего смотреть на старосту нашего класса стало как-то даже страшновато. — Это провал! Она невыносима!

— Лидия, оставь нас на минутку… — просит Даня, приоткрыв дверь перед одноклассницей, выпроваживая ее из тесного закутка за сценой.

Лидия соизмерила меня гневным взглядом напоследок, гордо вздернув и без того длинный нос, важно прошествовав мимо, вновь постепенно приобретая привычные человеческие черты.

— Ну что случилось? — Даня шагнул ко мне ближе, взяв в ладони мое лицо и настороженно заглядывая в наполнившиеся слезами глаза. — Ведь еще ничего страшного не произошло.

Он успокаивает меня, будто мой парень, при этом боясь сделать что-то лишнее, чтобы окончательно выбило меня из колеи.

— Потрясающе выглядишь… — тихо произносит он, проведя большим пальцем по моей щеке от скулы к подбородку. — Не думай о тех, кто за портьерами, выступи для себя. Неважно, как это у тебя получится, главное ты сама должна получить от этого удовольствие.

— Какое тут удовольствие?! — хнычу я, стараясь не пустить слезы и испортить пока еще ровный макияж. — Я не привыкла так! Там слишком много народа, а я так мало репетировала и вообще…

— До всех них тебе не должно быть дела, ты должна сделать это для себя, — я чувствую его дыхание на волосах, тонкий аромат уже знакомого парфюма и немного расслабляюсь, будто оказавшись в чьих-то заботливых родных руках. — Можешь, конечно, сейчас уйти, но потом будешь жалеть, что струсила. Ты же не любишь быть трусихой, так ведь?

От его улыбки даже теплее стало, или это от его близости к моему дрожащему телу. Голос действовал на меня успокаивающе и как-то я даже стала забывать по какому поводу он меня утешает. Решаясь на сговор со своим настроением, я опускаю взгляд в одну точку на полу, пытаясь понять, чего именно хочу сейчас.

— А если я запнусь и опозорюсь?

— Ты в любом случае не опозоришься! — усмехается Даня, обняв меня за плечи и аккуратно прижав к своему плечу, боясь взлохматить мне волосы. — Достаточно того, что ты выйдешь на сцену — это будет бомба! Те стариканы, которые сидят в первом ряду, еще долго потом будут искать свои челюсти на полу и исходить слюнями.

— Даниил Евгеньевич, что вы несете?! — улыбаюсь я, немного отпрянув от учителя.

— Ну, я сужу по себе… — смеется Даня, отрываясь от меня и отходя к двери, услышав, что музыка на сцене стихла. — Буду ждать тебя там.

Подмигнув мне, Даня скрылся за дверью, а я все не могла избавиться от блаженной улыбки на своем лице. Все-таки историк умеет убеждать, и даже захотелось простить ему былые обиды. Ведь сейчас он вселил в меня необъяснимую силу. А еще очень захотелось выступить. Не для тех, кто, возможно, не оценит, а для себя. Нет, я вру сама себе — для него…

Выйдя на озаренную софитами сцену, я так и поступила — мысленно отсекла от себя все те пары глаз, которых не знала, не видела раньше. Хоть я и с трудом могла разглядеть кого-либо в темном зале, перед моими глазами предстал образ только одного человека. И пела я тоже для него, вкладывая в музыку немного большее, чем голос… Хотя пара моих песен и были на школьную тематику, весьма детского содержания, но я внесла в каждую из них душу, с улыбкой и блеском в глазах отработав свою программу.

До слез растрогал гром аплодисментов, а огромный букет из рук директора гимназии и вовсе едва не лишил меня сознания. Но все же я справилась с собой, продолжая держаться величественно и благородно, принимая слова восхищения и цветы.

Я должна, нет — я обязана, поблагодарить его! Не застав его в зале, после того, как меня все же отпустили со сцены, я понадеялась найти учителя в нашем классе. Уже довольно поздний вечер, и в большей части гимназии темно. Но я довольно быстро добралась до нашего триста шестого, в надежде на то, что Даня еще не ушел. Дверь открыта, но в классе темно и никого нет. Хотя… Через узкий проем из комнаты учителя, которая примыкала к классу струилась узкая полоска дыма.

— Даниил Евгеньевич, вам уже лень дойти до курилки? — вхожу в погруженную в полумрак маленькую комнатку, прикрыв за собой дверь, улыбаясь во все свои тридцать два зуба.

Я застала Даню, вальяжно развалившегося в кресле возле пошарканного стола, затягивавшегося сигаретой и с наслаждением выпускающего тяжелый дым в воздух. Он посмотрел на меня, едва заметно улыбнувшись и тут же туша сигарету в пепельнице.

— Никому не говори, что я так делаю… — улыбнулся он более открыто, поднимаясь с кресла.

— Ты видел, что там творилось?! — восторженно жестикулирую руками я, едва не прыгая на месте от обрушившейся на меня волны счастья. — Блин, уже жалею, что завязала с вокалом! Такого кайфа я давно не испытывала!

— Я тоже… — Даня подошел ко мне ближе, внимательно всматриваясь в мое счастливое лицо, отчего я замолчала, как-то глупо уставившись на него.

Протянув ко мне руку и сжав мое запястье Даня рывком прижал меня к себе, накрыв мои губы своими, проникая языком сквозь зубы. Хотя это все казалось мне неожиданным, но я тут же поддержала взаимное сумасшествие, запустив пальцы в его волосы, со всем скопившемся желанием отвечая на его поцелуй. Его руки властно прижали меня к крепкой груди, исследуя рельеф моего тела, доводя до дрожи, пробегаясь вдоль позвоночника, останавливаясь на моих округлых формах, жадно их сжимая. Еще один рывок и я оказываюсь на столе. Стискивая сильными руками бедра, он разводит мои колени, заводя мои ноги к себе за спину, при этом не отрываясь от моих губ, которые уже припухли от подобной немного грубой и несдержанной ласки. Глубоко дышу, задыхаясь от переполняющих эмоций и взвинченного донельзя желания, когда Даня прокладывает влажную дорожку поцелуев от моей скулы вдоль линии шеи, несильно прикусывая кожу, определенно оставляя выразительные следы. Его ладонь накрывает мою грудь, сжимая ее через ткань платья и плотный бюстгальтер, затем он пробирается под него, дотронувшись уже обнаженной груди, отчего я шумно выдыхаю воздух, откидываясь немного назад. Он массирует мою грудь, сжимает затвердевший сосок двумя пальцами, нагнувшись ниже, касается его губами, тут же вбирая в рот, играя с ним языком, когда я до боли закусываю губы, впиваясь ногтями в его плечи. Чувствую, как сильно и желанно он сжимает руками мои бедра, прижимая к себе так, что я отчетливо ощущаю его восставшую плоть под грубой джинсовой тканью, касаясь не спрятанной под чулками кожей бедер. Внизу живота сворачивается комок, который тянет и сжимается все сильнее от каждого касания учителя, от очередного его поцелуя, и я уже хочу молить его, чтобы он что-нибудь с этим сделал сейчас же.

— Даниил Евгеньевич, вы здесь? — скрипучий, как не смазанная телега, голос нашего завуча, едва не лишает меня сознания, отчего руки безвольно опускаются на стол, а сама я едва с него не слетаю, будучи удержанная руками Дани.

— Я ее сейчас убью… — шепчет Даня, коротко, но проникновенно меня поцеловав, не в силах оторваться от меня мгновенно.