— Да, что тебе, Ярославцева? — он даже не смотрит на меня, пролистывая классный журнал, прибывая в крайне плохом расположении духа.

— Почему мне «пять»? — спрашиваю я, не поднимаясь с места.

— И чем ты недовольна? — переспрашивает учитель, кинув на меня беглый раздраженный взгляд.

— Ну, учитывая, что вы подчеркнули три четверти моего текста и то, что я перепутала два определения и несколько дат, могу сделать вывод, что эта работа точно не на «отлично». — объясняю я, просматривая пару листов в своей тетради.

— Ты хочешь поспорить со мной насчет принципа моей оценки работ?

— Я хочу справедливости, Даниил Евгеньевич. Надеюсь, вам знаком смысл этого слова?

— А правда, почему ей «пять»? — Лидия деловито поправила очки, вечно сползающие с переносицы. — У меня всего лишь одно определение поправлено и «четыре» стоит…

— Хорошо, Ярославцева, «три», согласна? — Даня тут же выводит мою оценку в журнале, начиная просто закипать от моей наглости.

— При чем тут мое согласие? — пожимаю плечами, закрывая тетрадь и встречаясь с едким взглядом историка. — Я хотела бы просто по справедливости получать свои оценки.

— Ох, да ты у нас святая, как оказывается! — язвит Даня, смерив меня высокомерным взглядом. — Что ж, не буду теперь делать поблажки ради твоей желанной медали…

— А это не моя желанная медаль, — хмыкаю я, откидываясь на спинку деревянного стула. — Я хочу получать те оценки, которые заслуживаю. Все же очень просто.

— Так просто, что я трачу на тебя треть урока, Ярославцева! Желаешь дальше продолжать дискутировать по поводу справедливости — делай это в коридоре! — Даня отворачивается к доске, выводя тему урока, противно так скрипя мелом, едва не кроша его в кулаке.

— Вы что, выгоняете меня, Даниил Евгеньевич? — принимаю вызов, складывая руки на груди и внимательно вглядываясь в его напряженную спину.

— Если не можешь тихо вести себя на уроке, то можешь быть свободна.

— Я ведь только уточнила правдоподобность своей оценки…

— Ярославцева, покинь класс, пожалуйста, — отворачивается от доски Даня, строго и серьезно глядя на меня. — Ты мешаешь не только мне, но и остальным!

— Ох, хорошо, не буду вам мешать… — беру сумку и, демонстративно улыбаясь своим одноклассникам, покидаю кабинет истории.

— Ты че так огрызалась на истории? — без того туго соображающий Вася пытался понять то, что его неразвитые мозги вместить были просто не в состоянии. — То тебя «пять» не устроила, то промолчать не могла, когда историк и так недоволен был всеми нами вместе.

— Ох, Вась, много чести вашему историку, если каждый будет молчать в тряпочку! — перебираю ногами в воздухе, сидя на парте и наблюдая, как мои одноклассники собираются домой после седьмого урока. — Кто он здесь? Господь Бог что ли?!

— Ну а сама-то ты кто? — Лидия выглядывает из-за своей большой сумки, нахлобучивая меховую шапку на голову. — Принцесса Турандот, да?

— А я человек, не лишенный гласности, заучка очкастая! — поморщившись, я показываю язык оборзевшей однокласснице. — Если ты за «пять» готова этого циника на руках носить, то мне его подачек не нужно!

Замерев с раскрытым ртом староста откладывает свое мешкоподобное пальто, подходя ко мне ближе и уперев руки в бока. В своей меховой шапке этот очкастый демон на самом деле внушал чувство страха, но в этот момент я почувствовала сожаление за сказанное. Замечаю, что стала агрессивнее, злее что ли… А самое поганое, что эта покрасневшая от обиды и недовольства девушка здесь совершенно не при чем.

— Прости, Лид, сорвалось… — сжимаю губы, искренне жалея, что обидела одноклассницу. — Просто как-то достало все…

— Ох, Ярославцева, когда ж ты вырастешь?! — хмыкает Лидия, постепенно отходя от обиды и нехотя принимая мои извинения. — Ты можешь поверить, что не все вокруг желают тебе зла? И даже историк! Он натягивает тебя на медаль, закрывая глаза на твои знания истории, договаривается с другими учителями, узнает по каким предметам у тебя тоже туго… А ты его за пустое место считаешь! Возмутительно себя ведешь, Кристина! Просто ужасно!

Закатываю глаза, спрыгивая с парты, намереваясь покинуть кабинет, но дальнейшие слова старосты меня останавливают:

— 14 февраля через неделю, — Лидия подносит указательный палец к оправе своих очков, делая крайне заинтересованный вид, будто этот праздник был важен лично для нее. — Нужно бы что-то подготовить для праздника в актовом зале.

— Э нет, петь я больше не буду! — кричу я уже из коридора. — Без меня, мальчики и девочки! Здесь без меня…

Как ни прискорбно, но 14 февраля приближалось, как и положено, несмотря на то, что я старалась всячески отдалить от себя эту дату. Казалось, это был самый печальный и грустный день в моей жизни. Плюс ко всему «хорошему» сам директор гимназии пожелал еще раз восхититься моими голосовыми способностями, а заодно поручил мне стать ведущей такого прелестного для всех праздника. Кажется, что я просто не выдержу всего этого и умру от эмоционального напряжения. Кроме того, вся окружающая обстановка способствовала: смущенные от излишнего внимания лица старшеклассниц, розовые ящики под Валентинки, украшающие каждый этаж, везде смайлики, улыбки… Это пиздец, товарищи… Нет слов, одни мысли и те — матом… Бесят все и каждый в отдельности! Разглядывая розовые плакаты мне одной хочется плакать, а остальные глупо ржут, охваченные возбуждением, будто от какого-то чуда, которое вот-вот должно было произойти.

— Кислая физиономия, и тебя одарили! — выгружает Вика собравшиеся для нашего класса Валентинки из ядовито-оранжевого, покрытого блестками, картонного ящика.

На мое удивление передо мной возникают три открытки в форме сердечек. Одна от Ксюхи, другая от Сазановой Ольги — улыбчивой пустоголовой красавицы нашего класса, которая одарила всех своих одноклассников, проявив редкостное благородство, а третья — оказалась не подписанной. Сердце предательски екнуло, но пораскинув мозгами, я сообразила, что сердечко от Максима, который иной раз продолжал на меня томно поглядывать. Историк же никогда не будет заниматься подобной хренью в виде преподнесения Валентинок. Тем более с чего бы ему это делать в мой адрес, когда я ровным счетом ничего не значу в его глазах. Очередная безмозглая его ученица — не более.

— И как ты такая недовольная выступать будешь? — кажется, Лидия больше всех переживает за мое выступление на таком святом празднике для всех, кроме меня.

— Могу передать тебе ветвь первенства, — искоса глянув на старосту, предлагаю я, расслабившись, сидя за партой, положив голову на вытянутые руки. — Тренируй связки, может что-нибудь прокукарекаешь…

Мои одноклассники, слышавшие наш разговор, заливаются истерическим смехом, кидая в Лидию скомканные бумажки и ставшие ненужными Валентинки. Я тоже нехотя улыбаюсь, поглядывая на по обыкновению краснеющую старосту.

— Следи за языком, Ярославцева! — взвизгнув от обиды, Лидия отворачивается к окну. — Подумаешь, звезда местного разлива…

— Куда уж мне до вас, мисс Обаяние… — дерзко отвечаю я в ответ, пренебрежительно игнорируя дальнейшее бухтение Лидии.

— Мне кажется, звонок уже был, — неожиданно в кабинет входит Даня, перехватывая на лету пару взметнувших мимо него Валентинок. — Или он не для вас?

— Да тут Ярославцева одна, по-моему, звонок не слышит! — Лидия не упустила шанса накапать на меня, я лишь равнодушно пожала плечами, снова опустив голову на руки.

— Опять эта Ярославцева? — с сарказмом в голосе комментирует Даня. — Даже не знаю, что с ней делать уже… Может в угол поставить?..

— Ага, а я без Ишмаевой туда не пойду! — хмыкаю я, косясь на ябеду в очках, сидящую за соседней партой.

— А ты, Ярославцева, подняла бы голову с парты, когда с учителем разговариваешь. — замечает Даня, оказавшись в шаге от меня.

— А я с вами не разговариваю, — улыбаюсь я, подавляя желание засмеяться на весь класс. — Я с Ишмаевой… Да, заучка ты наша?