— Значит, Шалавин бежала напрасно.

— Нет, сын человеческий. Троллям придется искупить вину, поплатиться за то, что они творят с пленными. Она мне все рассказала.

Мандред отступил на шаг. Во взгляде Фародина было что-то такое, что заставило его насторожиться.

— Что… что же они творят?

— Не спрашивай! Тебе довольно знать только одно. Герцог Оргрим заплатит за это кровью! Я найду к нему путь, и он пожалеет о том, что сделал.

Нурамон не спеша брел по тропе альвов, ведя под уздцы своего коня Фельбиона. Он чувствовал, как звезда альвов притягивает силу тропы. Он преисполнился надежды наконец-то достичь оракула Дареен. Он то и дело отвлекался на неверный след. Люди Ангноса не умели отличать истинную магию от иллюзии, и те, кого они называли оракулами, зачастую были просто шарлатанами. Эльф не узнал там ничего такого, чего не мог бы сказать сам. После таких неутешительных результатов Нурамон стал искать старый оракул, который давно молчит и к которому уже нельзя прийти.

Путь из Искендрии в Ангнос, а затем путешествие через все королевство были тяжелы. Он обходил стороной города и деревни, показываясь только путешественникам и отшельникам. Эльфа в нем не узнавали. Он носил капюшон, скрывавший уши и часть лица. Голос у него был эльфийским, но кто же из людей слышал, как говорят эльфы? Наверняка его считали просто загадочным путешественником из далекой страны, что в определенном смысле соответствовало истине.

Во время странствий он запоминал линии троп альвов и вскоре выучил их в Ангносе столько, что отваживался перепрыгивать от одной звезды к другой, не меняя мир. Он был удивлен тем, насколько легко ему это далось. Заклинание было тем же, нужно было только выбрать тропу, которая не покидала этого мира. И тем не менее он радовался любому успеху.

Не так давно он вступил в область, тропы в которой были ему незнакомы. Уже несколько дней он не встречал людей, зато обнаружил знаки, оставленные детьми альвов: изменения, которые могли привнести только эльфийские руки. Цветы кое-где напоминали ему об Альвенмарке, и необычайная плодородность в этой местности заставляла его предположить, что где-то неподалеку находится магический источник, подобный источнику Нороэлль. Все эти знаки бросались в глаза на фоне редкой и неухоженной растительности, дававшей на этом каменистом грунте очень мало зелени.

Вспоминая пустыню, он спрашивал себя, не обижает ли он втайне этот мир. Это море из песка показало ему, что в мире людей тоже есть ландшафты, наделенные немалой красотой.

Тропа альвов, которую он чувствовал под своими ногами, медленно поднимаясь, вела его прямо к горе. Но указывала она не на вершину, и могло статься, что вела прямо сквозь скалу.

Когда подъем остался позади и Нурамон оказался прямо перед отвесной скалой, в которой исчезала тропа, он спросил себя, не может ли оракул скрываться внутри горы. Он сошел с тропы и, ведя Фельбиона в поводу, принялся обходить гору. При этом он высматривал пещеру или потайной ход. Эльф пересек еще две тропы альвов, которые тоже исчезали внутри скалы. Наткнувшись на четвертую тропу, в которой он почувствовал уже знакомое течение силы, он уже не сомневался в том, что где-то внутри скалы тропы образуют звезду.

На полпути вокруг горы Нурамон наткнулся на тропу альвов, бегущую прочь от скалы. Должно быть, это та, которая привела его сюда. Он прошел по тропе прямо к горе, но испытал разочарование: вместо входа в пещеру он обнаружил прочную отвесную скалу.

Нурамон напряженно изучал камень. Вот сверкнуло что-то на солнце! Он пошел прямо к искре. Через несколько шагов он заметил, что кто-то вложил в стену драгоценные камни! И он не знал, чему удивляться больше: тому, что драгоценные камни размером с яблоко, или тому, что их до сих пор не украли.

Слева в глубине стены сверкал бриллиант, справа от него — рубин, расколотый, но еще державшийся в скале. Рядом виднелся кристалл, в котором сплетались темные нити и окрашивали камень в черный цвет. Похоже, это был горный хрусталь, в который были заключены темные минералы. Под рубином находился четвертый камень, и им был сапфир.

Рубин представлял собой центр изображения. Его соединяли с другими камнями борозды в скале толщиной с палец. Поскольку он был расколот, Нурамон предположил поначалу, что кто-то пытался вынуть камень из скалы, но у него ничего не вышло. Однако эльф тут же упрекнул себя в неверном предположении, поскольку почувствовал, что прямо перед ним пересекаются семь троп альвов. Драгоценный камень был разбит в семи местах. Рубин и был звездой альвов! А каждый надлом означал тропу.

Слева от бриллианта и справа от горного хрусталя в стене виднелись буквы. Буквы возле бриллианта он смог прочесть. Там было написано по-эльфийски: Спой песню Дареен, ты, дитя солнца! Спой о ее мудрости, положив руку на свет! Пропой когда-то сказанные слова, и входите бок о бок.

Оракул! Сколько троп исходил он, так долго искал. А теперь… Нурамон задумался о том, что может быть песнью Дареен. И тут ему вспомнились слова, которые сказал ему в Искендрии мастер Рейлиф, одетый в черные одежды хранитель знания. То были слова Юливее.

Он положил руку на бриллиант и пропел:

— Ты пришла к нам. Голос твой. Ты показала нам звезды. Они сияли. И мы увидели.

Внезапно бриллиант засветился, и свет побежал по борозде к рубину, вошел в него и заставил его тоже засверкать. Затем красный свет вышел из-под рубина и устремился к сапфиру. Когда красный поток света подступил к сапфиру, он сверкнул искрами. Красный свет не мог войти в драгоценный камень.

Когда Нурамон убрал руку с бриллианта, то сверкающий поток света между бриллиантом и рубином померк, поблек и красный поток между рубином и сапфиром.

Левая половина загадки была разгадана.

Нурамон посмотрел на надпись, находившуюся рядом с горным хрусталем. Она была ему непонятна. Хотя он подозревал, что знает язык, и даже решил, что он из Альвенмарка, однако надпись состояла всего лишь из нескольких значков, очень сложных и потому плохо запоминающихся. Вот где настоящая загадка.

Он положил руку на драгоценный камень и снова пропел слова Юливее. Однако ничего не произошло. Он снова вернулся к эльфийской надписи. Она обращалась к нему, однако войти он должен был бок о бок с кем-то. В песне тоже упоминались слова «нам» и «мы». Кто бы ни был этот другой, он должен был коснуться черного камня и пропеть песню. Может быть, его песня коротка только потому, что является частью какой-то другой, большей. Одну часть должен был пропеть он, а вторую — его спутник. Но о ком может идти при этом речь? Может быть, о человеке?

Нурамон посмотрел на лежавшую перед ним картину целиком. Рубин — звезда альвов, сапфир считается камнем воды и источника. Здесь он наверняка символизировал знания и тем самым Дареен, оракула. Бриллиант означал его и ему подобных. То был камень света. «Ты, дитя солнца» — говорилось о нем на стене. Если он — дитя солнца, то вторая надпись должна обращаться к порождению ночи. Хотя горный хрусталь не считался камнем ночи, но черное сплетение внутри могло означать и это.

Внезапно Нурамону пришла в голову идея. Он был дитя альвов и обозначался здесь как дитя солнца. В давние времена эльфов еще называли детьми светлых альвов. Из своего дома в дубе он мог видеть горы, где когда-то жили дети темных альвов. Дитя темных альвов! Вот кого он должен найти и склонить к тому, чтобы вместе с ним открыть врата.

Дети темных альвов давным-давно ушли из Альвенмарка в Другой мир, чтобы отыскать себе новый дом. Существовало несколько историй о них, но их постепенно забывали. Потому что мудрецы говорили, что отличие между светлыми и темными альвами не имеет смысла, и о нем нужно забыть так же, как и о народе, который ссылается на темных альвов. Но полностью стереть воспоминания о детях темных альвов и слухи о них было, впрочем, невозможно. Некоторые утверждали, что они злобны и что в давние времена были сражения с ними. Они не могли вынести сияния Альвенмарка и поэтому ушли в мрачный мир. Другие говорили, что они безобидны, если их не злить, и ушли они в Другой мир, чтобы создать там что-то новое. Старики молчали, хотя только они одни знали правду. И дети темных альвов оставались тайной.