Когда Одру вышвырнули из Грейнджа и отправили в больницу, тетя Алисия сказала ей, что она может навещать их каждый месяц, в один из двух свободных уик-эндов, и проводить с ними особо важные праздники. Но Одра только два раза решилась наведаться в поместье, да и то лишь затем, чтобы забрать оставшуюся одежду и кое-какие мелочи, потому что всегда чувствовала себя неуютно в этом мрачном доме. Кроме того, она поняла, что не была там желанным гостем, да и ненависть, которую она испытывала к своей тетке, не прибавляла желания посещать Грейндж.

Когда она отправилась туда во второй раз, ей пришлось сделать над собой большое усилие, прежде чем переступить порог особняка. И тогда-то она дала себе клятву. Она поклялась, что ноги ее не будет в этом мавзолее до того дня, когда она придет туда за имуществом своей матери. Так что в первые месяцы 1922 года Одра, учась стоять на собственных ногах, довольствовалась своим собственным обществом. Она продолжала усердно трудиться, и в больнице у нее не было неприятностей.

Как ни безотрадна была ее обыденная жизнь, где отсутствовали те маленькие удовольствия, которые позволяли себе большинство девушек ее возраста, она подбадривала себя мечтами о более радостном будущем. Надежда была ее постоянным товарищем. Этого никто не мог у нее отобрать. И никто не мог подорвать ее веру в братьев. Она была твердо уверена, что они обязательно пришлют за ней и что она скоро будет вместе с ними в Австралии. Через три месяца после того, как Фредерик и Уильям покинули Англию, от них стали приходить письма и довольно регулярно. Эти послания дышали бодростью, были полны новостей и обещаний и скоро начинали лохматиться от постоянного перечитывания. Одра берегла их – они были ее единственной радостью в те дни.

В течение первого года пребывания Одры в больнице распорядок ее дня почти не менялся. Работа была тяжелой даже для самых сильных девушек. Некоторые из них ушли, так как их изматывал ежедневный изнурительный труд, и в конце концов у них пропадал интерес к сестринскому делу. Оставались только по-настоящему стойкие и преданные. Одра, которой некуда было уйти, осталась по необходимости.

Однако в характере Одры Кентон было нечто особенное, что можно было назвать упорством, заставлявшим ее держаться до тех пор, пока она не получит квалификации медицинской сестры. Несмотря на маленький рост, она отличалась необычной физической выносливостью, а ее душевная сила и цепкость ума были просто поразительны для девочки ее возраста. Она обладала запасами энергии, которые помогали ей поддерживать в себе мужество и силы. И так она продолжала мыть, чистить и тереть до бесконечности, бегать вверх и вниз по бесконечным лестницам, сновать по бесконечным палатам…

Если не говорить о тяжелой и монотонной работе, Одра не могла пожаловаться на плохое обращение. Все в больнице, включая девочек-санитарок, были добры к ней, и, хотя пища была простой, ее было вдоволь. Никто никогда не оставался голодным. Частенько, призывая на помощь всю свою стойкость, Одра говорила себе, что от труда и от простой пищи еще никто не умер.

Но к концу года она начала подумывать о том, чтобы получить более квалифицированную работу. Мысли ее устремились к тому дню, когда она сделает шаг вверх по служебной лестнице. Одра была послана в больницу против своей воли, но потихоньку, освоившись со своими обязанностями и осмотревшись, она сумела многое понять. И постепенно осознала, что работа медицинской сестры ей нравится.

Одра знала, что ей придется зарабатывать себе на жизнь, даже если она уедет к братьям в Сидней. И она хотела делать это в качестве медицинской сестры. По словам Уильяма, найти для нее работу в больнице было бы нетрудно. Он писал, что в Австралии не хватает сестер, и это еще больше укрепляло ее решимость.

Удобный случай представился весной 1923 года, вскоре после того, как начался второй год ее работы в больнице. Старшая сестра ушла на пенсию, и ей на смену была назначена другая. Звали ее Маргарет Леннокс. Она относилась к новому типу женщин с очень современными и, как уверяли некоторые, даже радикальными взглядами. Она была хорошо известна на севере Англии своей страстной поддержкой реформ в сфере социального обеспечения матери и ребенка и своей увлеченностью борьбой за права женщин в стране.

Ее назначение вызвало всеобщее возбуждение в больнице: всех интересовало, наступят ли перемены. И они наступили, ибо, как известно, новая метла метет по-новому. Так был установлен новый режим – режим Леннокс.

Внимательно наблюдая за происходящим, Одра решила, не теряя времени, попроситься на курсы медсестер. Насколько она слышала, Маргарет Леннокс с одобрением относилась к молодым и честолюбивым девушкам, хотевшим чего-то добиться в своей жизни, и прилагала все усилия, чтобы поощрить их и оказать им всяческую поддержку.

Через две недели после того, как старшая сестра Леннокс приступила к своим обязанностям, Одра написала ей письмо. Она подумала, что такая тактика будет более успешной, чем личное обращение. С самого своего приезда старшая сестра Леннокс развернула бурную деятельность и постоянно была окружена больничным персоналом.

Меньше чем через неделю после того, как Одра оставила свое письмо в кабинете стройной сестры, ее вызвали для беседы. Беседа была живой, краткой и предельно деловой. Через десять минут Одра Кентон вышла широко улыбаясь. Ее просьба была удовлетворена.

С ее способностью быстро усваивать новое Одра в скором времени стала лучшей ученицей в больнице, и за ней укрепилась репутация человека, преданного делу. Новая работа и занятия показались Одре не только требующими отдачи всех сил, но и интересными. Кроме того, она обнаружила в себе желание лечить людей, а это значило, что быть сестрой милосердия – ее истинное призвание. На маленьких пациентов, с которыми Одра легко находила общий язык, она изливала всю любовь, спрятанную в глубине ее души и не находившую выхода после отъезда братьев.

Теперь, вспоминая все это, лежа в траве на вершине холма над рекой Юр, Одра думала не о своих дипломах и успехах в больнице за последние четыре года, а о Фредерике и Уильяме.

Ее братья так и не прислали за ней.

Они не смогли скопить денег ей на дорогу.

Для мальчиков обстоятельства сложились неудачно. Фредерик два раза тяжело болел пневмонией и, по-видимому, очень ослаб. Кроме этого, он, так же, как Уильям, не имел ни профессии, ни навыков в какой-либо работе. Им с большим трудом удавалось заработать себе на жизнь.

Одра вздохнула и пошевелилась, затем села и, открыв глаза, долго моргала от яркого солнца. Беднягам Фредерику и Уильяму так и не улыбнулась удача. Их письма, которые теперь приходили редко, были проникнуты унынием. Одру почти оставила надежда когда-нибудь приехать к ним в Австралию. Она продолжала тосковать по ним и думала, что эта тоска останется с ней навсегда. В конце концов, они были ее единственными родственниками, и она их очень любила.

Работа в больнице приносила ей удовлетворение, за что она была благодарна судьбе, но этого было недостаточно. Чувство изоляции, ощущение того, что она никому не нужна, что у нее нет семьи, делало ее жизнь скучной и неполной. По временам это ее очень угнетало, несмотря на столь ценимую ее дружбу с преданной Гвен.

Одра встала и устремила взгляд на другой берег реки.

За эти несколько часов освещение изменилось, и Хай-Клю казался построенным из отполированного бронзового камня. Он словно был окружен золотистым сиянием и мерцал вдали, подобно миражу. Даже сады на фоне розового заката играли золотистыми бликами. Вся ее жизнь до этого дня – по крайней мере, самая счастливая ее часть, все самые дорогие воспоминания были связаны с этим старым домом. Чувство глубокой нежности охватило Одру, и она поняла, что никогда не перестанет тосковать по Хай-Клю и по всему, что с ним связано.