– Конечно, приеду. Как я упущу такое чудесное развлечение, мне всегда так нравится гостить у вас. Спасибо за приглашение.

Гвен рассмеялась:

– Ты наденешь свое великолепное синее платье. Наконец-то, Одра, ты станешь царицей бала. Все парни будут за тобой ухаживать.

«Особенно наш Чарли», – добавила Гвен про себя, надеясь, что на этот раз его не отвергнут.

Одра взглянула на Гвен, которая была на несколько сантиметров выше, и тоже засмеялась.

– Нет, царицей будешь ты, в конце концов, это же твой день рождения. Но должна признаться, я умираю от желания надеть новое платье. А что наденешь ты, Гвенни?

– Ну, я не знаю. Думаю, найду что-нибудь подходящее. А как ты полагаешь, кого еще мне пригласить? – Не дав Одре ответить, Гвен торопливо продолжала: – Знаешь что, давай-ка сядем вон на той скамейке и поговорим о нашей вечеринке. Ты такая умная, Одра, мне бы хотелось посоветоваться с тобой по поводу некоторых вещей. Ну, знаешь… по поводу того, какие закуски и напитки подавать, ну и вообще обо всем. Пойдем, душенька.

Гвен повела Одру к одной из красивых плакучих ив, которые росли во всех садах долины. Девушки уютно расположились на садовой скамейке и, сблизив головы, принялись оживленно обсуждать предстоящее празднование двадцатилетия Гвен. Так они проболтали примерно полчаса, стараясь ни о чем не забыть, составляя меню и список гостей.

Наконец Гвен сказала:

– Спасибо, Одра, ты мне очень помогла. Это будет чудесная вечеринка…

Одра переключила внимание на прохожих и, глядя на них, размышляла о том, как элегантно выглядят некоторые женщины, одетые в лучшие свои наряды и вышедшие прогуляться перед обедом, который ждал их в одном из шикарных отелей. Судя по их внешнему виду, они были из Лондона и приехали в Харрогит «на лечение». Еще с викторианских времен здесь находился известный источник, и люди приезжали сюда со всего света, чтобы попить минеральной воды (в бювете их было около сорока сортов) и посетить водолечебницу в Королевских банях. Ее мать очень любила Харрогит за его «стиль» – красавица Эдит Кентон называла его «возвращением» в викторианскую эпоху, в более цивилизованный век.

Мать часто привозила их сюда на целый день. Одра вспомнила знаменательный день 1911 года, когда они приехали в Харрогит, чтобы взглянуть на королеву Англии, императрицу России и королеву Польши, которые прибыли на воды в один и тот же день. Дядя Питер посадил Одру к себе на плечи, чтобы она могла видеть поверх толпы. А вокруг было столько интересного: развевались флаги, играл оркестр… Одру захватил поток воспоминаний об ушедших временах.

А Гвен тем временем думала о будущем, никак не решаясь сообщить подруге ужасную новость. Она даже подумывала о том, не открыть ли ее позднее в письме. Однако Гвен понимала, что честная и справедливая Одра не заслуживает к себе подобного отношения. Существовал только один способ разрубить узел: не раздумывая, сделать прыжок в неизвестность.

Осторожно коснувшись руки Одры, Гвен сказала непривычно тихим голосом:

– Я хочу тебе кое-что сообщить, прежде чем мы отправимся на автобусную станцию…

Моментально вернувшись к реальности, Одра взглянула на нее.

– Откуда такой серьезный тон, Гвенни? Что-нибудь случилось?

Гвен сглотнула слюну и откашлялась.

– Я весь день собиралась сказать тебе об этом, но не знала, как начать. Ну… видишь ли, дело вот в чем, Одра… Я не вернусь в больницу. Мне очень жаль.

Одра в изумлении смотрела на подругу. Известие было подобно взрыву бомбы – меньше всего она ожидала услышать от Гвен такое.

– О, Гвен, – пробормотала она тихо, почти шепотом.

Пристально глядя на Одру, ярко-синие глаза которой застилала пелена отчаяния, Гвен воскликнула:

– Пожалуйста, ну пожалуйста, не расстраивайся. Я же не уезжаю в Австралию. Я буду всего в двух часах езды от тебя: либо в Лидсе, либо в Хорсфорте. Мы сможем часто видеться, и, послушай, мама хочет, чтобы ты приехала к нам на Рождество, как в прошлом году. А в следующем месяце мы будем вместе справлять мой день рождения.

Потрясенная известием, Одра лишь кивнула в ответ.

– Дело в том, что папа хочет, чтобы я была поближе к дому из-за маминого слабого сердца, – продолжала Гвен. – Он говорит, что я должна устроиться на работу либо в лазарет, либо в больницу Святого Джеймса, а до тех пор должна побыть дома с мамой. Папа на этом настаивает, и я не могу противоречить ему.

Одра, всегда чуткая к чувствам других людей, услышала нотки отчаяния в голосе Гвен и, слабо улыбнувшись, снова кивнула.

– Я понимаю, Гвенни, – сказала она. Но при мысли о том, что она останется совсем одна в Рипоне, сердце ее упало. У нее появилось такое чувство, будто ее опять бросили.

Внезапно Гвен пришла в голову чудесная мысль.

– Послушай, Одра, – воскликнула она, – а почему бы тебе тоже не устроиться на новую работу? На должность больничной сестры в Лидсе, я имею в виду? – Она придвинулась ближе, взяла в свою руку маленькую ладонь Одры и поразилась тому, какой холодной она была в этот день. Крепко сжав пальцы подруги, она попросила:

– Скажи, что ты согласна. Ну пожалуйста, милочка.

– Я не уверена, должна ли я…

– Но почему же – нет? – повысив голос, требовательно сказала Гвен. – Тебе нет никакого резона оставаться в Рипоне.

Одра моргнула и в свою очередь пристально посмотрела на Гвен. Она вдруг поняла, что подруга абсолютно права, и решительно кивнула.

– Да, я сделаю это, Гвенни! – И улыбка, озарившая ее лицо, прогнала грусть из прекрасных синих глаз.

Гвен сжала Одру в объятиях, переполненная счастьем. На душе стало легко. Мысль о том, чтобы оставить свою любимую подругу одну в инфекционной больнице Рипона, была для нее невыносима.

– Старшая сестра хочет тебя видеть, Кентон, – сообщила сестра Роджерс, устремив строгий взгляд на Одру. – Она сказала «немедленно», так что лучше тебе поторопиться.

Одра, только что закончившая измерять температуру одному из детей, кивнула.

– Спасибо, я сейчас к ней поднимусь.

Отойдя от кровати, она внимательно оглядела своих маленьких пациентов. В небольшом изоляторе находились дети, болеющие коклюшем, и в это ледяное декабрьское утро беспокойство о них не оставляло ее.

Идя вместе с сестрой по проходу между кроватями к двери, Одра прошептала, понизив голос:

– Сегодня все они возбуждены, особенно тот малыш у окна. Его измучил кашель – он даже завтрак не смог в себе удержать. Доктор Паркинсон волнуется за него. Может быть, вы пришлете младшую сестру приглядеть за ним? И за другими, конечно?

– Будь спокойна. Я побуду здесь до твоего возвращения. Уверена, старшая сестра долго тебя не продержит. – Губы сестры Роджерс тронула легкая улыбка, и с неожиданной мягкостью она тихо заметила: – Твое усердие в самом деле похвально, Кентон. Из тебя получилась хорошая сестра.

Такую похвалу нечасто можно было услышать от самого старшего члена сестринского штата – сестра Роджерс начинала в больнице палатной санитаркой и была известна своей педантичностью. Удивленная Одра улыбнулась в ответ и, испытывая чувство гордости, выпрямилась во весь рост.

– Спасибо, сестра, – сказала она, – я стараюсь.

Сестра Роджерс слегка наклонила голову и отвернулась.

Это означало, что разговор окончен, и Одра, пройдя через передний холл, побежала вверх по широкой главной лестнице, надеясь, что у старшей сестры наконец-то появились для нее хорошие новости. Приняв решение уехать из Рипона, чтобы работать в Лидсе, Одра поделилась своими планами с Маргарет Леннокс и попросила у нее совета. Та, решив принять участие в судьбе девушки, великодушно согласилась сделать все от нее зависящее, чтобы ей помочь. К несчастью, до сих пор все попытки были безуспешными. Ни в Лидсе, ни в прилегающих районах вакансий в больницах не было.

Однако Одру не очень это огорчало, так как сама Гвен только недавно устроилась работать в городскую лечебницу Лидса. Хотя Одра и чувствовала себя одиноко без любимой подруги, на дежурстве она оставалась бодрой и неутомимой.