– Здесь нет ничего смешного, миссис Краудер, – сказал он возмущенно.

– Конечно, я знаю, – выдохнула Одра, – но в каком-то смысле я разделяю чувства мисс Доббс относительно дыры под землей.

– Искренне надеюсь, что это не так, миссис Краудер. – На лице Джима Троттера появилось растерянное выражение. – Я был бы очень огорчен, если бы у меня возникли трудности и с вами тоже.

Одра кивнула и прикусила губу, не в состоянии больше сказать ни слова. Ей было трудно подавить смех.

А Троттер продолжал:

– Что мне делать с мисс Доббс? Я хочу сказать, что отвечаю за каждого человека в домах на Пот-Лейн.

Осознавая причину его беспокойства, Одра сказала, как могла более серьезно:

– Я попытаюсь сделать все возможное, чтобы убедить мисс Доббс пойти с нами в бомбоубежище в случае бомбежки, мистер Троттер. Но я обещаю только попытаться. Я никого не смогу принудить действовать против воли.

– Большое спасибо, миссис Краудер, я вам очень благодарен за сотрудничество. Доброго вечера. – Уполномоченный удалился.

Когда затих звук его шагов на дорожке, Одра посерьезнела.

– Бедный мистер Троттер. Мне кажется, он относился ко мне с симпатией, но, думаю, теперь его отношение изменится. О Господи…

– Не глупи, – возразила Лоретт. – Ты права, когда говоришь, что в эти ужасные времена мы должны сохранять чувство юмора. Если бы мы этого не делали, я уверена, мы бы все сошли с ума.

Англичане мобилизовали все силы для борьбы с врагом, но на внутреннем фронте ничего важного пока не происходило.

И в воздухе, и на суше практически не велось никаких военных действий, отчего вскоре этот период стал называться «странной войной».

Но на море военные действия начались почти сразу, в сентябре. В октябре линкор «Ройял Оук» был торпедирован в заливе Скапа-Флоу – в безопасном месте, считавшемся надежно защищенным от немецкого нападения, а к середине ноября британские военные корабли общим водоизмещением 60 000 тонн подорвались на наводящих на всех ужас смертоносных магнитных минах.

Каждый раз, когда Одра брала газету слушала радио, сердце ее замирало. Известия о войне на море всегда были страшными, и она волновалась за Винсента, который был определен на эсминец, находившийся в зоне боевых действий. Каждое письмо, которое она получала от него, а также его письма к матери вызывали у нее вздох облегчения.

Хотя ему не удалось получить отпуск на Рождество 1939 года, он все-таки приехал домой в январе 1940-го, получив увольнительную на семьдесят два часа из Халла, где пришвартовался его корабль, несший патрульную службу в Северном море.

Одра отпросилась на это время из больницы, чтобы провести с ним эти дни, и сестра Фокс охотно ее отпустила. И вот теперь она ждала мужа в коттедже в холодный, промозглый день (это был четверг), надев так нравившуюся ему ярко-синию блузку и темно-серую юбку.

Как только он вошел в дверь, она поняла, что он очень горд тем, что служит в Королевском флоте и носит форму. Держался он необыкновенно прямо, широко расправив плечи, так что казался выше своего роста. Взгляд его ярких зеленых глаз стал уверенным – эта обретенная уверенность в себе чувствовалась во всем его облике.

Одра бросилась к нему, и он крепко обнял ее, а затем, отодвинув от себя, заглянул ей в глаза и поцеловал в губы – долгим и нежным поцелуем.

– Как хорошо очутиться дома, любимая, – сказал он, наконец отпуская ее.

– И как хорошо, что ты опять с нами! Я скучала по тебе – мы так скучали по тебе.

– Я тоже скучал.

Несколько минут спустя они пили чай, и Одра рассказывала Винсенту новости о семействе Краудеров, о его братьях и Мэгги. Затем мягким голосом поведала, как тревожилась о нем все эти бесконечные месяцы.

– В газетах только и пишут, что о наших поражениях на море, Винсент. Неужели нам никогда не удастся одержать победу?

– Мы уже одержали одну побуду, Одра, в декабре! – воскликнул Винсент, сурово на нее посмотрев. – Не говори мне, что ты уже забыла, что три британских крейсера потопили немецкий линкор «Граф Шпее».

– Нет, я не забыла, но я больше думаю о том, что ближе к дому…

– «Граф Шпее» долгие месяцы ускользал от британского флота, и его потопление было огромным достижением. Не думай, что это не произвело деморализующего эффекта на фрицев – произвело, да еще как. – Лицо Винсента просияло. – Могу тебе сказать, что Уинстон очень доволен.

Одра снисходительно улыбнулась.

– Не говори мне, что ты на дружеской ноге с первым лордом Адмиралтейства, – поддразнила она мужа. – Сам-то мистер Черчилль знает об этом?

Винсент ухмыльнулся.

– Мы все называем его Уинстоном, за его спиной, конечно. Потому что все мы любим его. – Он наклонился вперед с несколько взволнованным видом. – Ты знаешь, как Адмиралтейство объявило о его возвращении в сентябре? Я хочу сказать – объявило всему британскому флоту?

Одра покачала головой.

– Откуда же мне знать?

Глубоко затянувшись сигаретой, Винсент сказал:

– Просто двумя словами: «Уинстон вернулся!» Но это было чертовски прекрасным комплиментом ему, этаким радостным приветствием. Да, Черчилль – великий человек, дорогая. Он должен стать премьер-министром. Возможно, он им и станет. Все недовольны Чемберленом.

– А ты не будешь огорчен тем, что потеряешь… Уинстона как первого морского лорда?

– Буду, но я бы хотел, чтобы он, а не кто-нибудь другой встал у руля страны, я бы чертовски хотел. – Винсент замолчал и обернулся, услышав, что открылась дверь.

– Папочка! – Кристина уронила ранец и бросилась к отцу, не сняв пальто и шапочку. Она кинулась в его распростертые объятия. Они долго обнимались. Потом Винсент спросил:

– Как поживает моя крошка?

Кристина, не отрываясь, смотрела в его такое родное, любимое лицо и вдруг расплакалась.

– Что ты, что случилось, детка? – спросил Винсент, опять привлекая ее к себе и нежно гладя по голове.

Плечи Кристины вздрагивали, она всхлипывала, прижимаясь к нему.

– Я, я думала, что никогда, никогда больше не увижу тебя, – рыдая, выговорила она. – Я так волновалась, папа. Я думала, что твой корабль потонет.

– Ну не глупышка ли ты! Вот уж промазала! – Винсент рассмеялся и пощекотал дочь под подбородком. – Ничего со мной не случится, маленькая мисс Мазилка. Давай-ка снимай пальто и пойдем пить чай – мама заварила нам прекрасный чай. А потом пойдем навестить бабушку. – Он наклонился над ней и с весело поблескивающими глазами прошептал: – А завтра я повезу тебя и маму в Лидс – мы пойдем в кино. Ты ведь хочешь пойти в кино, правда?

Кристина счастливо кивнула.

Одра улыбалась, наблюдая за ними. Винсент всегда был любящим отцом Кристине – этого у него было не отнять.

Отпуск Винсента слишком быстро подошел к концу.

В воскресенье Одра встала в пять часов, чтобы приготовить ему завтрак, а пока он брился и одевался.

Яйца стали очень ценным и редким продуктом, но Одра ухитрилась раздобыть два яйца. За день перед этим она сварила одно из них Кристине к чаю, и теперь жарила для Винсента второе, с помидором и маленьким кусочком бекона, который дала ей Элиза.

Винсент огорчился, увидев яйцо на своей тарелке.

– Зачем ты, – сказал он ей, нахмурившись, – лучше бы оставила его для себя. Давай-ка возьми себе половину и съешь с гренком.

Одра не позволила ему поделить яйцо.

– Спасибо, но я не хочу есть. Пожалуйста, съешь его сам, Винсент, тебе еще много часов не удастся поесть. Ты говорил, что военные поезда идут медленно и неизвестно, когда вернешься в Халл.

– Что правда, то правда, – сказал Винсент и с неохотой съел яичницу, думая о том, что лучше бы Одра оставила яйцо Кристине, если уж не хотела съесть сама.

За завтраком они говорили мало. Оба сознавали, что он возвращается на фронт, и им не дано знать, когда приведется увидеться снова. Может быть, пройдут месяцы, а может быть, даже годы. Когда часы пробили шесть, Винсент встал:

– Мне пора. Поезд отходит в семь.